Кто-то, кого я знала (ЛП)

— Обычные вещи тоже бывают прекрасны, понимаешь?

Глаза Эдли стали цвета моря, когда оно отразилось в них. У меня защемило в груди. Больше всего на свете я хотел узнать, что скрывалось за этим взглядом.

— И как это на самом деле происходило?

Мягкость исчезла, уступая место жесткому взгляду, наполненному скептицизмом.

— За все время нашего общения, каким образом я могла навести тебя на мысль, что существует хоть призрачная вероятность того, что я открою тебе детали моего прошлого романа?

— Может тот факт, что мы начали узнавать друг друга теснее, — я изогнул одну бровь, озвучивая предположение.

Эдли закидала меня песком настолько, что мой костюм для съемок окончательно пришел в негодность.

Все, что я мог сделать в ответ, это повалить ее на землю. Мы затеяли бой без правил, и я как раз поймал ее за ноги буквально в паре метров от холодной воды, когда кто-то рядом прочистил горло.

Я мгновенно отпустил ноги Эдли, виновато улыбаясь Маделин, стоящей в паре шагов от нас с руками, упертыми в ее стройные бока.

— Мы сворачиваемся на обед, — все лицо девушки выражало осуждение.

— Спасибо, колючка, — на этот раз вместо ноги я схватил Эдли за руку, помогая подняться.

Маделин, одарив нас еще одним хмурым взглядом, повернулась и зашагала в сторону тента, под которым отдел провизии готовил для нас обед.

Послушно последовав за ней, я подождал пока Маделин отошла настолько, что не могла услышать меня, и пробормотал Эдли.

— Мы встряли.

Я ожидал, что она хихикнет, но в ответ услышал тишину. Посмотрел через плечо и никого не увидел. Через секунду я заметил ее, шагавшую по направлению к пляжу в противоположной стороне.

— Ты такой прилипало, — выдала она, услышав мои шаги.

Я проигнорировал. На самом деле, это было самой естественной реакцией в такой ситуации.

— Куда ты идешь?

Наша изгибистая тропинка вела к пустынной парковке у шоссе.

— Я собираюсь купить хот-дог у торговца, которого заметила по дороге сюда. Настоящий вопрос: «Зачем это все тебе?»

— Ну, в твоих устах это прозвучало чрезвычайно аппетитно, я тоже захотел, — ответил я, одаривая ее самой обольстительной из своих улыбок.

— Нет, нет и нет, — она вышла из себя и снова принялась забрасывать меня песком. — Я хочу пообедать, а не поучаствовать в ледовом побоище, устроенном в твою честь.

— Но я хочу хот-дог.

— Ведешь себя как ребенок, — выдала она, но перестала уходить. Эдли скривилась, но потом расслабилась и указала мне на отдельно стоящую скамью на самом краю пляжа.

— Иди и жди меня там. Но это последний раз, когда я потворствую твоим звездным замашкам.

Я поступил так, как она сказала, чтобы не испытывать судьбу.

Спустя почти пятнадцать минут Эдли подошла к скамье, неся охапку еды.

— Я заметил закономерность, — начал я под хруст открывающихся упаковок.

— А? — она почти позабыла о моем присутствии, вдыхая аромат фаст-фуда. Я не мог винить ее. Пахло просто невероятно.

— Ни разу не видел, чтобы ты ела с актерами или съемочной командой. Вообще-то, я даже ни разу не видел, чтобы ты общалась с кем-то, кроме меня или Маделин и ее фрейлин.

Она не ответила, и я понял, что наткнулся на еще одну стену. Похоже, они окружали ее со всех сторон.

— Они пялятся на меня, — ее голос звучал мягко, переходя в отчуждение.

— Ты сейчас и правда будешь жаловаться на то, что люди на тебя пялятся, после того как несколько дней назад чуть ли не до изнеможения меня довела, просто чтобы удовлетворить свою тягу к сладкому? — подтрунивал я, с удовольствием поглощая вкуснятину. Да, американцы действительно знали толк в еде.

— На тебя пялятся в восхищении твоей впечатляющей жизнью, весом твоих достижений. На меня — по той же причине, по которой все замедляют ход рядом с автомобильной аварией.

