Рок, туше и белая ворона (СИ)

В его глазах, что-то скользнуло, но он отвернулся и устремил взгляд перед собой. Я задумалась над звучанием, так поразительно отличным от того, что я слышала прежде. Оно было словно легче. Как-то незаметно от себя, стала анализировать своё окружение. Посмотрела на Сашку. Молчалив, спокоен, бесспорно умён, но никогда не рисуется. Эдакий скрытый гений со светло пшеничными волосами, почти по плечи, хотя ему идёт. Прошлась взглядом по драммеру. Ярэка, я не знаю, но кажется вижу его не впервые. Он как оказалось обладатель довольно необычного цвета глаз. Тёмные глаза имеют немного фиолетовый оттенок. У людей такой встречается крайне редко. Но сказать, что либо о его личности, невозможно, он почти ничего не говорит, может быть кстати из-за акцента, но он вполне уместный, даже интересный. Свою роль как ударник, он конечно выполняет сполна, возможно характером он ближе к Мише, но я не уверенна.

Когда мои струны сорвались, громче, обыгрывая финальный фрагмент, я выбила последние удары, руки застыли над струнами, они дрожали, а скрипка проливала кульминацию. Я замерла, ожидая выговор. Гордеев, казалось окаменел, но я даже сама не поняла, как его гитара оказалась переброшена на ремне, за его широкой спиной, и он спрыгнув со сцены, ушёл к бару. Так, что я наделала? Я посмотрела на Солу, та лишь пожала плечами. Я спрыгнула со сцены, и пошла за Гордеевым, игнорируя лёгкую тянущую боль в лодыжке.

― Раф? ― протянула я настороженно, не спеша лавируя мимо столиков, ― Клянусь, я не со зла, просто…

― Нет, мне нравится. ― перебил он, что-то зачеркав на нотных листах, ― Нравится… очень.

Он завис, только глаза беспорядочно бегали по листу. Резко опомнившись, он отложил листы, и забрал бутылку с бара.

Я была в шоке.

― Шутишь?

― Так серьезен, как сейчас я бываю редко.

Да уж, такие как он, вообще одна большая редкость. Талант в притягательном обличии. Кроме шуток, он буквально излучает этот опасный шарм, при этом является редкостным козлом. Уникум, что тут скажешь. Этот композитор, злой как чёрт, но я подозреваю у него свои причины на это. Впрочем если его не травить, он вполне себе ничего. Может с ним и можно ужиться в мире.

― Ладно, и когда я услышу твой голос?

А вообще, на вряд ли конечно.

― Ты уже его слышишь. ― сказала я, подчёркнуто саркастично. Он снял гитару. Отложила свой Гибсон на стойку рядом с его Фендером.

― Да, я в жизни не поверю, что ты не умеешь петь. ― заявил Гордеев, слишком резко, заставляя меня содрогнуться.

― Почему это?

― Потому что. Неважно. Так в чём сложность?

Посмотрела на некоторых заносчивых.

― В том что я не пою, надо полагать.

― Не пою и не умею, это разные вещи.

― Так или иначе: нет.

Сощурился, подозрительно на меня смотря.

― Бесишь.

― Стараюсь.

Подумав пару мгновений, Раф утянул меня за руку в сторону сцены.

― Пошли.

Не замечая моих возражений, он утащил меня за руку к Саше у синтезатора. Он что не видит, что я против? А я чертовски против между прочим!

― Так, спокойно. ― выставил он ладонь, но руку не отпустил, ― В этом нет ничего страшного.

О, правда? В самом деле? Я хотела сбежать в домик на дереве. Прямо чёрт побери сейчас! Я бы полжизни сейчас отдала, за один только телепортатор. Чтобы, раз ― и нет меня здесь.

― Что ты помнишь? ― спросил Раф. Мне стоило помнить, какой он бескомпромиссный, подавляющий и жестокий. Всегда. Я напрасно забыла об этом.

