Ночная сказка

Но потом дело стало понемногу проясняться. Мы рискнули попробовать картофельной запеканки с мясом. И вдруг мне показалось, что Эллен вот-вот вырвет. Я испугался за нее и поспешил влить в ее хорошенький ротик немного спиртного, чтобы она пришла в себя.

Тут-то все и выяснилось. Она, оказывается, перестала встречаться с Майклом Стэйнтоном. Он вернулся к своей надоевшей семье. (Между прочим, добавила она, он был импотентом. Как же я был рад слышать это! Больше того, и это куда хуже, у нее испортились отношения с Эндрю Гербертом. (Полагаю, это ненадолго.) Обычный случай. Как бы там ни было, она ушла от него и сейчас живет в квартирке, принадлежащей ее сестре, которая как раз сейчас укатила в Штаты. И квартирка эта — ха-ха-ха! Подумать только, какое совпадение — расположена как раз за углом. Вот теперь все прояснилось окончательно. Конечно же, мы должны немедленно заглянуть в это ее временное жилье. На чашечку кофе, разумеется.

Но потом вдруг она опять переменила тему и принялась настойчиво расспрашивать меня о Г. А может, говорить о ней начал и я сам. Она приперла меня к стенке, желая узнать, что это Гарриет, разодетая в пух и прах, делала десять дней назад в фойе Нового лондонского театра? (Да что ты? Черт бы побрал этот огромный холл, в котором вечно все встречаются.) Там в тот вечер шла опера «Кэтс». Эллен проследила за Гарриет и видела, что та явилась в театр в компании Рона Истербрука, вице-президента УПГА. «Она прекрасно выглядела, черт бы ее побрал! А ты счастливчик, Питер. Странно, что ты позволяешь себе гулять на сторону от такой женщины». Я не обратил на ее слова внимания. Разумеется, Гарриет не сказала мне, что была вынуждена слушать «шедевр» Ллойда-Вебера. На какие только жертвы она не вынуждена идти! Мы не стали больше говорить об этом, иначе я бы непременно спросил, что сама Эллен делала в компании всякого сброда и япошек, явившихся в театр. Я лишь сказал, что Рон Истербрук — дядя Гарриет. Это сработало.

Квартирка сестры Эллен была совсем крохотной, с окном в нише и стенами, заставленными книжными шкафами со множеством безделушек — ни дать ни взять приемная какой-нибудь газеты. Я догадался, что настоящая встреча была заранее включена в повестку дня. Во всяком случае, на столе стояли наготове кофейные чашки. А сама Эллен была на редкость мила и приветлива. Даже не помню, чтобы она так вела себя со мной. В ее глазах стояла нега, а через трикотаж тибетского свитера проступали очертания упругих грудей.

Я пришел к выводу, что она задумала доказать себе, что все еще желанна. Вот она и решила, что человека лучше, который убедит ее в этом, не найти.

Странно, но, несмотря на очевидность происходящего, приняв из ее рук кружку с кофе, я не проглотил наживки! Я не мог. И именно из-за нашего с Гарриет грязного секрета! Хотя что тут такого? Моя жена три-четыре раза в неделю раздвигает ноги перед незнакомцами, а я всего лишь повидался со своей бывшей коллегой!

Но все не так просто. Не понимаю даже, почему. Мы поставили кофейные чашки, положили ложечки, а затем поцеловались. Однако, как это ни странно, мне не хотелось большего. Может, у меня наступила менопауза, какая бывает у женщин? Эллен поерзала, плечи ее поникли. А я всего лишь прижимал ее к себе, гладил по голове и повторял: «Дорогая Эллен. Милая моя, дорогая Эллен». Она была такой теплой и казалась гораздо крупнее, чем раньше. Наверное, это из-за того, что в последнее время я обнимал лишь Гарриет, которая стала до того тоненькой, что даже само слово «стройная» в применении к ней было неподходящим. Теперь мою жену можно несколько раз обхватить руками, и даже еще место останется.

Итак, я обнимал Эллен и бормотал что-то вроде:

— Дорогая, ты просто сейчас расстроена, не стоит нам пока этим заниматься.

А она ответила:

— Нет, стоит. Я хочу этого. Я так скучала по тебе, Питер.

Это было просто убийственно. Ну как воспротивишься такому. Но я сумел. Да, черт побери, я сдержался! Эллен наконец-то поняла, что, пожалуй, ничего от меня не добьется. Она выбралась из моих объятий, налила нам еще кофе, и мы стали болтать, как старые, добрые друзья.

Почему?

