За пеленой надежды

— Похоже на аппендицит, — сообщил Эрик, интерн, дежуривший в отделении неотложной помощи.

— Уровень лейкоцитов?

— Чуть выше нормы, но у нее острая боль.

— Понятно. Я сейчас приду.

Мики второй год работала ординатором в общей хирургии, и в «Виктории Великой» ей полагалось обслуживать два этажа — дооперационное и послеоперационное отделения, а кроме того, принимать и выписывать пациентов, все время ассистировать во время операций и быть готовой в случае неожиданного вызова. Конечно, один человек не мог с этим физически справиться — везде успеть невозможно, — но она делала все, что было в ее силах. Мики любила ординатуру. Это был значительный шаг вперед по сравнению с годом интернатуры, который так утомил и лишил душевного тепла, что она, как и большинство врачей, предпочла вычеркнуть этот год из своей памяти. Теперь она работала в хирургическом отделении (как ординатор второго года, поскольку в «Виктории Великой» интернатура засчитывалась как первый год ординатуры), и коллеги впервые начали ценить ее знания.

Спускаясь в отделение неотложной помощи, Мики на ходу второпях съела яблоко. Она пропустила завтрак и, поскольку утренние операции начинались через час, не сомневалась, что ей придется ассистировать весь обед, а возможно, даже ужин. Хирургия требовала выносливости, как ни одна другая область медицины. Только вчера при удалении желудка Мики была у доктора Брока вторым ассистентом. Проще говоря, она лишь держала ретракторы, но на протяжении невыносимых пяти часов. Руки сводило судорогой, и они немели, ноги деревенели на холодном полу и болели, как и спина. Мики не осмеливалась шевельнутся. Брок накладывал сложные швы в брюшной полости и нуждался в помощи, какую могла оказать ему Мики. Отпусти она на мгновение эти большие металлические ретракторы, и могло случиться непоправимое. Как раз в тот момент, когда она почувствовала острую боль меж лопаток и надвигавшуюся головную боль, доктор Брок сказал: «Хорошо, давайте закругляться», — и Мики пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Она знала, что некоторые ординаторы обрели способность дремать, держа ретракторы. Они умудрялись устроиться в клине между столом и ширмой анестезиолога и на несколько минут закрывали глаза. Каким-то чудом они продолжали при этом крепко держать ретракторы — видимо, точно так же птицы держатся за насест, когда спят.

— Как вы выдерживаете все это? — однажды спросил ее Тоби, интерн из четвертого южного крыла. — Я ни за что не смог бы стать хирургом.

Врачей делили на две группы: медиков и хирургов. Представители одной группы не видели смысла в том, чтобы влиться в другую. Медики считали хирургов невезучими, а хирурги полагали, что вся работа медиков сводится к обещаниям, пилюлям, молитвам и вскрытию трупа.

Мики любила хирургию. Она не могла представить себя в другой области.

— Привет, Шарла, — поздоровалась она, входя в отделение неотложной помощи. — Где моя больная с острым животом?

Шарла кивнула головой влево:

— Она в третьей палате, Мики. Ей очень больно.

Мики сначала казалось странным, что медсестры зовут ее по имени. Они, не раздумывая, обращались ко всем врачам-женщинам по имени, но им и в голову не приходило так же обращаться к мужчинам. Мики не знала, проявляют ли медсестры таким образом неосознанное презрение или зависть к женщинам, занимавшим более высокое положение, чем они сами, но ей казалось, что это всего лишь сестринское дружелюбие, а может, способ выделить некую обособленность женского начала в мире, где правят мужчины.

Эрик, интерн, стоял у палаты номер три и курил.

— Погасите сигарету, — велела Мики и шагнула мимо него в палату. Мики не любила Эрика Джоунса. Он работал интерном всего четыре месяца, но уже становился самодовольным и нахальным. Эрик заявил, что будет работать минута в минуту с девяти до пяти, а по средам устроит себе выходной.

