Огонь Менестреля

Вилли взглянула на Джулиану. Та старалась изображать возмущение, но сквозь него проглядывала симпатия и — как почудилось Вильгельмине — восхищение. Очень интересно. Ей казалось, что Джулиана совсем не от мира сего, что земные радости вызывают у нее скуку; такое впечатление она вынесла из немногочисленных встреч с племянницей, которые у нее были.

Мэтью Старк тяжело вздохнул, по его лицу проскользнула беспокойная неуверенность, и у Вильгельмины екнуло сердце. Этот человек явно не станет нервничать по пустякам. Видимо, произошло что-то серьезное.

— Господи, как же я не люблю этого делать! Я так полагаю, вы ничего не знаете. — Он плотно сжал губы и помолчал, его лицо приняло суровое выражение, но в нем чувствовалось участие. — Сегодня утром в Амстердаме найдено тело Джоханнеса Пеперкэмпа. Он умер от инфаркта. Он ушел из мастерской с одним голландцем, и я имею основания думать, что это был Хендрик де Гир. Мне очень жаль.

В Амстердаме, подумала Вильгельмина. Ну конечно же, в Амстердаме.

Хендрик…

Она закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на подступившие слезы, и перед ней поплыли образы прошлого — картинки из волшебного фонаря, — живущие сейчас только в ее памяти. Она увидела брата — юного, высокого, он смеялся и мчал по льду красавицу Анну.

— Тетя Вилли, с вами все в порядке?

Нежный голос Джулианы, наполненный болью и огорчением, развеял видения и вернул ее к действительности. Вильгельмина сошла с последней ступеньки, поравнявшись с Мэтью Старком, который все еще стоял в дверном проеме. Джулиана нетвердой походкой последовала за ней. Катарина оказала дочери плохую услугу, подумала Вильгельмина. Джулиана совсем ничего не знает о жизни. У нее есть деньги и здравый смысл, прекрасная одежда и блестящее образование, уникальный талант, но она не имеет представления о том, что такое холод, голод или смерть. Джоханнеса больше нет. Как нет и Рахель. Застывшее, побледневшее лицо Джулианы казалось ей сейчас неуместным. Вильгельмина призналась себе, что вряд ли сможет испытать симпатию к тому, кто никогда не страдал.

И как печально — и неправильно — что ее племянница, совсем не знала своего дядю. Хотя в этом нет ее вины. Вильгельмина уже раскаивалась в том, что плохо думала о Джулиане. Она — хорошая и добрая, и Вильгельмина гордится ею. Она ведь племянница и, кроме того, последняя в роду Пеперкэмпов.

О, Боже! Вильгельмина отогнала эту догадку. Взбудораженное воображение вдруг подбросило ей мысль о том, что Джоханнес мог передать Камень Менестреля, а вместе с ним и четырехвековую традицию Пеперкэмпов своей племяннице-пианистке. Какой бы замечательной ни была Джулиана, она вряд ли сможет всерьез воспринять эту традицию. После Амстердама никто из Пеперкэмпов не упоминал о камне. И скорее всего Джоханнес выбросил его в море. Хотя, неужели у него хватило на это решимости?

Господи Всевышний! Вильгельмина вдруг испытала острое чувство ужасной утраты. Мой брат мертв. Его нет.

— Я в порядке, — сказала она наконец. Она должна была сказать так, это нужно было прежде всего ей самой. — Джоханнес прожил долгую жизнь. Он был прекрасным человеком.

— Да, я знаю, — сказала Джулиана. Вильгельмина взглянула на Мэтью Старка. Он с непроницаемым видом наблюдал за Джулианой. Но она чувствовала напряжение, исходившее от него. Он не сдвинулся с места, хотя по всему было видно, что его единственным желанием было подойти к Джулиане. Ох, подумала Вильгельмина, ведь он уже почти влюбился в девочку.

Темные глаза остановились на старой женщине.

— Вы — тетя Джулианы? Вилли, не так ли?

— Вильгельмина. — Ее голос прозвучал ясно и уверенно. Теперь нужно идти до конца. Найти Хендрика. Помешать ему. Она будет всегда скорбеть о брате, но потом, когда останется одна. А пока, похоже, предстоит сделать кое-что еще. Хендрик… Какое предательство ты замыслил на этот раз? — Меня зовут Вильгельмина Пеперкэмп.

— Еще одна Пеперкэмп. Сестра Катарины и Джоханнеса?

— Да. Я живу в Роттердаме.

— Вы знаете, зачем ваш брат поехал в Амстердам?

