Утраченный и обретенный (ЛП)

Потому что эти пальцы могли принадлежать только одному человеку. И то, что я чувствовал их на своей коже, означало только одно.

Наконец-то я оказался там, где хотел быть уже очень давно.

Голый в постели с Зендером.

Ладно, пусть постель было преувеличением, но спальный мешок в этом случае казался даже еще лучше. Хоть земля под нами и была чертовски твердой, делить вдвоем один спальный мешок значило, что мы вынуждены тесно прижиматься друг к другу. Мне хотелось верить, что я лежу на его груди, а моя ладонь покоится в области его сердца потому, что он желал этого, но я не собирался обманываться пустыми надеждами, которые в конце концов принесли бы только боль и разочарование, когда реальность снова безжалостно вторгнется в случайную идиллию.

— Где мы? — спросил я.

— Все еще у реки. Нужно дождаться, пока не минует буря.

Его голос показался странным. Что-то было не так, но если бы меня спросили, что именно, я бы не ответил.

— Ты в порядке, Зендер?

Я не пытался сменить позу, потому что не хотел смотреть на него. Боялся, что увижу в его глазах то, чего видеть совершенно не желал.

— Нет, Беннет, — ответил он тихо. — Я не в порядке.

Его пальцы продолжали поглаживающе скользить по моей спине, так что я просто лежал не двигаясь, оставаясь в том же положении. Он казался таким… разбитым. А я боялся поинтересоваться у него в чем дело. Возможно, он злился на меня за то, что я сделал, но я не стану извиняться за это. Ни за что и никогда я не стал бы просить прощения за то, что пытался уберечь его от опасности.

— Расскажи мне о той ночи.

Я резко напрягся, потому что это было последнее, чего я ожидал. Разумеется, было понятно, о какой ночи идет речь. Но до этой минуты он несколько раз ясно дал понять, что больше не хочет, чтобы мы касались данной темы.

— Ты сказал…

— Теперь я готов это услышать, — он сделал паузу и добавил, — всю историю полностью.

Я понимал, о чем он просит, и хотя осознание того, что Зендер готов выслушать мою точку зрения должно было стать облегчением, мне, напротив, совершенно не хотелось об этом говорить. Несмотря на неуверенность, я знал, что нам нужно оставить все это позади, но этого никогда не произойдет, если мы наконец не столкнемся с нашим прошлым лицом к лицу.

— У меня была тренировка команды в тот день, поэтому я не знал о том, что произошло, пока не вернулся домой. Мама рассказала мне. Я умолял ее отвезти меня в больницу, но она отказалась… сказала, что это будет неприемлемо.

Это слово было и остается одним из самых любимых у моей матери. В ее мире не бывает ничего правильного или неправильного, хорошего или плохого. Все просто либо приемлемо… либо нет.

— Я попытался позвонить в больницу из своей комнаты, но они сказали, что не могут предоставить мне информацию о твоем отце. А когда я попросил позвать тебя к телефону, мне объяснили, что нельзя использовать линию для личных разговоров. Я чувствовал себя таким… беспомощным. Я знал, что ты ждешь меня там.

В глазах защипало и мне едва удалось сдержать скапливающуюся в них влагу, когда Зендер слегка напрягся подо мной, что было своего рода подтверждением моим словам.

Он действительно ждал меня.

— Прости, Зендер, я хотел быть там…

Он ничего не ответил, лишь коснулся губами моих волос. Этот нежный жест был практически моей погибелью, но я взял себя в руки и продолжил дальше.

Я задолжал ему это.

— Когда отец вернулся домой, я сходил с ума от беспокойства. А потом он сказал, что твой отец… что он умер, и я просто не мог в это поверить. Умолял его отпустить меня увидеться с тобой, а когда он отказал, я слетел с катушек и начал орать на него. Кричал, что нужен тебе... Он был просто в бешенстве, — пробормотал я, вспоминая гнев и ярость в глазах своего отца, когда впервые в жизни я нашел в себе мужество противостоять ему.

— Он сделал тебе больно? — пальцы Зендера запутались в моих волосах.

— Нет, — качнул я головой, — просто схватил меня и сказал больше никогда впредь не сметь говорить с ним в таком тоне. А потом напомнил о нашей с ним договоренности.

Зендер застыл, и вдруг перевернул меня на спину, нависнув надо мной.

— Какой договоренности?

Я даже не понял, что начал жевать нижнюю губу, пока его большой палец не коснулся ее, высвобождая нежную плоть из-под кромки зубов, а затем погладил место укуса подушечкой пальца. Необходимость чем-то занять собственные руки заставила меня ухватиться за его плечо. Пальцы машинально начали поглаживать рельефные мышцы Зендера, и я мгновенно почувствовал, как расслабляюсь.

— Незадолго до начала нового учебного года у нас с отцом случился серьезный разговор. Он считал, что мы с тобой слишком сблизились… стали ближе, чем положено просто обычным друзьям. Он хотел, чтобы это прекратилось. Я понимал, о чем он говорит, потому что уже тогда начал испытывать к тебе нечто, что явно выходило за рамки дружбы, — признался я.

— Я тоже, — прошептал он и склонился, чтобы коснуться моих губ своими.

Боль пронзила все тело, напоминая о том, от чего я отказался, потому что был тогда не достаточно храбр, чтобы признать, кем на самом деле являюсь.

— Продолжай, — пробормотал Зендер, поглаживая пальцами мою щеку.

Ощущение тяжести его тела странно поддерживало и давало мне силы.

— Отец сказал, если я не выставлю между нами дистанцию, он заставит школу отозвать твою стипендию, а твоего отца уволит. И тогда вам придется переехать из Гринвича.

В глазах Зендера вспыхнул гнев, хотя его прикосновение по-прежнему оставалось нежным.

— Я не мог тебя потерять. Просто не мог. Так что я сделал то, что он сказал. В тот день в школе… в наш первый день… — начал я, но голос подвел меня, и я замолчал.

Зендер прижался своим лбом к моему.

— Я понял, детка, — мягко произнес он. — Все хорошо.

Я покачал головой.

— Нет. Я видел твое лицо. И знал, что ты подумал.

Прежде чем он смог отрицать это, чтобы попытаться пощадить мои чувства, я поспешно продолжил.

— В ночь, когда умер твой отец, мой сказал мне, что вечеринка у бассейна для парней из команды все равно состоится, как и планировалось ранее, и что если я попытаюсь сбежать, чтобы увидеться с тобой, он проследит за тем, чтобы тебя лишили стипендии. Но если я сделаю все, как он скажет, то вам с тетей будет позволено жить в коттедже смотрителя и дальше, бесплатно, пока ты не закончишь школу, — я покачал головой. — И я подумал, что потерять тебя на одну ночь лучше, чем потерять навсегда, Зендер, — прохрипел я.

— Бенни…

— Нет, дай мне закончить, пожалуйста, — произнес я, сглотнув непрошеные слезы. — Я был как зомби, когда ребята начали собираться. Даже не плавал с ними… просто сидел на одном из шезлонгов во дворе все время, наблюдая, как они резвятся в моем бассейне, едят мою еду… и все казалось таким чертовски нормальным. Но внутри меня просто рвало в клочья. Я едва сдерживался, чтобы не сказать им всем проваливать на хрен по домам, лишь бы найти тебя. Мне хотелось забраться в твою кровать, обнять тебя и сказать, что все будет хорошо, даже если я знал, что уже не будет.

— Черт, Бенни… — прошептал Зендер. Он вновь лег на бок и притянул меня к себе, прижавшись губами к моему лбу. Я уткнулся в изгиб его шеи, чувствуя сильные руки, что сомкнулись вокруг меня будто стальные тиски.

— Отец пришел и сказал, что ты ждешь у дверей. Сказал, если не выпровожу тебя…

Я не договорил, потому что это было уже не обязательно. Я не мог заставить себя перефразировать те несколько мгновений, когда увидел, как Зендер потянулся ко мне, как слезы блестели на его щеках, а мое имя прозвучало надломленным шепотом. Но то, что я не мог озвучить это, не значит, что я не пережил это заново.

— Боже, Зендер, мне так чертовски жаль… — я вжался в него, благодарный за то, что он больше не отталкивает меня, потому что еще никогда прежде мне не хотелось чувствовать его крепкие объятия настолько сильно и при этом не волноваться, что он меня отпустит. Это было гораздо больше того, что я дал ему пятнадцать лет назад. И я не заслуживал этого, но все равно принимал.