Прости меня (ЛП)

Зендер утверждал, что он отпросился с работы на завтра, желая дать мне передышку, учитывая сегодняшний день, и что он привезет Джастина завтра, примерно к ужину. Я ненавидела то, что так мало проводила времени с Джастином в последние две недели, но была очень рада, что он много бывал со своим отцом, дядями и тетями.

Я выбралась из кровати и подошла к своему шкафу. На моём лице растянулась улыбка, когда я увидела сердечко, которое сама же вырезала в восьмом классе. Внутри него была надпись ЛБ+ЗФ. Могу поспорить, папа наказал бы меня за это, если бы увидел. Это было одним из моих мини-мятежей в подростковом возрасте.

Я открывала ящики один за другим, чтобы увидеть вещи, которые оставила, уезжая. Половина сердечка от Брэй для меня, с надписью ЛДН, которое я надела на шею, несколько футболок и пара шорт, пара солнечных очков, коробка со скиттлз с первого свидания с Зендером, какая-то старая пара носков и фотоальбом. Я сама себе удивилась, когда увидела его там.

Вытащив его, я вернулась к кровати, села и открыла его на первой странице. Он начинался с фотографии, на которой мне было года три, я держала на руках Риз и улыбалась широчайшей улыбкой. Мои щечки были похожи на бурундука, и я громко захихикала. На следующих фотографиях были мои родные и я, запечатленные на разных мероприятиях, кроме, может быть, парочки раз, обычно никто из нас не обращал внимания на камеру.

Потом появились фотографии, на которых мне было уже лет девять или десять, и тогда я много гуляла с Брэй. На одной из фотографий мы были в бикини и швыряли друг в друга водяные шарики. Я вспомнила, что тот день завершился фингалом под глазом, потому что Брэй начала бегать за мной вокруг дома, я споткнулась и ударилась о решетку для гриля моего папы.

Перевернув следующую страницу, я чуть не заплакала. Я, плача, свернулась у мамы на руках, а папа пытается успокоить нас обеих. Их лица выглядели так, будто им было не все равно, как будто они любят меня. Факт, что они меня заметили... странный. Я не помнила, чтобы видела эту фотографию раньше. Она разбивала мне сердце, но в то же время дарила утешение. Они оба любили меня, даже если большую часть времени этого не показывали.

Перевернув следующую страницу, я не удивилась, увидев, что она пуста. Я добралась до того возраста, когда больше не заботилась о своей семье, потому что не чувствовала их заботы. Это произошло давным-давно, в моей молодости. Я долгое время прожила со своими братьями, но это изменилось, когда они начали обращать внимание на девочек. После этого моя жизнь стала достаточно одинокой, кроме тех моментов, когда рядом были Брэй и Зендер.

Несколько следующих страниц были пусты, и я уже собралась закрыть альбом, когда заметила листок бумаги, выглядывающий с конца. Я пролистала до него и увидела пожелтевшую записку, прикрепленную к альбому, и фотографию, размещенную в последней рамке.

На фотографии были мы с Зендером, катающиеся на велосипеде: мы смотрели друг на друга щенячьим взглядом, по которому было очевидно, что мы до безумия влюблены друг в друга. На листке бумаги маминым почерком было написано "Не жди, пока не стало слишком поздно, чтобы сказать кому-то, что любишь его, и как много он значит для тебя. Потому что когда он уйдет, не будет иметь значения, как сильно ты будешь кричать и плакать, больше тебя не услышат".

Она уже говорила мне это однажды. Я даже не знала, цитата это или это её собственные слова, но я помнила, как она их произносила. Я как раз пришла после нашей с Зендером поездки на велосипедах, и, если я правильно помню, день был именно этот. Она, должно быть, сфотографировала нас, когда мы не обращали внимания.

Я подошла к холодильнику, чтобы взять нам напитки. Помню, как посмотрела на маму, а та уставилась в окно кухни, как будто увидела там ответ на какой-то неизвестный вопрос. Я спросила ее:

– Мам, все в порядке?

Она просто покачала головой и сказала мне эти самые слова. Хотя при этом она не произносила их с какой-то особой интонацией, скорее без всякого выражения. Я пялилась на нее, наверное, несколько минут, когда она, наконец, посмотрела на меня и сказала:

– Ужин будет готов в пять. Убедись, что к этому времени Зендер уже будет на пути к дому и ты приведешь себя в порядок.

