Новая методика обольщения

— Заткнись, Курт! — Щеки Лоры уже напоминали не спелые яблоки, а перезревшие помидоры. Вдруг ее глаза недобро сверкнули, а выражение разгневанного лица стало меняться: на нем, словно изображение на проявляемой фотопленке, начало проступать понимание. — О, черт… Так ты из-за Сандры? Да? Все это приторное словоблудие из-за нее? Я должна была сразу догадаться. Со мной ты переспал в первый же день, а с ней целых три дня только чесал языком… Ну конечно… Она же неземная — не ест, не пьет, говорит только о музыке… Из-за этой помешанной ты посылаешь меня куда подальше?

— Не говори так!

— Говорю, что хочу! А ты, оказывается, всеядный, Курт! Я молодая, сексуальная, а она — стареющая психопатка, скопище, болезней…

— Не говори так!

— Я думала, ты настоящий мужчина, который держит свое слово! А ты, гнусный, низкий, похотливый… Ты все время врал! Ты лживый мерзавец, с прозрачными глазами! А твои предки в Европе уничтожали моих в годы Второй мировой!

— Ты, рехнулась?! Вспомни еще Крестовые походы!

— Нет, это ты, похоже, подвинулся в уме, если тебя вдруг посетила шальная мысль махнуть младшую сестричку, на старшую. Забавная рокировка! Думаешь, ты нужен Сандре? Черта с два! Моей дорогой сестре нет до тебя никакого дела! Она забыла о тебе на следующий день после твоего отъезда! Да она только вытаращит свои глазищи, если ты заявишься к ней, с пылкими намерениями, и жалобно проблеет в своем коронном стиле, что это недора-зуме-е-е-ение! Она просто невинно флиртовала с тобой, пока ты день-деньской крутился перед ее носом. А ты уже мечтал? Уже строил сладострастные планы? Да будет тебе известно, у нее есть любовник, — учитель математики. Такой, знаешь ли, крошечный убогий урод, в огромных очках! Вероятно, у него колоссальные комплексы, если он носит очки размером с велосипед, но Сандру он устраивает! Как я понимаю, он вроде игрушки тамагочи, его практически можно носить в кармане! И ей вполне хватает одного любовника — куда ей больше, нашей хилой мученице!

Выпалив этот беспощадный монолог, Лора устремилась к двери, словно таран. На мгновение остановившись в прихожей, она наклонилась, подхватила свои тапочки, развернулась и швырнула их в Курта. Сначала ему в грудь ударился один розовый поросенок, потом другой.

— Ты дурак, Курт! Ты все потерял! Ты сдуру, отказался от меня, но и стылую медузу Санни ты не получишь! Поздно! Надо было уламывать ее сразу и активнее, раз уж так хотелось!

— Не оскорбляй ее!

Вместо ответа, Лора схватила узкогорлую вазочку, в которой всю весну простояли гиацинты (Курт не успел ее упаковать), и грохнула об пол с такой силой, что стеклянные брызги разлетелись во все стороны звездным фейерверком. Когда за Лорой захлопнулась дверь, он секунд пять постоял с закрытыми глазами, прислонившись к притолоке, потом присел на корточки и, осторожно собирая крупные осколки, тоскливо пробормотал:

— Ваза разбита, женщина исчезла… Похоже, это становится устойчивой традицией.

Этот май был, наверное, самым тяжелым в его жизни, к которой он всегда относился так легко и просто; Курт и помыслить не мог, что три дня в обществе тихой учительницы перевернут вверх дном все его существование. Сотни раз он порывался позвонить Сандре, но так и не отважился. Безжалостные слова Лоры об учителе математики засели в его сознании, как смазанная ядом колючка: то веря в них, то не веря, он не находил себе места и не знал, вправе ли он что-либо предпринять. То была даже не ревность — скорее растерянность и боль. Периодически Курт пытался представить объяснение сестер после возвращения Лоры домой и сходил с ума от угрызений совести, сострадая бедной, ни в чем не повинной Сандре. Потом он начинал убеждать себя, что она сама позвонила бы ему, если бы сочла, что траур по несостоявшемуся браку с младшей сестрой закончен и им уже простительно заняться друг другом. Но она не звонила. Либо Сандра считала, что им, в самом деле, лучше больше не встречаться, либо пребывала в шоке после разговора с Лорой, либо (занятая другим) и впрямь о нем забыла — каждая из версий мучила безвольного Курта в равной степени.

