Клянусь, что исполню...

В феврале и марте она много работала. В апреле она поехала в Англию на пятидесятилетие Эдварда Томаса, а потом проводила Джимми до Бостона, где они провели вместе пять прекрасных дней. Джим хотел, чтобы Оливия остановилась у него, но она предпочла отель «Бостон Харбор». Ведь Джимми давно забыл то, что произошло в его квартире в 1989 году. Отчего же она так часто вспоминает об этом?

Она прилетела в Брюссель 22 апреля, взяла свою машину, оставленную на стоянке в аэропорту, и поехала домой на улицу Эрнста Алларда.

Как только она вошла в квартиру, в лицо ей дунул холодный сквозняк, и Оливия в недоумении остановилась. С минуту она настороженно прислушивалась и, ничего не услышав, медленно закрыла входную дверь.

– Эй! – позвала она хриплым от волнения голосом, не зная толком, что она будет делать, если услышит ответ.

Никто не отозвался.

Но по квартире действительно гулял сквозняк. Значит, где-то было открыто окно. Оливия твердо помнила, что перед отъездом проверила все окна и двери. Она могла быть небрежной, импульсивной, иногда безответственной, но, когда речь шла о том, чтобы надежно защитить дом перед отъездом за границу, эти качества уступали место собранности и методичности.

– Черт, – тихонько выругалась она.

Самым правильным и разумным в подобной ситуации было бы обратиться за помощью к соседям, но с людьми, которые жили справа и слева от нее, она была незнакома – они только обменивались кивками при встрече, – а в верхней квартире сейчас никто не жил.

Новый порыв ветра растрепал ее короткие волосы. Воздух шел со стороны кухни и сада. «Дверь в сад», – похолодев, подумала Оливия.

Она сделала несколько шагов. Дверь в гостиную была закрыта. Набрав в грудь побольше воздуха, она рывком распахнула ее.

– О черт! – повторила она.

В комнате все было перевернуто кверху дном. Лампы, столы и стулья лежали на полу, как жертвы несчастного случая. Книги – некоторые с оторванными переплетами – валялись повсюду. Ее замечательный викторианский письменный стол лежал на боку, пустые ящики она увидела в нескольких футах от него. Их содержимое было разбросано по ковру. Все дверцы комода были распахнуты, полки вынуты, а стоявшие на них безделушки превратились в черепки. «И все же, – подумала Оливия, оглядываясь по сторонам, – могло быть хуже. Они могли поработать топором или облить все кругом мочой, а они не сделали ни того ни другого».

– Сплошной хаос, – говорила она Бернару по телефону три часа спустя. – Я считаю, что это произошло примерно неделю назад. Они проникли в дом через садовую дверь, и ковер сильно намок, а всю последнюю неделю погода стояла сухая.

– А как ты? Ты в порядке? – В голосе Бернара звучала тревога. – Жаль, что ты не позвонила мне сразу.

– Ты же ничего не мог сделать, Бернар. Со мной все в порядке, – ответила Оливия. – Я в ярости, но не в отчаянии. Я думаю, это цена, которую в наше время приходится платить за жизнь в городе.

– Может быть, тебе переехать?

– Например, к тебе? – Оливия улыбнулась.

– А что, неплохая мысль, – непринужденно отозвался Бернар.

– Я думаю, для начала я поставлю замки понадежнее.

– Ну что ж. – Он постарался скрыть разочарование. – По крайней мере, я могу приехать тебе помочь.

– Пока не стоит. Полиции нужно, чтобы я написала список пропавших вещей, мне будут звонить из страховой компании, а потом придут стекольщики и слесарь. У меня не будет ни одной свободной минуты.

– Ты уже выяснила, что они взяли?

– Во-первых, серебряный чайничек. Помнишь его?

– Он нас познакомил, – с теплотой произнес Бернар. – Как я могу его забыть?

– Мою серебряную менору. – Она немного помолчала. – И мамину нефритовую лошадь.

– Эпохи Минь? Как жалко, Оливия. Я знаю, что ты ее очень любила.

В первый раз после того, как Оливия открыла дверь в квартиру, она почувствовала, что на глазах выступают злые, жгучие слезы.

