Неукротимый (ЛП)

 — Почему ты ко мне не пришел? — спрашивает она. — Я тебя звала.

 У меня в груди возникает такое чувство, будто сквозь нее прошла пуля.

 Чувствуя себя последним подонком, я тихо отвечаю:

 — Малышка, я не слышал.

 Холодным носом, она зарывается в изгиб моей шеи и шепчет:

 — Я звала и звала, но ты не приходил.

 Если бы у меня было сердце, оно бы разбилось.

 Потом я делаю то, что шокирует даже меня. Гладя ее по спине, я впервые в своей жизни извиняюсь:

 — Извини меня, малышка. Я должен был приглядывать за тобой.

 Она не отвечает, но стучит зубами и кивает мне в шею.

 Такой искренний жест пронзает меня в бок, словно нож. Я чувствую за Лекси ответственность. Что за дерьмо.

 Ответственность за женщину, да я, наверное, повредился умом. Я придурок. Серьезно.

 Я не просто слегка ненормальный. Я думаю, что даже не изобрели еще того слова, чтобы описать, насколько я испорчен.

 Тело Лекси вдруг резко расслабляется так, что я даже подскакиваю от неожиданности. Хватаю ее за руку, всматриваюсь в ее безжизненное лицо, и с силой её трясу.

 — Лекси! Черт возьми!

 Когда она открывает глаза, и испуганно раскрывает их шире, мое сердце снова начинает биться.

 — Что? — спрашивает она.

 Я думал, что ты без сознания, и это сильно меня напугало.

 Качаю головой, и с трудом сглатываю.

 — Ничего, малышка. Засыпай. Я не буду больше тебя будить. Обещаю.

 Ее лицо до сих пор ледяное, она утыкается им мне в шею и вздыхает. Моя челюсть вздрагивает.

 Я никогда не должен был ее сюда приводить.

 Подсознательно, я обнимаю ее еще крепче, игнорируя мысли, роящиеся у меня в голове.

 Просыпаюсь в кромешной темноте, с дикой головной болью, першением в горле и вздутием живота, спрыгиваю с кровати и стремительно бегу в ванную. Дверную ручку заедает и мое тело сотрясается в рвотных позывах. Вдруг откуда-то сзади меня появляется чья-то рука и открывает дверь. Залетаю внутрь, а всем своим дрожащим телом падаю к унитазу, и извергаю все содержимое желудка.

 О чем очень сожалею.

 Мне понравился каждый кусочек, съеденный мною вчера за ужином.

 Со стоном утыкаюсь в акриловое сидение унитаза. Кто-то кладет на мои плечи какую-то тяжелую ткань и укутывает ею все мое тело, но я настолько горячая, что сбрасываю это с себя.

 — Ангел, тебе нужно укрыться, — доносится сонный голос слева.

 Не открывая глаз, я хмурюсь.

 — Слишком жарко.

 Чья-то прохладная рука трогает мой лоб, я прислоняюсь, и вздыхаю с облегчением. Но в следующую секунду, я слышу:

 — Дерьмо, Лекси. Ты вся горишь.

 И это последнее, что я помню, перед тем, как отключаюсь, опустив голову на сидение унитаза.

 Я точно знаю, когда Лекси отключилась, потому что вижу, как ее руки, прежде обнимающие унитаз, вдруг расслабляются, а лицом она прижимается к сидению унитаза. Сладкий звук ее равномерного дыхания – единственная вещь, способная успокоить меня в данный момент.

 Оставив ее на том же месте, иду к тумбочке, хватаю телефон и звоню Хэппи. В 3.57 ночи.

 — Лучше бы у тебя было что-то важное, придурок, — полусонно отвечает он.

 Проигнорировав его раздражение, быстро говорю ему:

 — Мне нужен номер доктора.

 Тишина.

 — Что ты натворил? — спрашивает он обвинительным тоном.

 — Я проигнорирую твой тон и херов вопрос, и спрошу тебя еще раз, — рявкаю я в ответ.

 Хэппи тут же отвечает:

 — Не будь таким, бро. Извини, хорошо? Что, по-твоему, я могу думать, когда ты звонишь мне посреди ночи, и твой голос звучит так, как будто ты вляпался в какое-то дерьмо?

 Я его не виню. Правда, не виню. Я знаю, что у него есть причины думать обо мне самое худшее. Парню доставалось от меня и по менее значительным причинам. И он один из моих лучших друзей.