— За алмазами. — Ложь пришла сама собой. У нее нет оснований доверять этому американцу и что-либо рассказывать ему. — А я приехала покормить его кошку.

— Неужели вы проделали такой путь только для того, чтобы покормить бедную киску? Ладно, пусть, как вам угодно. Если не хотите, можете мне ни черта не рассказывать. Я сам узнаю все, что нужно. Я хочу попросить вас только об одном одолжении — езжайте-ка вы домой. Обе. Нечего вам впутываться в это дело.

— Мы всегда будем помнить о вашей заботе, мистер Старк, — невозмутимо ответила Вильгельмина. Она ненавидела, когда ей указывали, что делать. — Но это вы принесли нам плохие новости, так что я думаю, именно вам нужно бы поторопиться уйти.

— Хорошо. Вам известно что-нибудь о Хендрике де Гире?

— Tot ziens, мистер Старк.

— То есть?

— То есть, до свидания.

Старк перевел тяжелый взгляд на Джулиану.

— Вы хотите, чтобы я ушел?

Джулиана несколько секунд смотрела на него, и Вильгельмина увидела в глазах племянницы сомнение. «Господи, помилуй! — подумала она. — Джулиана сейчас скажет ему „нет"! Ах, что все это значит?»

Но Джулиана мужественно кивнула.

— Да, думаю, вам лучше уйти.

Мэтью, не сказав ни слова, развернулся и вышел. Вильгельмина, стоя рядом с племянницей, смотрела ему вслед, пока он спускался по ступеням крыльца.

— Тяжелый человек, — заметила она.

— Да. Но я не уверена, что мы поступили благоразумно, просто так отпустив его, тетя Вилли. Он что-то знает, и он не сказал нам об этом.

— И мы знаем кое-что, о чем не сказали ему. Разве нет?

— Да, но… — Она упрямо выпятила подбородок. — Не знаю, как вы, тетя Вилли, но я не намерена просто уехать домой и забыть обо всем. И пошел он к черту, этот Вермонт.

— Вермонт? А что там, в Вермонте?

— Там безопасно. Там я могу сделать вид, что ничего не знаю. Туда меня хочет отправить мать.

— М-да. Но есть вещи, от которых не спрячешься. Ну что, пошли?

— Куда? Мне бы хотелось поехать за Старком в Америку.

— И я бы тоже поехала.

— Но у вас нет паспорта.

— Есть. Когда-то я собиралась поехать в Нью-Йорк навестить твою мать, но потом передумала.

— Почему?

— Она приехала сама.

— Понятно. Паспорт у вас с собой?

— Да. Сегодня утром, когда я собиралась в Антверпен, я подумала, а вдруг мне придется отправиться в Нью-Йорк и встретиться с твоей матерью. — Хендрик, мелькнуло у нее в голове. Неужели опять он? Вдруг она почувствовала страшную усталость и поняла, что годы все-таки берут свое. — Пошли. Мы должны убедиться, что за нами нет слежки.

Она отдала угря домовладельцу, который незаметно все это время стоял рядом с ними, и сказала ему, что придет попозже, чтобы уладить дела брата.

— Что случилось? — спросил мистер Деккер. Он явно ничего не понял из их разговора. — Где ваш брат?

Она посмотрела на бельгийца и спокойным, ясным голосом сказала:

— Он умер, мистер Деккер. Джоханнеса больше нет.

Глава 15

На лице американского сенатора Сэмюэля Райдера было прекрасно отработанное выражение задумчивого превосходства, когда он поверх орехового стола смотрел на кресло, обитое темно-красной кожей, в котором сидел помятый, пепельно-бледный, усталый, старый Хендрик де Гир. От него несло потом и джином. Райдер не испытывал к нему ни капли сочувствия. Помощники предлагали ему вызвать охрану — даже настаивали на том, чтобы он разрешил им позвонить, — но сенатор отказался. Он приказал, чтобы де Гира припустили к нему в офис — в тихое, казенное обиталище одного из американских сенаторов.

Офис находился в том же кабинете, где раньше сидел Сэмюэль Райдер-старший, долгое время занимавший сенаторское кресло от штата Флорида. Сэм, после того как сам был избран в сенат, вынес отсюда все — стол, ковры, кресла, воспоминания. Все до последнего карандаша. Он оставил только портрет. Портрет был написан незадолго до смерти Райдера-старшего. Зловещий образ отца, детские голубые глаза и пугающая проницательность которого навсегда отпечатались в памяти знавших его людей, нависал над столом, за спиной сына, так чтобы Сэму-младшему не приходилось все время сталкиваться с ним взглядом.