Тогда я ничего не спрашивала, потому что это была моя мама. Количество антидепрессантов, которое она принимала, ввергало ее в еще большую депрессию. Я оставила все как есть. Но сейчас, сейчас я наконец-то ее поняла. Она соотносила меня с собой. Даже почти ревновала. Я нашла кого-то в столь юном возрасте, кого я любила и кто любил меня в ответ, а она определенно никак не могла забыть того доктора, с которым у нее был роман.

Вытащив из рамки фотографию, я приклеила на ее оборот липкую записку и положила к себе на кровать. Положив альбом назад в ящик, я прошлась взглядом по своей старой комнате. На моём лице возникла улыбка при виде плаката N*Sync на стене, а при виде плюшевого мишки в углу комнаты я закатила глаза. У меня была достаточно шикарная спальня, учитывая мой образ жизни, и я должна была быть благодарна за это. Здесь нет ничего, о чем бы стоило грустить, оставляя позади, так что я схватила фотографию, засунула ее в задний карман и вышла из своей комнаты.

Я постучала в дверь комнаты, которая когда-то принадлежала Риз. Я знала, что она в доме, но не была уверена, здесь ли она. Услышав ее приглашение войти, я открыла дверь и улыбнулась, увидев ее сидящей на кровати. Торин сидела рядом с ней, и выглядело так, что они разговаривали о чем-то серьезном.

– О, я не хотела прерывать вас, – сказала я.

Риз сказала мне входить, и я это сделала, хотя по какой-то странной причине почувствовала испуг Торин. Я села на кровати рядом с ними.

– Простите, мне стало одиноко там.

– Мне знакомо это чувство, – сказала Риз. – Джастин не захотел приходить?

Я отрицательно покачала головой.

– Нет, он с Зендером. Он все еще слишком мал, и похороны не слишком подходящее место для него, особенно похороны кого-то, кого он видел лишь раз в жизни.

Торин закатила глаза.

– Не его вина.

Я посмотрела на нее, нахмурив брови и чувствуя, что меня уже начинает тошнить от ее отношения.

– Нет, совсем не его вина. И не моя тоже.

– Ты могла бы вернуться уже давно, – заявила она.

– Ты права, могла бы, но когда я здесь жила, то не чувствовала, что мне рады, что же тогда заставляет тебя думать, что я захотела бы вернуться домой?

Она закатила глаза.

– Ой, да ладно, ты всегда была любимицей, Лекси. Признай это и перестань устраивать драму.

Я вскочила в сильнейшем раздражении. Я знала, что сегодня день маминых похорон, и я пыталась проявить уважение, но это же просто чушь собачья.

– Ты что, издеваешься надо мной? – заорала я на нее, уперев руки в бока. – Ты и понятия не имеешь, как тебе повезло! Тебя испортили любовью и всем тем, чего ты только могла пожелать. Ты выросла с двумя родителями, которые тебя обожали, нянчились с тобой, хотели убедиться, что ты счастлива. Меня же задвинули в задний угол и игнорировали, потому что у родителей был на меня зуб, а я была даже не виновата в этом! Хватит представлений, Торин, это никак не мило и выводит меня из себя.

– И что все это должно означать? – спросила она.

– Это значит, что мой папа на самом деле не мой папа, и в этом доме меня всегда считали паразитом. И когда я приехала, то думала, что все будут вести себя со мной как... ты. Но вместо этого так себя повели лишь ты и папа. Даже у мамы хватило порядочности рассказать мне правду. В конце концов, мы с ней даже обнялись! Ты и понятия не имеешь, как я чувствовала себя после простого маминого объятия.

Я яростно вытерла слезы, пока Торин с удивлением на меня смотрела.

– Когда ты уехала, – мягко сказала она, – мне было всего семь лет. Я не слишком много помню, но когда ты уехала, о тебе внезапно стали спрашивать. Куда бы мы ни пошли: школа, магазин, просто поиграть на улице – все всегда говорили о Лекси, даже спустя несколько лет. Потом ты внезапно начала писать нам, но всего лишь давала нам короткие новости о том, как замечательна твоя жизнь без нас, а потом спрашивала, как у нас дела. Как будто "тыкала нас носом" в это, или что-то в этом роде.