В больнице Св. Екатерины на клиническое исследование больного у Мики уходило около двух часов. Объяснялось это тем, что студентов-медиков учили делать анализы предельно точно. Они всегда методично начинали с «главной жалобы», затем изучали историю возникновения конкретной жалобы. Затем подходила очередь истории болезни пациента и истории его жизни — анализа. После этого изучались болезни родителей, единоутробных братьев и сестер, предков. Далее следовал системный анализ: оценка состояния всех органов и систем — сердца, легких, нервной системы и т. д. И, наконец, следовал физический осмотр. Мики, как и остальные интерны, за год научилась спрессовать все это в считанные минуты.

Поскольку Эрик уже занес основные показатели в историю болезни и провел физический анализ, Мики осталось лишь прочитать медицинскую карту и провести осмотр.

В отделение неотложной помощи миссис Мортимер два часа назад привез ее муж. Сейчас он, бледный и потерянный, мерил шагами коридор у смотрового кабинета. Больная лежала на боку на каталке, подтянув ноги к груди. Мики представилась и задала несколько вопросов, одновременно проверяя основные показатели состояния организма больной.

— Когда это у вас началось?

— Около двух недель назад, — с трудом ответила женщина. — Боль то начинается, то проходит. Я подумала, что это газы. Но вчера вечером боль стала нестерпимой и я чуть не потеряла сознание.

Мики послушала пульс: он был слабым и частым. Она заметила, что женщина прижимает руку к правой подвздошной области.

— Вас тошнило?

— Да… — Она начала тяжело дышать. — Несколько недель назад.

Мики взглянула на медицинскую карту. Классические симптомы аппендицита… Или внематочной беременности? Мики продолжала читать карту. Эрик описывал осмотр таза: признаков беременности не отмечалось. К тому же миссис Мортимер сорок восемь лет.

— Когда у вас в последний раз были месячные? — спросила Мики, осторожно пальпируя пациентку.

— Я уже говорила другому врачу, — отвечала женщина, тяжело дыша. — Я не помню. Я знаю, что у меня была менопауза. Менструация наступала нерегулярно. У меня случались неожиданные выделения. Затем месячные совсем прекратились… Ай, так больно!

— Мы этим займемся прямо сейчас.

По крайней мере, Эрик проявил осторожность и не дал миссис Мортимер морфий. На прошлой неделе он дал наркотик другому пациенту, поэтому, когда Мики осматривала его, симптомы были смазаны и поставить диагноз при первом осмотре оказалось невозможным.

— Миссис Мортимер, всякий раз, когда к нам поступает женщина с болью в этой области, приходится допускать возможность внематочной беременности.

Женщина расплакалась:

— Это невозможно. Мы с мужем уже давно… Понимаете, у нас этого давно не было.

Попросив медсестру остаться с миссис Мортимер, Мики пошла к телефону и позвонила Джею Соренсену. Тот уже четвертый год работал ординатором в хирургическом отделении. Он сделает операцию, поскольку Мики это еще не по силам.

— Джей, — сказала она, когда тот подошел к телефону. — Думаю, нам предстоит операция на брюшной полости. Ты свободен?

Мики описала состояние миссис Мортимер и ответила на вопросы Джея:

— Женщина не помнит, когда у нее прекратились менструации. Говорит, что за последние несколько недель у нее появлялись выделения, но это может быть связано с менопаузой. С мужем долгое время не имеет сексуальных связей. Немного повышены температура и уровень лейкоцитов. Но боль острая, пациентка почти в шоковом состоянии.

— Поднимайте женщину наверх. Я найду ей палату.

Понадобилось время, чтобы установить группу крови и резус-фактор и подготовиться к срочной операции. Поскольку анестезиолог пока не мог заняться пациенткой, Мики решила побыть рядом с ней до тех пор, пока все не будет готово. В операционной, как обычно, царили оживление и суматоха, а миссис Мортимер, лежа на каталке, испуганно озиралась.

— Доктор Браун скоро сделает вам обезболивание, — Мики положила ладонь на руку миссис Мортимер. Как и в больнице Св. Екатерины, в «Виктории Великой» следили за тем, чтобы все надевали маски в операционной, но хирурги всегда делали исключения: имея дело с детьми и напуганными пациентами, они не закрывали лиц.