Странные женщины

Лиза ощутила именно это и удивилась: Андрей вовсе не из тех мужчин, какие нравятся ей. В нем нет ничего особенного. Откуда же это?

Проводив ее до дому, он деликатно откланялся.

Лиза стала замечать, что при виде Андрея в ней вспыхивает неконтролируемая радость. Ерунда, думала она. Он приятный человек. Мне приятно его видеть. Мне приятно о нем думать. И все.

Но думала все чаще. И это уже были не просто приятные мысли, в них присутствовали и тревога, и смятение, и растерянность.

И настал вечер, когда она сказала себе, что пора перестать обманывать себя. Она влюбилась. Она влюбилась так, как до этого никогда не влюблялась. Десятки раз игравшая любовь на сцене, испытывавшая нечто похоже в жизни, особенно по отношению к Игорю, она поняла, что все это было не то, что все это бледно и вяло по сравнению с той мукой, с той тоской, которая навалилась на нее, но это были счастливая мука и счастливая тоска.

Ей хотелось поделиться с кем-то — но с кем? Лучшая подруга Люська куда-то исчезла, с людьми театра она утратила связь, на работе со всеми отношения только служебные…

Она подсела к Насте, которая лежала с книгой. (А Игорь был еще на работе.)

— Ты что-то все дома и дома, — сказала Лиза. — Где твои мальчики?

— А ну их на фиг, — спокойно ответила Настя. — Одна морока только. Нет, пока школу не окончу, никаких больше мальчиков. Все они сволочи, — сказала она с подростковым равнодушным трагизмом.

— Ты любишь папу? — спросила Лиза.

— Вовсю, — сказала Настя.

— А меня?

— Вовсю! — повторила Настя дурашливо, стесняясь говорить серьезно об этом.

— Ты ведь понимаешь, что мы уважаем друг друга?

— А что вам еще делать? — странно ответила Настя.

— Но любовь уже не та, что в молодости. Все-таки шестнадцать лет вместе живем.

— Ужас, — сказала Настя. — Я больше двух месяцев ни с кем не могу, а вы шестнадцать лет. Кошмар. Я больше пяти лет ни за кем замужем не буду. Если буду вообще. Ты давай не тяни. Вы разводиться, что ль, собрались? Валяйте, дело обычное. Только чтобы без скандалов. И меня не делите. Я с тобой жить буду до конца школы, а потом поеду в Москву поступать. В театральный какой-нибудь — куда примут.

— Ты актрисой собралась быть?

— А ты не знала?

— Нет… Это слишком серьезно. Актерский труд только на первый взгляд развеселый, а на самом деле…

— Я все знаю, извини! — перебила Настя.

— Хорошо… Нет, мы пока не разводимся. Но, понимаешь, как бы тебе сказать…

— У него женщина завелась?

— Нет.

— У тебя мужчина завелся?

— Да. То есть нет. Я влюбилась.

— Серьезно?

Настя почему-то очень обрадовалась этому обстоятельству. Может, до нее впервые дошло, что мать ее, как и она сама, нормальный человек, умеющий влюбляться и вообще иметь нормальные человеческие чувства.

Лиза тоже засмеялась.

— Но я не знаю, как быть, — сказала она. — Я даже не знаю, он-то меня любит или нет.

— Ерунда! — высказалась Настя. — Ты его любишь — и нет вопросов. Он тебя тоже любит. Или полюбит. Чтобы такую женщину не полюбить! Он слепой или дурак? А как ты его? Ты его просто хочешь, как мужчину, или пожить с ним хочешь?

— Не знаю. Все сразу хочу.

— Тогда — вперед. Выходи замуж, пока молодая еще. Братика мне родишь. От папы ты же не хочешь уже рожать?

— Нет. Извини.

— Какие извинения! — воскликнула Настя. — Я что, не понимаю? Рожать надо только от любимого мужчины! Только от любимых людей получаются хорошие дети, я недавно в газете какой-то прочитала. Ты когда меня рожала, ты папу любила?

— Очень.

— Вот! Поэтому я такая замечательная и получилась! А если сейчас родишь, то получится урод или станет пьяницей, бездельником и наркоманом! Так что даже не думай, выходи замуж и рожай. Но я с отцом останусь тогда, ладно? Потому что отчим — это не для меня.

