Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство

Но, лежа в постели, в темноте, с набитым животом, я чувствовала под собой крошки и радовалась, что никто меня не видит.

Утром, когда Люси уехала домой, я позвонила в «Зинсер дизайн». Очень приятно, что Люси осталась на ночь. Я наслаждалась компанией, и ей скорее всего тоже было хорошо.

Как я и думала, в офисе мне ответил автоответчик, и я оставила сообщение для Сьюзен, просила передать Марте, что мне нужна работа и что я горю желанием прийти на собеседование во второй раз.

Марта перезвонила через два часа. На заднем фоне — детский голос и звуки включенного телевизора; я догадалась, что она звонила из дома.

— Я получила сообщение. — Она говорила четко и резко, как будто мы снова сидели в конференц-зале. — Но все же я бы хотела услышать лично от тебя, почему ты хочешь работать в моей фирме.

Сердце у меня оборвалось. Я чувствовала себя побежденной и не знала, хватит ли у меня сил кого-либо обмануть.

— Мне просто нужна работа, — медленно отвечала я, — а ваша вакансия, кажется, вполне подходит.

Марта молчала.

Я продолжила:

— Еще меня впечатлила твоя фирма и качество вашей работы.

Это была правда. Я прочитала все брошюры и вообще все, что сумела найти о «Зинсер дизайн». Даже разыскала информацию о самой Марте. Она родом из известной семьи Лорелхерст. А я и не знала.

— Еще — очень хорошо, что ваш офис близко от дома. Я смогу работать и в то же время буду рядом, если детям что-нибудь понадобится. Для меня это очень важно.

— А тебя не пугает работа секретаря? Твои обязанности — всем помогать…

— Ничего страшного. Строго говоря, до сих пор я только и делала что помогала учителям и родительскому комитету. Ксерокопии, телефонные звонки, письма, рассылки…

— Да, конечно, — согласилась Марта. — А ты обратила внимание на льготы? Через три месяца — медицинское и стоматологическое обслуживание. Сейчас мы пытаемся добавить в план медицинского страхования еще и окулиста.

— Да, видела. Пока у нас есть страховка, но… — Я замолчала, поняв, что у меня перехватило горло. — Мне следовало бы оформить персональную. Просто на всякий случай.

— Итак, у тебя есть вопросы? — спросила Марта.

Вопросов не было — не знаю почему. Возможно, потому, что я была слишком ошеломлена. Ведь речь о работе — с фиксированным количеством часов и многочисленными требованиями. О работе, где придется перед кем-то отвечать и оправдывать чьи-то ожидания.

Мне нравилась моя независимость.

Нравился свободный график.

Нравилось, что надо мной нет боссов.

— Вопросов нет. — Я закрыла глаза и задумалась о будущем, а не о прошлом. — Я… благодарна, что ты потратила на меня время. Думаю, я могла бы принести пользу вашей фирме.

В телефонной трубке вновь воцарилось молчание. Я буквально ощущала, как Марта обдумывала и взвешивала мои слова. Будет ли Тэйлор хорошим сотрудником? Сможет ли поладить с другими? Внесет ли свою лепту?

Мне отчаянно хотелось заполнить тишину, ляпнуть что-нибудь глупое, например: «Хоть мы и не подруги, я смогу об этом позабыть и вести себя как подобает профессионалу». Хотелось убедить Марту, что я вовсе не такая звезда, какой кажусь, хотелось признаться, что даже если у нас бывали трения, то это моя проблема, а не ее. Но я ничего не сказала. Я уже призналась, что мне нужна работа, и отнюдь не желала навязываться.

— Тэйлор, я помню, что речь шла о конце ноября, но Сьюзен вынуждена уйти раньше. Если я тебя возьму, когда ты сможешь приступить?

— В понедельник… — А потом я вспомнила про дежурства на школьном дворе и в столовой, про чтения… — Ну, если я смогу время от времени убегать в школу. Я, разумеется, сокращу количество дежурств, но не смогу бросить все. Я председатель аукционного комитета…

— Знаю. — Марта говорила почти добродушно. — И не требую, чтобы ты бросила все. Тебе, видимо, придется работать в школе меньше, иначе можно с ума сойти, но я не против дежурств. Сьюзен тоже помогает учителям.

Мы обе замолчали. А потом до меня дошло.