От отчаяния Курт решил уделять, как можно больше внимания студентам: в преддверии экзаменов он охотно проводил дополнительные занятия, предлагал всем желающим консультироваться с ним в любое время (даже в выходные дни), читал кипы письменных работ. Тоска не отступала. Сандра предрекала, что через месяц буря уляжется, но ее пророчество не сбылось — даже по истечении этого срока он продолжал вариться в котле жгучих переживаний, бесконечно выстраивая десятки новых вариантов возможного развития их отношений.

В последних числах мая Курт получил электронное послание от Лоры. Он не думал, что она еще объявится, и дико разнервничался, почему-то решив, что его хотят оповестить о чем-то плохом — и связанном с Сандрой. Курт открыл письмо мокрыми пальцами: в нем не было вступления, оно начиналось словно с середины:

«Ты поступил гадко, Курт. Я никогда раньше не теряла мужчин вот так, на ровном месте. Мне тебя не хватает. Но я не тоскую. Временами я скучаю. А временами я тебя ненавижу. Я всегда была уверена: в моей жизни такая история исключена. Значит, нельзя застраховаться. Но успокойся, бегать за тобой я не буду!

…Не знаю, интересно ли тебе то, что я собираюсь изложить ниже, но я все же рискну. И на этом будем считать наши отношения официально исчерпанными. Первый абзац этого письма я написала полторы недели назад, но не отправила. А за прошедшие десять дней мое состояние и настроение заметно изменились. Мне намного лучше: я просто привыкла к тому, что ты не должен быть мне дорог. Жаль, ты не понял: я была способна на многое, чтобы поддерживать наши отношения. С другой стороны, займись я самопожертвованием, ты бы быстро сел мне на шею. Нет уж, увольте! Вчера на факультете я услышала твою фамилию, что-то в сердце кольнуло, мелькнула мысль: «Неужели конец?» Но я быстро переключилась на другое — значит, все хорошо.

Теперь мне кажется странным, что я могла всерьез рассчитывать на продолжение истории. Ты чужой мне человек. Чужой, взрослый, бородатый мужчина с сомнительным чувством юмора и непонятными амбициями. Возможно, ты оказался прав. Всего хорошего, Курт! Мне кажется, если мы еще встретимся, я даже не смогу мысленно увязать тебя реального — на момент встречи — с тем человеком, с которым я периодически спала в одной постели. Все удивительно быстро уплывает. Уже почти уплыло».

Прощальное послание вызвало у него двойственное чувство: облегчение (ибо Лора отпускала его с миром) мешалось с досадой — о Сандре не было написано ни слова. Впрочем, разве стоило на это рассчитывать? Гордой Лоре теперь только и оставалось носиться со своей гордостью.

В ближайший понедельник вечером Курт побрел к Блайтам: после месяца упрямого молчания о причинах разрыва своей помолвки (хотя Дорис, изнывая от любопытства, была готова пытать его огнем и железом) он не мог больше сдерживаться и нуждался в совете умной, компетентной женщины. Дорис он обнаружил в саду: сидя в деревянном раскладном кресле под благоухающим кустом шиповника и катая ногой взад и вперед пустующую детскую коляску, она нежилась на солнышке, словно сытая львица.

— О, Курт! Молодец, что пришел. Придвигай еще одно кресло, садись, поболтаем. Только Алана пока нет.

— Вот и хорошо. Я хотел поговорить с тобой. А малышка, значит, уже ходит?

— Ну, разумеется, ей ведь год и два месяца…

Алисия в пестрой панамке, косолапя, будто медвежонок, бегала по траве и рвала мелкие желтые примулы. Она забавно — стремительно, чуть не падая — приседала, срывала цветок, пару секунд сжимала его в кулачке, а затем мчалась дальше, бросая по дороге предыдущий трофей, чтобы немедленно обзавестись новым.

— Смотри, — негромко проговорила Дорис, когда Курт уселся рядом, — как интересно наблюдать за совершенствованием человеческой мысли. Алисии уже нравится рвать цветы, потому что они красивые: значит, зачатки эстетики в ней уже присутствуют. Но она еще не догадывается переложить сорванный цветок в другую руку: значит, зачатков логики пока нет. Следовательно, эстетика просыпается в человеке раньше. В общем, верно. Чувство прекрасного, на генном уровне вбито прочнее, оно было свойственно даже первобытным людям… О-ох, как хорошо. Тепло, тихо. Травой пахнет. Листочки на деревьях свеженькие, душистые — и не шелохнутся… А завтра уже начнется лето. Обожаю, это время суток, когда солнце начинает багроветь и потихоньку ползти вниз. День унимается, утихает… Знаешь, чем приятнее всего заниматься в эти часы?