До сих пор не понимаю. Наверное, все-таки все дело в Г. Ведь всю свою сознательную жизнь — а я, собственно, вытащил Гарриет из детского сада — старушка Гарриет жила со мною. Боже мой, да я привык, чтобы она была рядом, она была моей правой рукой. Я полностью доверял ей. И вдруг она стала жить этой ужасной жизнью. Занялась этими ужасными вещами. И что хуже всего, на ее лице все чаще появляется эта загадочная улыбка, улыбка Моны Лизы. Гарриет за последние два месяца так изменилась, что я просто не узнаю ее. А я стал все время о ней думать. Но она то и дело ускользает от меня. И все время что-то скрывает. Это означает, что я могу и потерять ее. Впервые в жизни я вдруг решил, что не хочу рисковать. Забавно, а?

Итак, вместо того чтобы заняться любовью, мы с Эллен попивали кофе, приготовленный из отличных кеннийских зерен. И вдруг она завела весьма странный разговор.

— Питер, а что тебе известно о мисс Саут? — лукаво спросила она. (Я говорю «лукаво», а не «ледяным тоном», потому что на ледяной тон она перешла чуть позже. И не просто ледяной, а еще и колючий.)

— Саут? — переспросил я. — Не знаю, о ком ты говоришь. Никогда не слышал этого имени. А кто это такая?

Выяснилось, что эта мисс Саут заявилась в «Кроникл» и разыскивала там заместителя главного редактора по фамилии Хэллоуэй. Ее отправили к сотруднику безопасности, который заверил мисс Саут, что этот Хэллоуэй уж сто лет как не работает в редакции. И, черт возьми, эта дама заявила, что Хэллоуэй должен ей деньги. Боже мой! И она оставила визитку с запиской. У Эллен. Эллен, разумеется, передала ее мне. Это была моя собственная старая визитная карточка, а на обратной стороне крупными буквами зеленой ручкой было написано: «Ты должен мне, долбаный Хэллоуэй! Заплати, или я такое тебе устрою, что пожалеешь!» И подпись: «Памела», а под ней — номер телефона.

— Не представляю, — неуверенно проговорил я. Бред какой-то… — Я пожал плечами. Интересно, Эллен звонила по указанному номеру? Я сунул визитку в карман. — Кто знает?.. — пробормотал я.

— Так кто она такая, Питер? — поинтересовалась Эллен.

Черт, звонила она все-таки или нет? Одному Господу известно.

— Я не представляю, кто это такая. — Позвоню Памеле и извинюсь перед ней, а заодно спрошу, звонила ли ей Эллен.

Признаться, я чувствовал себя неловко: интересно, что же ей все-таки известно? Как только представилась возможность, я тут же ушел. Надо сказать, я был порядком удивлен и получил урок.

Сев в поезд, я обдумывал сложившуюся ситуацию всю дорогу до Блэкхита. В результате я пришел к выводу, что никто ничего не может знать, разве не так? Да, я брал интервью у Памелы, но честно написал обо всем в «Стэйтсмене». Разве нельзя взять интервью у шлюхи, но не думать о том, чтобы твоя жена пошла по ее пути? Полагаю, мне не стоило беспокоиться.

Поезд притормозил у садов Нью-Кросса, а я все никак не мог прийти к заключению, отчего я так повел себя со ставшей удивительно податливой миссис Герберт? Наверное, все-таки, дело в наших новых отношениях с Г. Больше мне ничего в голову не приходит. Наш грязный секрет крепко держит меня. Сегодня Гарриет удовлетворит мое извращенное любопытство и расскажет мне в мельчайших подробностях, как она трахалась с очередным клиентом. Кажется, больше меня ничего не интересует. Похоже, я спятил. Да, пожалуй, я сошел с ума. И наверняка приобрел себе нового врага в лице Эллен.

Вернулся домой. А там, представьте себе, по лестнице спускается ТЛС. Забыл дорогу в сортир. Он был в Блэкхите по делам, касающимся винной торговли. И подарил нам две бутылочки вина. Я был очень рад его видеть. Г. подала нам в кухню чай. В черных колготках она выглядит сногсшибательно. У мальчишек появился новый мультфильм о черепашках ниндзя. Был один неприятный момент, когда «моторола» Гарриет вдруг начала трезвонить. Тоби был весьма заинтересован этим. Гарри схватила трубку и выскочила с нею в сад, чтобы поговорить оттуда. Можно подумать, что Гарри постоянно докучают звонками, но она почему-то предпочитает говорить в уединении, так, чтобы ее не слышали. Я решил отвлечь внимание Тоби и пригласил его сразиться в крокет. Играли на десять фунтов. Г. с Тоби против меня с Джонти. Оскорбленный тем, что его не приняли в игру, Тимоти устроил дикий рев. Вечер был чудесным, но, боюсь, соревнования не получилось. Джонти еще никудышный игрок, так что отдуваться пришлось мне. Казалось, игра длится целую вечность. Может, конечно, Джонти и плавает, как девятилетний Дункан Гудхью, но в крокет играет неважно. Меня это немного раздражало, а Тоби, похоже, удивился. Как бы там ни было, я заплатил каждому из них по пятерке.