Возлюбленная Немезида

— Я не бросал тебя. Извини, если ты так это поняла.

Флоренс, заново переживавшая печальные события прошлого и оттого смотревшая куда-то в себя, а не на Джекоба, при этих словах взглянула на него пристальнее. Ее поразил и тон, каким они были произнесены, и содержание.

— Разумеется, ты меня не бросал. Чтобы бросить, сначала нужно завязать отношения, — заметила она, потрясенная затравленным выражением его побледневшего лица. За последние несколько дней Джекоб продемонстрировал ей весь комплекс чувств, и, хотя Флоренс стремилась верить в его искренность, ее каждый раз одолевали сомнения: казалось, она видит только то, что он желает ей показать. Но сейчас она могла бы жизнью поклясться, что он переживает по-настоящему, не играет. — В тот вечер мы оба совершили большую глупость и подлость. Предали человека, который был нам обоим дорог…

Джекоб закрыл лицо рукой, словно пытался скрыть от нее свои чувства.

Опять за столом воцарилось молчание — агонизирующая пустая тишина. Флоренс хотелось вскочить, опрокинуть стол, за которым они сидели, визжать на него, орать — только бы он не молчал! Но Джекоб по-прежнему прятал глаза за ладонью, не прикрывавшей, однако, нижней части его лица с напряженной складкой красивых выразительных губ.

— Неужели ты до сих пор ничего не поняла, Фло? — наконец заговорил он, отнимая ладонь от лица и буквально прожигая ее своим напряженным взглядом. — Тогда ты была девочка… совсем юная… мы все такие были… Но теперь ты — взрослая женщина, умная, чуткая, проницательная… — Он замолчал и судорожно вздохнул, будто пытался отдышаться после долгого бега. — Я вел себя как последняя свинья. Полный идиот… Но теперь-то с высоты прожитых лет ты со своей профессиональной интуицией, наверное, должна понимать, почему я был… таким шизой!

Флоренс рассмеялась. Не смогла удержаться. Нервы сдали, да еще это дурацкое словцо — "шиза". Придумал же… Она начинала понимать, и, если понимала верно — а, видимо, так оно и было, — оставалось только оплакивать потерянные годы, упущенное счастье и свою самую тяжелую утрату, которую она хранила в строжайшем секрете. Это откровение отдалось в душе нестерпимой болью.

— Нет, не понимаю, — тихо промолвила она и, схватив вилку, стала бессмысленно тыкать ею в салат на краю тарелки, потому что есть не хотелось — кусок не лез в горло. Нет ничего более ужасного, когда тебя неожиданно заставляют посмотреть в глаза правде, о которой ты всегда подозревала. Не один Джекоб оказался шизой.

— Понимаешь, — возразил Джекоб, забирая вилку у нее из руки и кладя рядом с тарелкой. — Понимаешь.

— Что понимаю? — Она отказывалась смотреть на него, но, ощутив его пальцы на своем пылающем лице, подняла глаза.

— Чем было вызвано мое отвратительное поведение… Почему я пытался поссорить тебя с Дэвидом… Почему соблазнил тебя в тот вечер, зная, что предаю друга и тебя заставляю предавать его…

Его глаза блестели, кожа приобрела восковой оттенок. Такое впечатление, будто он в шоке, думала Флоренс, раздираемая чувством вины и желанием обнять его, прижать к своей груди и утешить.

— Я делал это, — продолжал Джекоб, будто она попросила дать ответ, — потому что хотел, чтобы ты была моей, Фло… — Его ладонь, лежавшая на ее лице, шевельнулась, пальцы чуть согнулись, погладив нежную кожу. — Но я был слишком молод, глуп и не понимал, что существуют более порядочные, более честные способы завоевать тебя. Ты даже не представляешь, как глубоко я сожалею, что заставил всех страдать. Этого я желал меньше всего. Я обожал тебя, а Дэвид был моим лучшим другом… И что же я сделал? Причинил вам боль. — Флоренс на долю секунды показалось, что он вот-вот заплачет, но это жуткое впечатление моментально улетучилось. — Я преступно обошелся с вами. Лучше бы я погиб вместо Дэвида!