 — Это из-за Лекси, — проведя рукой по лицу, объясняю я. — Прошлым вечером, Линг дала ей две чертовы дорожки кокса. Я посадил Лекси под душ, а когда пришел за ней, то обнаружил ее сидящей на полу душевой, в ледяной воде. Так что не знаю, заболела ли она, или просто у нее такая реакция на кокс. Она... ей нехорошо.

 — Чувак, я позабочусь об этом, — его голос смягчается. — Оставайся с ней. Мы скоро приедем.

 — Спасибо, бро, — говорю я, и мысленно добавляю: "Я твой должник".

 Хоть и не произношу этого вслух, но мы оба об этом знаем...

 Доктор осматривает находящуюся без сознания, и прикрытую моей футболкой, вспотевшую Лекси, проверяя ее уже примерно десять минут. Щупает гланды, светит фонариком в глаза, и за последние несколько минут, уже четвертый раз меряет температуру. Честно говоря, я в панике.

 Был бы это кто-нибудь другой, но она...

 Выбросив эти мысли из головы, я внимательно за ним наблюдаю. Мне не нравится, что он к ней прикасается. Ко всему ее телу. Я просто смешон. Я знаю, что он — доктор. Я знаю, что он здесь, чтобы помочь. Но это не избавляет меня от желания оторвать ему голову, видя его руки на ее теле.

 На моем теле. Она моя. Она принадлежит мне.

 На какую-то долю секунды, я прихожу в ужас от того, что зашел с Лекси слишком далеко. На секунду, я говорю себе порвать с ней все связи. На секунду, я задаюсь вопросом, как глубоко я застрял.

 На секунду.

 Ко мне подходит доктор, высокий и подтянутый мужчина средних лет, его волосы с проседью. Сбрызгивая руки антисептиком, он потирает ладонью об ладонь.

  — Вы сказали, она никогда не принимала наркотики раньше, а потом решила покурить травку, и понюхать кокаин за одну ночь? — он морщит лоб, не веря в то, что я сказал.

 — Я предложил ей покурить со мной, и она согласилась, — глядя ему прямо в глаза, я добавляю: — Добровольно.

 Принимая это к сведению, он кивает, и я продолжаю:

 — Но думаю, что травка достаточно ослабила ее рассудительность и она нанюхалась кокаина. Меня не было рядом, и когда я пришел за ней, она уже была под кайфом. Она переживала даже из-за травки в своем организме, так что я не знаю, зачем ей понадобилось... — я пожимаю плечами. Остальное очевидно.

 Доктор смотрит на меня, не мигая, прищуренными глазами. Негодяй заставляет меня нервничать, и прекрасно это понимает. Пробежавшись рукой по волосам, он вздыхает.

 — Это похоже на вирусное заболевание. Возможно, наркотики усилили реакцию ее организма на вирус, но как мне кажется, она просто сильно обезвожена. Ей нужна капельница.

 Я смотрю на капельницу, прикрепленную к руке Лекси. Хотя будет правильнее сказать, я пожираю ее взглядом.

 Мог ли я, на самом деле, довести дело «сделать Лекси больно» до конца, когда не могу даже выдержать вида Лекси, пронзенной иглой?

 Я никогда не расскажу этого придурку, но Хэппи был прав. Я никогда не был в порядке. Ни дня в моей жизни. Мой разум... разрушен. И я точно знаю, когда мои мозги, из слегка поврежденных, перешли в стадию полностью разрушенных.

  — Я должен остаться здесь, пока она не проснется, — продолжает доктор. — Капельница закончится через четыре часа. Так что, если у вас есть для меня свободная кровать, то я с удовольствием ею воспользуюсь. Предпочтительнее, если кровать будет недалеко от девчонки.

 Я борюсь из последних сил, чтобы не двинуть по роже этому парню. Мне не нравится, как он сказал: «девчонка». Он сказал это так, будто она была наркоманкой или какой-то гребаной проституткой, или кем-то в этом роде. Он ни черта не знает, чем она занимается, или как чертовски повезло правительству, что у них есть кто-то, настолько влюбленный в свою работу, как она.

 Но все же, я ведь до хрена плачу этому парню, чтобы избежать лишних вопросов.

 — Итак, — я продолжаю наблюдать за Лекси, моим ангелом, — с ней все будет в порядке, да?