Штамп Гименея

– А зачем ты ей это позволяешь? – разозлилась я.

– Только так мы можем видеться, общаться с сыном нормально. Чтобы он мог, как раньше, видеть нас не только по отдельности, но и вместе. Без нее он скучает. Все-таки, что бы я ни делал, ее он любит какой-то невообразимой сыновней любовью, от которой никуда не деться, – с болью закончил Борис.

Я молчала. Вот ведь как получается. Я абсолютно ничего не знала о Борисе. Не знала историю.

– Прости, можешь не продолжать, – поспешила я его остановить. – Если тебе больно об этом вспоминать, можешь не продолжать…

– Почему же? Мы ведь уже открыли кружок «Хочу все знать», – усмехнулся Борис. – Мне даже легче, что я тебе все рассказал. Вот, блин, до сих пор переживаю.

– Успокойся, – чуть не расплакалась я от жалости. Господи, как было бы ужасно, если бы я его навсегда потеряла. Такого удивительного, такого прекрасного. Иногда такого колючего, как ежик.

– Мой сын живет с чужим мужиком, который когда-то был моим добрым приятелем. А я должен делать вид, что мне это приятно, потому что только в этом случае моя жена станет со мной иметь дело. Я должен с ним раскланиваться, должен делать вид, что все мы – взрослые люди и что это совершенно нормально. Вчера она была моя жена, сегодня твоя. Нормально! Как тебе такие разговоры: Кофе будешь? Кстати, твой сын получил двойку. Мне пришлось его наказать.

– Прекрати! – рявкнула я.

Борис очнулся, посмотрел на меня и попытался взять себя в руки.

– Я не ставил штамп, потому что мне было не до него. Это надо было снова тащиться в суд, брать решение суда, а потом сидеть в очереди ЗАГСа и сдавать паспорт. Мне было не до этого. И потом, я не думал, что ты выкинешь такой крендель и примешься читать паспорт.

– Я дура! – с готовностью подтвердила я.

– При чем тут ты? Это я до сих пор боюсь приблизиться к женщине хоть на километр. Хочется обнести свой дом чугунным забором и никого никогда туда не пускать.

– Даже меня? – охнула я.

– Тебя? С тобой все непонятно. Ты странная, а временами даже нелепая. С тобой невозможно ничего предугадать. Но почему-то кажется, что на ложь ты не способна.

– Точно! Приврать я могу, но на ложь – нет, – шумно подтвердила я.

Борис ласково потрепал меня по щеке и улыбнулся. Может, просто хотел выразить симпатию. Просто дружеский знак внимания, однако все наши прикосновения были наэлектризованы. С первого дня. Он отдернул руку и внимательно посмотрел мне в глаза. Уточнял, остались ли у меня вопросы. Вопросов не оказалось. Тогда Борис принялся использовать крайние меры, которых я так боялась и так ждала, то бишь приступил к поцелуям и объятиям. Невыносимо, невозможно, неописуемо прекрасным поцелуям изголодавшегося по единственно возможной пище человека. Я даже в нормальном состоянии плохо контролировала себя, находясь в его руках, а уж после трех бокалов… Я словно обрела свой дом. Впервые за последний год. Хотя нельзя сказать, что я вовсе жила без поцелуев. Петечка. Есть все-таки что-то божественное в том, с какой неумолимой точностью мы чувствуем друг друга. Мы можем ничего не говорить, мы можем вообще быть незнакомы, но достаточно одного взгляда, чтобы понять: «то» он или «не то». В каком-то генетическом, биофизическом, комплиментарном плане. Ох, какие я, оказывается, знаю слова. Это мне когда-то морочил голову мимолетный герой случайного романа с биофака МГУ. Комплиментарность – это когда цепочки ДНК, сцепляясь, идеально подходят друг другу. Как пазлы. Иногда мы можем мучиться годами, пытаясь выстроить отношения с теми, кого полюбили всем сердцем. Может, у нас это так никогда и не получится. Но если мы – пазлы, то стоит нам закрыть глаза и прикоснуться друг к другу – наступает волшебство. А вот когда мы смотрим на «не тех», то чувствуем это сразу, достаточно и пары минут. Петечка был «не то» с первого дня знакомства, и глупо было надеяться, что я смогу заглушить в себе голос природы. Зачем? Зачем я пыталась перекроить неплохого, в общем-то, друга в отвратного мужа, зачем чуть не влипла в этот дикий брак, в котором бы мы оба были несчастны?