Было время, когда Флоренс так страстно желала подобного исхода, что сейчас восклицание Джекоба обрушилось на нее, как удар, повергая в шок. Грудь сдавило, но не оттого, что она по-прежнему жалела, что Джекоб не оказался тогда на месте своего друга. Нет, ее потрясло то, что она при этом испытала чудовищное облегчение. Мысль о возможной гибели Джекоба отозвалась во всем существе такой душераздирающей мукой, которой она и близко не испытывала, когда потеряла Дэвида. Та рана со временем зарубцевалась, но от этой боли она не избавилась бы никогда. Флоренс чувствовала себя виноватой перед Дэвидом, но отвернуться от правды не могла.

— Не говори так… Это случилось, и все, — промолвила Флоренс, не в состоянии выразить свои чувства. А нужно ли? Любое ее признание может оставить впечатление, будто она рада смерти Дэвида. — Ты же не желал этого.

— Нет, — бесцветным голосом ответил он, отнимая руку от ее лица. — Не желал.

Значит, не одна она терзается виной, осознала Флоренс. Джекоб понимает, что ему за многое нужно отвечать. Прошлое по-прежнему стоит между ними; может быть, будет стоять всегда. Ведь если задуматься, все значимые заявления Джекоб делал в прошедшем времени.

Хотел. Обожал. Пришел в ужас. Это все в прошлом. А что сейчас? О своих нынешних чувствах к ней он не обмолвился ни словом. У Флоренс проснулся инстинкт самосохранения. Пора положить конец опасному разговору. Однажды он уже разбил ей сердце; допустить это вторично — сущее безумие. Независимо от его истинных намерений.

— Что теперь будем делать? — спросил Джекоб, выводя ее из раздумий.

Взглянув на него, Флоренс увидела, что он рассматривает ладонь, которой только что касался ее лица. Словно ощутив на себе ее взгляд, он поднял глаза — спокойные и настороженные, без прежнего обжигающего блеска.

Флоренс почувствовала себя опустошенной. Казалось, она утратила нечто очень дорогое, названия которому она не знала. Даже солнце вдруг как-то потускнело.

Она совсем было пала духом, но тут вновь заявил о себе инстинкт самосохранения. Не поддавайся унынию, Фло, приказала она себе. Ситуация сейчас не хуже, чем была, и плаксивостью она ничего не выиграет. Надо радоваться тому, что есть; в принципе, все не так уж и плохо. Они отдыхают от работы в изумительнейшем краю, и погода — по крайней мере, в настоящий момент — замечательная.

— Отдыхать, — сказала Флоренс и улыбнулась ему. Она надеялась, что улыбка получилась не фальшивой.

Джекоб улыбнулся ей в ответ — весело и искренне. А чему тут удивляться? Актер есть актер, тем более такой профессионал.

— Хорошая мысль. — Он приподнял бокал. — За чудесный отдых в деревне!

Они чокнулись, и у Флоренс чуть полегчало на душе. Они снова принялись за еду, беседуя о несущественных и прозаических вещах. Оба старательно избегали упоминания о прошлом и всего, что с ним связано.

После обеда они пошли в магазин.

— Это вы — молодая пара из коттеджа Марвуд-Крэг? — приветливо поинтересовалась стоявшая за прилавком женщина с худым лицом. В ее чертах прослеживалось сходство со старушкой с фермы, но, в отличие от той, продавщица не выказывала подозрительности, будто уже знала, кто они такие, и спрашивала просто для подтверждения своего предположения.

— Да, это мы, — ответила Флоренс. Она поставила сумку на прилавок и протянула женщине руку. — Меня зовут Флоренс Тревельян… — Они обменялись рукопожатием. — А это…

— Джекоб Тревельян, — представился Джекоб, выступая вперед и тоже протягивая женщине руку. — Очень рад познакомиться. — Флоренс на мгновение показалось, что он сейчас поцелует женщине руку, но Джекоб ограничился обворожительной улыбкой и взглядом, как бы говорившим, что он с удовольствием приложился бы к ручке своей новой знакомой, но воздерживается из уважения к Флоренс.

— Я тоже очень рада познакомиться с вами, господин Тревельян, — ответила расчувствовавшаяся пожилая селянка, краснея, словно школьница, под откровенно чарующим взглядом столь обаятельного мужчины. — Я вас по телевизору видела. Ведь это были вы? В том фильме про шпионов…

Флоренс вспомнила, что недавно по телевидению показывали экранизацию одного популярного романа, где Джекоб сыграл небольшую, но яркую роль — исключительно зловредного типа, которого он изобразил с потрясающей достоверностью. Флоренс с улыбкой наблюдала, как Джекоб с раздражающе подкупающей скромностью болтает со своей новой пылкой поклонницей.