— Так ты меня берешь? — уточнила я.

— Да.

— Правда?

Она засмеялась. Низкий, гортанный смех, который подходит к ее камуфляжным брюкам и байкерским ботинкам.

— А ты этого хочешь?

— Да.

— Прекрасно. Считай, что место за тобой. Даю тебе несколько дней на то, чтобы привести в порядок свои дела. Жду на рабочем месте в четверг, в девять.

— Можно в девять пятнадцать? — нервно спросила я. — Тори не пустят в сад раньше девяти, и понадобится еще несколько минут, чтобы доехать до офиса…

— Договорились. Дети важнее всего.

На глаза вдруг навернулись слезы.

— Спасибо.

— Увидимся в четверг.

— Да. Спасибо еще раз.

— Береги себя, Тэйлор.

Я быстро повесила трубку, чтобы Марта не догадалась, как она меня растрогала. Я так долго была ее врагом, а теперь не могла даже понять, что чувствую.

Я унижена? Благодарна?

И то и другое?

В дверь позвонили. Я открыла и увидела на пороге Пэтти.

— Привет. — Она неуверенно улыбнулась и заправила за ухо прядь. — Можно войти?

За все те годы, что мы дружим, она еще ни разу не спрашивала разрешения.

— Конечно. — Я распахнула дверь и жестом пригласила Пэтти пройти. — Как поживаешь?

— Хорошо.

На ней было длинное пальто, но она не спешила его снимать.

— Чаю? Или могу сварить кофе.

— Нет, спасибо. — Пэтти нахмурилась, сдвигая темные брови. — Тэйлор… — Голос у нее оборвался, на лбу залегла складка.

Я ждала, пока подруга подберет слова.

— Мне больно, — наконец сумела выговорить она. — Больно, что ты не пришла ко мне и ничего не рассказала. Дон тоже обижен. Натан не сказал ему ни слова, а они с Доном дружат двадцать лет. Мы думали, вы наши друзья, лучшие друзья…

— Натан подал просьбу о раздельном проживании. — Мне не хотелось об этом говорить, но в то же время я была не в состоянии выслушивать нотации. Может быть, даже не нотации, а порицание, но я чувствовала себя настолько скверно, не выдержала бы критики. — И у нас не только семейные проблемы. Мы разорены. До предела. Мы потеряли все, включая дом… — Я глотнула воздуха и молилась, чтобы не разрыдаться. — Я не говорила тебе, потому что… я… я…

Она была так ошеломлена, что мне захотелось обнять Пэтти и утешить.

— Пэтти, я не знала, как вам сказать. Я хотела. Но не знала как… — Мои глаза увлажнились, и я сильно прикусила губу. — Я боялась, что все эти ужасы сбудутся, если заговорить о них вслух…

— Поверить не могу, — ответила Пэтти, глядя на меня глазами орехового цвета. Она внезапно показалась мне такой юной. Шестнадцать-семнадцать лет. — Вы с Натаном — идеальная пара. Вы обожаете друг друга…

Мне тоже так казалось.

— Может быть, ему просто нужно время, — с готовностью добавила Пэтти. — Или он хочет побыть один…

Я кивнула и нервно передернула плечами:

— Надеюсь.

— И что ты собираешься делать? Моника говорит, ты должна переехать до двадцать девятого ноября.

— Откуда она знает?

Глаза у Пэтти полезли на лоб.

— То есть?

Сердце у меня бешено заколотилось, ноги стали ватными.

— Откуда ей известно, к какому числу я должна выехать? Я никому не говорила…

— Ты ведь знаешь?..

Мое сердце как будто превратилось в кусок льда. Я замерла.

— Что знаю?..

В глазах Пэтти стояли слезы, она молча смотрела на меня.

— Только не говори… — Я схватилась за перила. — Только не говори, что она знает покупателя. Не говори…

— Моника и Дуг покупают твой дом, — негромко произнесла Пэтти. — Она все нам рассказала, когда ты ушла. Твой дом ей всегда нравился. Когда Дуг услышал, что ты его продаешь — видимо, кто-то из брокеров проболтался, — они тут же предложили требуемую сумму.

Ноги у меня подогнулись, и я села на ступеньку. Не Марта, но Моника. Моника Толмэн, которая копирует мою прическу и заправляет в книжном клубе. Теперь ей принадлежит этот дом.

Мой дом!