– О чем ты думаешь? Але? – дрогнувшим голосом спросил Борис, оторвавшись от моих губ. Я моментально прижалась к нему обратно и забыла обо всем на свете.

– Я думаю, что ты – полностью воплощение моей мечты.

– Ага, – нежно прошептал он, проведя большим пальцем по губам.

Мои инстинкты требовали позволить ему все. Только бы не отпускал.

– Все-таки Света не права, – вздохнула я и закрыла глаза.

– В чем? – как-то издалека спросил Борис.

– В чем? В том, что гормоны глупы и нельзя идти у них на поводу. Что они никогда не приведут к тому, с кем можно построить счастье.

– Как ты себе представляешь процесс «построить счастье»? Берешь в руки отбойный молоток и вперед? – усмехнулся Борис.

– В том-то и беда, что я это представляю себе как непрерывную цепь вот именно таких поцелуев, – промурлыкала я, и мы провалились в пропасть безотчетной, пьяной, прекрасной ночи, в которой уже никому ни от кого не требовалось никаких объяснений. Просто мужчина и женщина, одни на необитаемом острове, по невероятной случайности нашедшие друг друга в лабиринте взаимного недоверия и неприятия, взаимных амбиций и страхов. Все растворилось, Борис опьянел от права снова обладать мной после столь длительного перерыва. Я была пьяна и до того, но тут наглядеться не могла на его прекрасное лицо. Прекрасное не какой-то казуистической красотой, которая живет на страницах модных журналов, а как-то по-другому. Прекрасное, как лицо человека, кому предназначено быть прекрасным именно для тебя. Он смотрел так, словно мы не виделись тысячи лет. Словно мне по ошибке отдали в пользование то, без чего он не может жить и что по справедливости принадлежит ему. Я была в практически бессознательном состоянии от счастья.

– Удивительно! – шепотом сказала я, осознав, что счастлива бесконечно.

– Что именно? – ласково усмехнулся Борис.

– Такое со мной впервые в жизни. Не думала, что такое возможно! – с удивлением сказала я.

– Что возможно? – смутился он.

– Быть только женщиной и больше никем.

– Ты для меня – все, – тихонько бросил Борис.

Я замерла. Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Потому что и без пояснений мое сердце трепетало, а кровь заструилась по венам с небывалой скоростью. Я как могла показала, что и ОН для меня ВСЕ! А потом он уснул. Его обычно напряженное и сосредоточенное выражение лица сменила расслабленная полудетская улыбка. Я сидела рядом с Борисом на диване, боясь пошевелиться и спугнуть его блаженный сон, это редкое выражение счастья на его лице.

– Чего ты не спишь? – пробурчал он, разлепив один глаз. – Уже утро?

– Нет-нет, – испуганно шепнула я. – Глубокая ночь. Спи.

– Только с тобой, – сонно промямлил Борис и прижал меня к себе.

Глава 4

Из огня да в полымя

В то, что удав может целиком проглотить какую-нибудь там косулю, верится с трудом, потому что внешний вид удава не позволяет предположить, что косуля в него влезет. Однако влезает. И неплохо влезает. Но в это не верится. Зато прекрасно верится в полтергейст, привидения и телепатию. Хоть никто их и не видел, и вообще эти понятия сложно доказуемые. Вера – дело сугубо добровольное. Если, к примеру, для дядьки, оставшегося без работы, самым главным злом будут демократы, то для кооператора, набившего карман на приватизации городских туалетов, демократы братья навек. Интересно, что сказали бы друг другу кооператор и дядька. Очевидно, что самим демократам наплевать и на того, и на другого. Они их и в глаза не видели и думают, скорее всего, только о себе. Но кооператор верит, что демократы пекутся о его будущем, а дядька из НИИ прикидывает, где бы раздобыть дробовик. Вопросы веры одни из самых сложных в мире. Например, верите ли вы в Деда Мороза? Нет? А я верю. Надо мной часто смеются. А зря.

– Ты шутишь? – говорил мне Ларик.

Я же отвечала: