Блудница

— Что за врач? — насторожился Кристиан. — Я не в курсе. Мне о ней никогда не говорили ни Пьер, ни Жак. Она когда-нибудь посещала больных в вашем поселке?

— Я не знаю, — пожал плечами Симон.

— Но вы ее видели? — спросила Алена.

— Видел однажды... Она уходила, и я вышел спросить, что она думает о старине Жаке.

— И как она выглядела?

Симон опять неопределенно пожал плечами и, подняв руки к голове, покрутил их, не то изображая прическу женщины, не то этим жестом давая понять, что она была не совсем в себе.

— Вы бы узнали ее на фотографии? — неожиданно спросила Алена.

— На фотографии? — Симон задумался, потом уверенно тряхнул головой. — Узнал бы. У нее такая внешность, о которой говорят, что она как бы неброская, невыразительная. Но на фотографии, конечно. Я бы точно узнал.

— Хорошо, — ответила Алена, и по ее вздоху можно было понять, что в общем-то ничего хорошего.

— Я заберу с собой письма? — взглянула она вопросительно на Кристиана.

— Если они тебе нужны, конечно.

Кристиан еще раз осмотрел комнату Жака и, задержав взгляд на портрете, тихо сказал Алене:

— Это рисунок Вероники. Видимо, она для этого сюда и приезжала.

Алена мельком взглянула на портрет и, укладывая письма в сумочку, низко прогудела:

— Пока будем считать, что так.

Кристиан пропустил вперед Симона и Алену и уже собирался выключить свет, когда раздался телефонный звонок.

В одну секунду все трое очутились у аппарата.

— Да? — Голос Кристиана прозвучал отлитым из стали, и Алена, сразу представив себе, как он вот таким же тоном приказывает в операционной: «Скальпель», взглянула на него с уважением. Но в ту же секунду его лицо сделалось виноватым, и он произнес: — Извините, Алена заснула в машине, и я, чтобы дать ей возможность отдохнуть, отключил оба мобильника.

Кристиан протянул трубку Алене, и она услышала задыхающийся Севкин голос:

— Алена Владимировна, экскурсионный катер вернулся, но Вероники и Марии на нем не оказалось.

Алена сделала короткую паузу и недовольным голосом прогудела:

— Сева, ну ты прямо как маленький. Неужели я могу помнить все телефонные номера?! Возьми у портье ключи от моей комнаты. Записная книжка в тумбочке. Телефон директора театра и сам мог бы помнить наизусть. Домашний? Ну домашний у меня тоже записан. Подожди секунду, — она убрала трубку от уха и, обращаясь к Кристиану, спокойно произнесла:

— Это Сева. Все в порядке. Зайдите пока еще к кому-нибудь из соседей, Кристиан. Чем черт не шутит... Я поговорю и буду ждать вас на улице.

Когда Кристиан и Симон вышли, она отрывисто сказала:

— Давай по порядку, Сева.

— После того, как вы велели, чтобы Потапов с охранником были все время рядом с Марией, а катер уже давно отчалил и Вероника с девочкой уплыли в коралловую бухту, я побежал на спасательную станцию, чтобы за любые деньги попросить ребят подбросить меня в эту бухту. Они стали дружно ржать... Знаете почему, Алена Владимировна?

— Знаю, Сева. Потому что вопреки инструкциям этот катер был уже за немалые деньги отдан другому лицу, но для этой же цели. Давай дальше!

— Я метался по берегу как ненормальный. Потом предложил им сбросить меня с парашюта. На что в ответ мне молча указали на толпу желающих полетать над морем. Короче, я потерпел полное фиаско, и мне, Алена Владимировна, ничего не оставалось, как бегать вдоль моря и ждать катер. Когда катер вернулся, мы с Потаповым и охранником стояли на самом причале. Все вышли... Вероники с Марией не было. Зато среди экскурсантов, к своему великому изумлению...

— Не надо, Сева, ты же звонишь не на мобильный, а в дом Жака. Не надо называть никаких имен. Телефон наверняка прослушивается. Я все поняла. Где Ксюша?

— Ой да, вот. Ксюша уехала на экскурсию на гору Моисея и вернется лишь завтра к обеду. К счастью, наверное, уехала...

— Это Вероника уговорила ее поехать?

— Откуда вы знаете? — удивился Сева. — Действительно, Вероника отправляла изо всех сил. Хотя Ксения сопротивлялась, говорила, что Вероника себя не очень хорошо чувствует, и еще эта морская экскурсия. А Вероника улыбалась, убеждала ее, что ведь это все отдых для нее. Ну и... Короче, Потапов требует немедленно заявить в полицию и связаться с отцом Марии.

— А вот этого делать не надо, — жестко возразила Алена.

— Почему? Но ведь Мария...

— Мария находится в самых надежных руках. И ни один полицейский не сумеет уберечь ее от беды так, как эти руки... Дай трубку Потапову, и пусть мобильник по-прежнему остается у тебя...

С трудом дождавшись назначенного ей времени, Алена приехала к «Гранд Опера» и стояла с букетиком фиалок там, где назначила ей встречу Женевьева Превер.

Ночным самолетом они с Кристианом вылетели в Париж, чтобы Алена могла повидаться с Женевьевой и сразу вернуться в Ниццу, в дом тетушки Эдит.

На пятнадцать минут позже условленного времени к театру подрулила красивая, необычного золотистого цвета машина, и, не покидая ее, худенькая черноглазая особа с густой челкой до бровей внимательно оглядела Алену. Алена улыбнулась и помахала ей букетиком фиалок.

— Это мне? Очень мило, — свысока кивнула балерина, соизволившая наконец подойти к Алене и принять из ее рук фиалки. — Вы угадали. Фиалковый цвет — мой любимый. Можем пройти в мою гримуборную.

Стремительной легкой походкой Женевьева взлетела на ступеньки и понеслась так, что Алена с трудом поспевала за ней.

В гримерной она скинула свой экстравагантный верхний наряд непонятного кроя и фасона и осталась в тоненьком фиолетовом свитере и белых атласных брючках. Алена невольно любовалась ее изумительной необычной пластикой, казалось, состоящей из одних острых углов, которые непрерывностью движений точно рождали постоянно развивающийся экзотический танец. Женевьева прочла восхищение в глазах Алены, усмехнулась и, нарочито развязно плюхнувшись в кресло, отрывисто спросила:

— Вы хотите говорить о Марии?

Алена неопределенно мотнула головой и, увидев недоумение в глазах балерины, ответила:

— И о ней тоже...

— Тогда я должна выпить виски, — сообщила Женевьева. Упругим мячиком метнулась к стенному шкафу, вынула ополовиненную бутылку и два стакана: — Разбавить содовой или минералкой? — спросила Женевьева и добавила: — Я лично предпочитаю не портить продукт. Если вы собираетесь сообщить, что вообще не пьете — со мной этот номер не пройдет. Я не какая-нибудь алкашка, чтобы керять в одиночестве.

— Тогда без разбавки, — поспешно ответила Алена.

Женевьева налила по полстакана виски и, кивнув, молча сделала два больших глотка. Достала сигарету, закурила и, подвинув открытую пачку Алене, глубоко задумалась. Какое-то время она словно не замечала ее присутствия, потом глубоко вздохнула, снова отпила приличную порцию виски и медленно произнесла:

— Мне искренне жаль всех, кто не знал Марию. На создание такой природы, наверное, были брошены самые крутые силы там, где моделируют человека. — Она подняла глаза вверх, как бы обозначая местонахождение этих высших сил. — Кристиану удалось сделать с ней то, что, как мне казалось, не по плечу ни одному смертному. Она была ему верна.

Женевьева допила виски и, плеснув из бутылки в свой стакан еще столько же, хрипло рассмеялась:

— Я прощала ей любые измены, потому что чувствовала ее. Она была чувственна и эротична с макушки до пяток. Разве такая женщина может принадлежать кому-то одному?! У нее в жизни была одна любовь, одна страсть — ее дочь. Потом возник Кристиан, и она поначалу пыталась сбежать от себя самой. Испугалась встречи с такой своей глубиной, на которой оказался невозможен еще кто-то, кроме него, и этой страстной неотвратимой любви. Она вначале просто казалась тяжелобольной, сходила по нему с ума, пыталась вытравить из себя это наваждение... а потом сдалась и ухнула, как в омут...

— А вы видели Марию после того, как они расстались с Кристианом?

— Я ее видела всегда и несмотря ни на что, — безапелляционно заявила Женевьева. — Тогда она пошла вразнос. Ей были нужны деньги для дочери. Все остальное стало неважным.