Кошка души моей

– Надеюсь, ты не станешь упоминать о Мэте?

– Зачем? Это не принесет ей счастья. Счастье! После ухода Стива Пат почти физически чувствовала на губах это странное слово. Неужели счастье – это жизнь день изо дня рядом с человеком, пусть все понимающим, но – не любящим?! Она горько рассмеялась. На самом деле она должна была сделать этот шаг первой. Первой и уже давно – сразу же, как только поняла, что стала самостоятельной и внешне, и внутренне.

И за эту слабость, за этот не совершенный вовремя шаг, теперь ей предстоит не только малоприятная процедура развода, но и – как бы там ни было – ощущение оставляемой. Боже, какая пошлость! Пат невольно выпрямилась: все-таки, поставив себя в те или иные несвободные отношения с мужчиной, пусть даже самым прекрасным, неизбежно скатываешься в это болото. Значит – больше никаких разговоров со Стивом на эту тему. Если она не хочет потерять его еще и как друга.

Пат немедленно связалась со своим адвокатом, а потом и с адвокатом Стива, попросив обоих действовать по возможности без огласки.

– Вы понимаете, мистер Бакли, что хотя это может принести немало популярности нам обоим, мы все-таки всегда ценили подлинное уважение и любовь нашей аудитории – а именно эти чувства и пострадают больше всего, если процесс будет раздут. Я заранее согласна на все требования мистера Шерфорда, как, полагаю, и он на мои. Прошу звонить нам только домой. Расходы мы несем пополам – это единственное мое условие, согласие на которое вырывайте у мистера Шерфорда любыми путями. Благодарю вас.

На студии Пат, как ни в чем не бывало, провела два эфира. Она неожиданно почувствовала себя в ударе, как никогда, – после съемки к ней даже подошел нынешний режиссер «Шапки» Ловендусски, тиран и волшебник, и, восхищенно присвистнув, признался:

– Сегодня вы достигли именно той раскованности, какой я жду от вас уже пару лет!

Пат хмыкнула в ответ, но вынуждена была признать, что Ловендусски прав: у нее было ощущение, будто она сбросила с себя какой-то не столько тяжелый, сколько неизбежный груз и только теперь действительно начинает жить. Удивительно, почему столько женщин рвутся низложить на себя этот, порой еще во сто крат более тяжелый, чем у нее, груз? Бедная Жаклин! Надо будет ободрить ее, ведь малышка, вероятно, считает себя виноватой перед ней. И Пат решительно набрала номер ее маленькой студии за дальним краем Парка Кадвалэйдер, чтобы сказать француженке, что относится к ней по-прежнему.

Там никто не брал трубку. И, улыбаясь, как и взрослый человек улыбается глупым, но милым проказам ребенка, Пат позвонила на «гоубятню».

Телефонный звонок оторвал Стивена Шерфорда от женского лица, в которое он впервые смотрелся, как в зеркало.

Благодаря хорошо оплаченным стараниям адвокатов, а также тому влиянию, которое имел Стив не только в области телебизнеса, процесс «Шерфорд против Шерфорд» прошел на удивление тихо и малозаметно: в зале присутствовало никак не больше тридцати – тридцати пяти человек.

На последнем заседании Пат появилась в скромном английском костюме из серого бархата и в маленькой шляпке с плотной вуалью, закрывавшей ее бледное, но решительное лицо. Но, несмотря на эту бледность и волнение, каждый жест Патриции был настолько отточен, каждое движение – настолько изящно и выверено, а слова – настолько продуманы, что даже Стив со своей природной вальяжной элегантностью показался рядом с ней плебеем.

Дом на Боу-Хилл с новопостроенным флигелем оставался за миссис Шерфорд, теперь мисс Фоулбарт, но она обязывалась выплатить мистеру Шерфорду треть его стоимости.

– О, Ла Беллиот нашла себе достойную продолжательницу, – хмыкнул Стив под недовольные взгляды судьи, а Пат понимающе улыбнулась. Из зала заседаний они вышли под руку.

– Ну, мы, разумеется, идем отмечать такое событие, вероятно, первое и последнее в нашей жизни, правда, мисс Фоулбарт?

– Иного решения и быть не может, мистер Шерфорд. – Пат с трудом сдерживала смех. И они бегом помчались к машине.

В греческом ресторане «Посейдон» они заказали креветки во всех каких только можно видах и, усевшись через стол, впервые за полторы недели процесса открыто посмотрели друг другу в лицо.

– Ты молодчина, Пат. Где ты научилась так держаться?

– Твоими стараниями, Стиви. Но, если честно, мне просто было интересно сыграть этакую светскую даму из прошлого столетия. И все вышло отлично. Подожди, это еще не все, у меня для тебя небольшой сюрприз. – И Пат медленно сняла с головы шляпку с вуалеткой. Стив только и мог, что восхищенно присвистнуть, несмотря на присутствие рядом важного и усатого греческого метрдотеля.

Пат в очередной раз остригла свои ласковые каштановые волосы, но на сей раз она сделала не просто короткую стрижку, а оставила длину волос всего лишь сантиметр-два, так, что они одевали ее прекрасно вылепленную головку плотным и гладким шлемом. Во всей красе показалась круглая нежная шея, подбородок стал изящней и тверже.

– Да, не зря я рискнул на тебе жениться и вложить столько труда в твое созидание, – Стив говорил совершенно искренне. – Даже жалко, что теперь ты достанешься кому-то другому.

– Нет, мой добрый Пигмалион, вряд ли это произойдет когда-нибудь. Ведь ты не только слепил меня внешне, ты сделал гораздо большее: ты открыл мне мой внутренний мир… Вернее, помог открыть, – поправилась любящая точность во всем Пат. – А кроме того, после этих лет с тобой я не буду страдать оттого, что чего-то недополучила в семейной жизни. У меня с тобой всего было сполна и… – Пат прищурила глаза, – даже, пожалуй, с избытком. Знаешь, я надеюсь, что в жизнь с Жаклин ты принесешь тот опыт, который дала тебе жизнь со мной – и вам обоим будет от этого проще и легче.

Вместо ответа Стив припал к ее руке долгим поцелуем, в котором выразилось все его уважение к теперь уже бывшей жене, весь восторг и вся благодарность. Они немного помолчали.

– Встретимся здесь же, через месяц. – Стив посмотрел на часы. – Сегодня семнадцатое июля, пятнадцать сорок. Значит, именно в этот час и день августа я жду тебя в «Посейдоне». Мы с Жаклин сегодня вечером вылетаем в Дублин. Я хочу показать ей свою прародину, пока она еще может лазить по ирландским холмам.

– Малыш? – понимающе кивнула Пат.

Стив вспыхнул, как мальчишка. Быстрая боль кольнула сердце Пат, но она тут же справилась с собой: ведь в сущности она была рада – не могла не быть рада оттого, что этот мужчина, который видел так мало простого семейного счастья с нею, наконец обретает его, пусть и с другой женщиной…

– А ты, Патти?

– Не знаю. Возможно, просто немного отдохну, то есть сяду за большую статью об американском гендере – тема, сам знаешь, совсем нераспаханная, а проблем слишком много. Есть ли он на самом деле, американский гендер?

Но Стив уже расплачивался с официантом, торопясь в отель «Стирлинг», где они жили с Жаклин все время бракоразводного процесса.

А Пат еще посидела за опустевшим столиком, покуривая сигареты и рассматривая шумные греческие семьи, приходившие сюда, как к себе домой, с оравами повсюду лезущих ребятишек.

Несколько дней она отсыпалась, но затем ее деятельная натура взяла верх, и Пат задумала переоборудовать помещения дома под свою новую жизнь. Во-первых, можно сделать больше гостевых комнат, во-вторых, огромную столовую на втором этаже можно превратить в некое подобие зала заседаний, когда народу собирается слишком много для кабинета… В-третьих, из «голубятни» она сделает феерической красоты будуар.

И работа закипела. Пат доставляло физическое удовольствие видеть, как, послушные ее вкусу и воле, преображаются комнаты и предметы в них начинают тоже жить иной, теперь уже только ее жизнью. «А все-таки приятно чувствовать себя демиургом не только в области мысли, но и в мире чисто материальных вещей», – не раз думала она, и эта мысль давала новые и новые толчки и фантазии и ее исполнению.

Через неделю Пат добралась до своего кабинета. Из чисто функционального помещения ей захотелось сделать нечто, более соответствующее ее наклонностям и пристрастиям. А для этого нужно было сменить часть мебели и непременно сделать деревянные стены. Пат с жаром принялась освобождать ящики своего письменного стола, и к ее ногам белой метелью полетели проекты, черновики сценариев, старые монтажные листы и прочие отжившие свое бумаги. И вдруг среди этих мертвых невесомых созданий что-то упало на пол с глухим и тревожным стуком. Пат наклонилась, и в ее руках оказалась толстая пачка плотных голландских конвертов. Она почувствовала, как потершаяся на сгибах бумага жжет ей руки.