– Мама никогда не обращала особого внимания на вещи, но эту лошадь она действительно любила. Она часто гладила ее кончиками пальцев и говорила, что ощущает связь с прошлым.

– Мне очень хорошо знакомо это чувство.

– Наверное.

С минуту он молчал, потом нерешительно произнес:

– Ты не думаешь, что тебе будет страшно ночью, дорогая?

– Не думаю. Но если будет, можно я тебе позвоню?

– В любое время. В любое. Оливия, ты же знаешь, ты всегда можешь на меня положиться.

– Я знаю, – сказала Оливия.

Оливии казалось, что убрать все это невозможно. Воры повытаскивали каждый ящик каждого стола, шкафа и гардероба. Ее три личные картотеки были разбросаны по всей квартире. Не пощадили даже холодильник. Один из полицейских сказал Оливии, что грабители скорее всего искали наличные.

– В холодильнике? – Оливия удивленно подняла брови.

– Вы даже не представляете, – ответил полицейский, – где некоторые люди прячут деньги.

– Хотя во многих случаях, – вставил второй полицейский, – взломщики просто получают удовольствие от разгрома.

– Я тоже люблю беспорядок, – сухо заметила Оливия, – но предпочитаю устраивать его сама и в собственной квартире.

А три дня спустя ограбили офис Оливии на площади Гран-Саблон. Здесь у грабителей были, очевидно, другие цели – исчезли компьютер, фотокопировальный аппарат и факс. Наибольший гнев Оливии вызывал беспорядок, который они оставили после себя, а также необходимость извиняться перед клиентами и переделывать на новой технике уже проделанную работу. Но, как сказала Оливия Бернару, это, по крайней мере, был офис, а не то место, где ты спишь, ешь и занимаешься любовью.

– Это просто какая-то эпидемия, – говорил Джим по телефону несколько дней спустя. – На днях мою квартиру тоже ограбили. Мою и три соседние.

– Много унесли? – поинтересовалась Оливия.

– Как обычно – видеомагнитофон, телевизор, стереосистему. Ни одной веши, которой бы мне было по-настоящему жалко. Я думаю, они просто не знали моих вкусов. Между прочим, месяц назад ограбили дом Питера и Кэри. Они, я полагаю, пострадали гораздо больше.

– Кто тебе об этом сказал? Майкл?

– Сама Кэри. – По голосу Джима было ясно, что он улыбается. – На прошлой неделе я встретился с ней на приеме, и она была со мной очень вежлива. Почти мила. – Немного помолчав, он добавил: – Наверное, правду говорят, что время исцеляет раны.

– Может, все дело просто в том, что у нее теперь есть иные раны, чтобы посыпать их солью.

Некоторое время назад Джим говорил Оливии, что союз Кэри со вторым Ариасом трещит по всем швам, но Майкл, будучи католиком, недвусмысленно дал понять Питеру, что он не потерпит еще одного развода в семье.

– Есть еще какие-нибудь перемены на этом фронте?

– Может, и есть, но мне о них ничего не известно.

– Они все еще живут вместе?

– Время от времени.

Оливия почувствовала, что Джиму неприятна эта тема.

– Джимми, скажи честно, ты все еще влюблен в Кэри?

Джим засмеялся:

– Нисколько. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты чувствуешь себя виноватым, даже просто говоря о ней. Я же слышу. И знаю, что это не из-за того, что ты плохо относишься к Питеру.

– Нет, не из-за того. Но из моего брака ничего не вышло. Разве я должен желать, чтобы их брак тоже развалился?

– Господи, Джим, – вздохнула Оливия, – если бы я была на твоем месте, я бы прыгала от радости. Они оба заслуживают того, чтобы быть несчастными. Они заслуживают друг друга.

– Не могу с тобой не согласиться, – отозвался Джим.

– Это уже кое-что, – с удовлетворением отметила Оливия.

Две недели спустя, в воскресенье вечером, Оливия решила остаться дома, чтобы заняться наведением порядка. В эти две недели у нее было так много работы, что на уборку не хватало времени. В любимом доме еще оставались следы вторжения.

Картотека. Боже, как она ненавидела заниматься картотекой. Она сделала все, что могла, чтобы оттянуть время, даже почистила кошачий туалет. На следующий день после ограбления Бернар принес ей маленькую Клео, чудесного котенка черепахового окраса.