Не дождавшись от меня ответа, он посмотрел на Солу. Голову поработил неприятный вязкий шум. Я зажмурилась. Мне отчаянно хотелось переключиться. Или отключится вовсе. До меня ещё доносились звуки и голоса. Меня это не волновало. Сквозь завесу, я различила голос Солы и Миши по моему. Меня разрывало от желания уйти, и желания сорваться. Я застряла. Не могла даже пошевелиться, чувствуя всё, словно со стороны, словно не со мной. Превосходно…

Медленно, меня повело под надёжные тени своей параллельной вселенной, заперев часть меня, где-то на окраинах сознания. Минута. Две. Тысяча. Ничего не вязалось в голове. И без того хрупкое равновесие испарилось совсем. Музыка. Она зазвучала очень внезапно, очень пугающе. Я могла отчётливо слышать своё запинающееся в разгоне, сердце. Фальшь, отчетливо проскользнула в мелодии. И ещё раз. Спустя пару грубых ругательств, и фальшивых нот, медленная односложная мелодия стала ровнее, точнее, и я сообразила. Во первых: играет уж точно не Саша. Во вторых: это композиция Say Something, в исполнении A Great Big World. И в третьих: мистер-совершенство-Гордеев ужасно играет на клавишах. Это повеселило. И это успокаивало. Я перестала дышать. Сознание ослабило свой плен и я сделала ровный вдох.

Ладно, его голос может сгладить что угодно, даже фальшивую игру. Открыла глаза, попадая чётко на дно синих сапфиров. Боль ― всё что отражалось в тёмно-синих глазах. Её не стало, как по щелчку, внезапно сменяясь весельем и на его губах нарисовалась мягкая улыбка. Вымученная. Он перевёл внимание на Сашкины ноты перед собой. Опустила взгляд на его руки, не спеша обходя инструмент. Сомневаюсь, что это то, что он может делать. И фальшивит он от части потому, что руки подрагивают в болезненной судороге. Внезапно почувствовала вину. И я даже не собираюсь пытаться, понять причину. Посмотрев на пульт синтезатора, на партию нот, пробежала глазами, уловила момент, и положила пальцы на клавиши в удачном аккорде.

Это было… тихо. Настолько тихо и странно, что меня напугал мой собственный голос.

― Так-то лучше. ― усмехнулся Раф, ― А то не могу, не буду… Я вот например играть на этой хреновине не могу, но играю ведь? Громче, Смолова, я едва тебя слышу. ― потребовал он, снова попадая мимо нот, и глухо невнятно ругаясь на сей счёт. Его и без того натянутая улыбка дрогнула и почему-то, это пробило во мне дыру. Я хотела стереть эту боль, но я не знаю, как…

Ухватившись за тончайшую нить не пойми, чего, удержала эмоциональное равновесие зависшее где-то между нервным весельем и убийственной паникой. Я еле смогла оторвать глаза от своих рук, перебирающие клавиши, чтобы прочесть текст в партии. Мои руки… дерьмо, я кажется не чувствую своих рук.

Я отняла руки от клавиш. Растерянная и сбитая с толку, посмотрела на Рафаэля. Он был в откровенном ступоре, смотря не пойми куда. Только сейчас заметила, что ребята замерли, у бара, лишь метая между нами взгляд. Миша подцепил свою и мою гитару со стойки. Саша, гитару Рафа, и направились к нам. Раф тем временем вышел из ступора, отходя от синтезатора и достал сложенный лист с карандашом, из заднего кармана джинсов. Я забрала гитару у Миши, в совершённой сомнамбуле, не представляя даже что ощущаю. Что-то зачеркав, на листе, подчёркивая и исправляя, Раф, медленно подошел к микрофону. Закончив, он прошёлся взглядом по бумаге, и отдал мне лист.

― Подчёркнутое ― твоё. ― только и пояснил он. Раф, забрал свою гитару у Сашки, и подцепил из дальнего края сцены, вторую стойку с микрофоном. Нервы взорвались внутри меня.

Что прямо сейчас, что ли?