Мы затихли, доедая наш обед. С интересом я наблюдал, как Эдли отламывала кусочек хлеба и бросала на песок.

И тут я увидел их: ужасающих созданий, надвигающихся прямо на нас со злобой, сочащейся из их безжизненных глаз. Эдли кинула еще один кусок хлеба в их сторону.

— Что, черт побери, ты делаешь!? — я даже не понял, насколько близко сидел от края скамьи, пока не свалился с нее, пытаясь спастись от монстров.

Эдли открыла рот, наблюдая за мной, улепетывающим от нее и скамьи подальше.

— Я кормлю чаек, — проговорила она медленно. — А что, черт побери, делаешь ты?

— Эти птицы переносят болезни, знаешь ли, — мои глаза не упускали из виду летающий ужас, трепыхавшийся у ног Эдли.

— Ты их боишься, — в ее голосе слышалось веселье.

Я отыскал свободное от птиц пространство, справа от себя, и прикидывал, как бы туда добраться.

— Ладно, ладно, — она разогнала свирепых хищников. — Теперь рассказывай, в чем твоя проблема.

Я глубоко вздохнул, совершенно не испытывая желания это обсуждать, но побаивался, что Эдли снова их позовет, если не стану.

— Мои сестры притащили меня на фильм Хичкока «Птицы» в четыре года. Они уверяли, что это продолжение «Маленькой русалочки». Излишне говорить, что это возымело долгосрочные последствия.

— Похоже, они девочки с юмором, — ее лицо озарила самая лучезарная улыбка из всех, что я видел.

Она ошибалась. Мои сестры — кучка испорченных мерзавок. Но ее улыбка оказалась странно заразительной, и даже один из самых страшных моментов в своей жизни не смог у меня этого отнять. Я немного расслабился, но не упускал из виду крылатых захватчиков неба.

Эдли была права в одном. Простые вещи тоже бывали прекрасны. В тот самый момент, любуясь бесконечностью океана, я впервые осознал истинную силу привлекательности Калифорнии.

Эдли внимательно меня разглядывала. Я ощущал это. Но показать ей, что я заметил ее взгляд — это все равно, что подтвердить, что мне не все равно.

— Эта глупая реплика из фильма — та, от которой я открещивалась — это было неправильно, понимаешь... Если я сказала так, то только потому, что была бедненькой, наивной семнадцатилетней девчонкой, не имеющей представления о том, каково это: скучать по родному дому так сильно — так глубоко — что это заставляет тебя искать его отголоски где угодно, даже в мелочах, которые имеют к тому самое отдаленное отношение.

Было такое чувство, что она достала эти слова прямо из глубины моей души. Я раньше никогда не скучал по дому. Ирония заключалась в том, что это произошло именно в тот момент, когда я нашел для себя кусочек Калифорнии, в котором захотел остаться.

— Даже когда ты всего в паре километров от дома, на том же самом побережье, на котором стоит дом твоих родителей, и они могут увидеть тебя в окно? — я закинул мяч на ее поле.

Эдли решительно смотрела перед собой и не позволяла пролиться слезам из глаз.

— Даже когда ты за сто тысяч километров, — заверила она меня.

Я почуял приближение беды.

Даже когда я просто хотел ее трахнуть, когда она была для меня интересной головоломкой, когда я хотел выбросить Эдли из головы, я всегда знал, что играл с огнем. Она мне нравилась. Она мне нравилась настолько, что я уже даже не знаю, как это назвать. Мне нравилось слушать все, что она говорила, и самое главное: я хотел провести с ней каждое мгновенье своей жизни, даже когда она вела себя, как заноза в заднице.

И еще Эдли — лучшая любовница, что у меня была, и от такого секса просто так не отказываются.

Мы связаны. Хотя связь может выражаться просто воспоминанием. Тут цепи. Я цепями прикован к ней.

Тем не менее, мы находились в прекрасном месте. И я абсолютно точно не собирался портить все обсуждением с ней своих ново-осознанных чувств. Эдли мне точно не поверит.

Не сейчас, но когда-нибудь.

В конце концов, нас разыскал второй режиссер и приказал вернуться на съемки. То есть он приказал Эдли вернуться к Маделин, но поскольку она была моей единственной компанией, то без нее я был бы чудаковатым парнем, сидевшим в одиночестве.