— Я понимаю. А если отец захочет привести в дом мачеху?

— Не захочет. Он будет ждать, когда ты вернешься. А когда поймет, что ты не вернешься, мне семнадцать или восемнадцать будет и я уже удочки смотаю, я буду уже учиться.

— Ты так уверена, что тебя примут?

— А кого же, если не меня? — возмутилась Настя.

— Значит, ты меня заранее прощаешь?

— За что? Странные люди! Хотят счастливыми стать — и за это прощения просят!

— Ты у меня чудо, — сказала Лиза.

— А ты у меня.

На другой день Лизе нужно было ехать с Андреем в магазин офисных принадлежностей: купить бумагу, дискеты для компьютеров, авторучки и прочую мелочь.

Она выбирала, расплачивалась, а Андрей относил все в машину. Взяв пакет с ручками, карандашами, фломастерами, скрепками и т. п., Лиза споткнулась, все рассыпалось по полу. Андрей стал помогать ей собирать, они были рядом, почти соприкасаясь головами, и Лизе вдруг ясно представилось, что это не магазин, а их с Андреем дом и они, муж и жена, посмеиваясь дружелюбно, с семейной обыденностью делают мелкое, но необходимое общее семейное дело.

— Андрей… — тихо сказала она.

Он застыл. Он словно предчувствовал, что сказано будет что-то не совсем обычное. Вернее, совсем необычное.

— Андрей, я хочу за тебя замуж.

Он промолчал.

Он закончил собирать рассыпанное и пошел к машине.

Когда она тоже села в машину, он сказал ей:

— Учти, каждую субботу я смотрю по телевизору или видео дурацкие боевики со стрельбой и драками и выпиваю четыре бутылки пива.

— Значит, придется купить второй телевизор, — сказала Лиза.

Эпилог

Прошло почти два года.

У Лизы родился сын.

Она была счастлива.

Игорь завел себе подружку, но жениться пока не собирался.

Настя старательно училась и ходила в театральную студию.

Андрей нашел работу по специальности, с не очень большой, но регулярно выдаваемой зарплатой.

Все было хорошо.

Однажды утром она проснулась как-то странно. Тяжело размыкались веки. Тяжело ощущалось собственное тело. Что-то лежало рядом. Она повернула голову и чуть не вскрикнула, увидев незнакомое мужское лицо.

Она отвернулась и закрыла глаза…

Жизнь в розовом цвете

Глава 1

Это контора. Или учреждение. Или фирма. Все равно.

Называется это ЦНИИР-ИУХЗ. Или «Межоблтрансснабсбыт». Или «Буревестник и Ко». Все равно.

Это комната на восемь столов, за которыми сидят восемь женщин. Или двенадцать. Или три. Все равно.

Они занимаются цифрами. Или словами. Или графиками. Или вообще какими-нибудь пробирками. Это все равно.

Главное — какие бы вихри ни проносились над страной, какие бы шквалы ни грохотали, какие бы экономические и политические формы государственного безобразия ни сменяли друг друга, атмосфера здесь остается, в сущности, одинаковой, отношения неизменными, разговоры ведутся, как и всегда, о Жизни, Любви и Смерти (пусть это и принимает форму бесхитростного рассказа о том, что «деверь Мариванны от жены в шестьдесят пять лет ушел» или что «вчера щемило что-то вот здесь, щемило, ужас…»).

Неизменны обеденные и промежуточные чаепития. Неизменно при этом (и не годами, а десятилетиями!) лучшим чаем считается чай «со слоном», лучшим печеньем — овсяное, а лучшим певцом всех времен и народов — Лев Лещенко. И это общее мнение. Бывают, конечно, мнения и особые, единоличные, но в семье не без урода. Давления на отмежевавшихся не оказывается, ибо процветает либерализм под негласным девизом: «каждый по-своему с ума сходит».

Неизменно кто-то с кем-то находится в тайной вражде, а кто-то с кем-то в явном приятельстве. Неизменно о каждой из женщин, вышедшей за дверь, тут же кто-то что-то такое сообщит жарким шепотом, что все переглядываются, покачивая головами. Неизменно заходящему изредка в это мирное царство начальству в глаза оказывается снисходительное уважение, за глаза же начальство считают несомненно придурочным и дармоедствующим.