Speed 2. Еще больше скорости. Еще больше любви (СИ)

Конечно, Франк не привык к подобному моему поведению, но на это были причины. Да что я говорю? Это были не просто причины! Это был ад, в который он превратил нашу с ним новую жизнь, в который он загнал меня, лишив всего самого светлого.

И вновь перед глазами происходящее в номере. Ужас, окаменение от случившегося. Страх. Непонимание. Как такое было возможно? Как? Это было нереально! Это не могло оказаться правдой! Только не с нами, только не со мной! А как же мои мечты? А как же все то, что я уже распланировала? Наша жизнь должна была превратиться в сказку, пускай Дима, в свойственной ему манере, постоянно цеплялся ко мне, пытаясь разрушить мои схемы, вставлял палки в мои колеса, порой обижая меня своими резкими высказываниями, но я знала, я была уверена, в глубине души он хочет того же, чего хочу я. Я просто знала это, поэтому держалась и не сходила с ума, хотя он думал иначе, каждый раз закатывая глаза и строя страдающую физиономию.

Он выпендривался, отбрыкивался, возмущался, но был моим. Моим. И я никогда, никогда, никогда не посмею потерять его. Больше никогда. Я лучше сама потеряюсь, сама исчезну, но только не он. Я не выдержу второго раза. Я и тогда выдержала еле-еле. Я прошла через все круги ада, я знаю что это. И будет глуп тот, кто, усмехаясь, заявит с усмешкой: «Да за мои грехи, мне самая дорога – в Ад! Но это не страшно, подумаешь…». А я даже думать, даже секундочку, даже мгновение об этом боюсь. Это мой самый страшный, необузданный кошмар.

- Малыш..

Посмотрев на него, сквозь выступившие слезы, я сбросила его руки со своих колен.

- Полин, нам надо поговорить. Надо. Пожалуйста, послушай меня.

Я видела в его глазах искреннее расскаивание, что было совершенной редкостью. Но в этот раз он облажался по-настоящему.

Отвернувшись, он перевел взгляд на занятую кровать. Видимо убедившись, что все нормально вновь повернулся ко мне.

- Берг, тебе придется меня выслушать и понять. Захочешь ты этого или нет. Ты поняла?

Этот тон. Его стандартный тон в приказной форме, когда я поступала не так, как ему было удобно. Пф. В эти моменты, порой осознавая, что он не прав в большей степени чем я, но попросту пытается сломать меня, подмять меня под себя, я так сильно бесилась! Я пыталась вбить в его голову свои мысли, а он, вместо того чтобы выслушать, вопил, что я издеваются над ним, взрываю его голову и если я не хочу оказаться запертой на балконе, мне лучше заткнуться! Вот такого, дурацкого я его любила! Любила с самого начала, позволяя смеяться, подшучивать над собой, не понимая, как у него выходит выставить все так, будто бы это я постоянно туплю и не могу ни с чем справиться. Любила, получая удовольствие каждый раз, когда он оказывался хитрее и, выигрывая у меня не честным путем, заставлял восхищаться им, при этом еле-еле сдерживая выступавшие от обиды слезы. Любила, за все. Не только за ужасный, грубый, хамоватый характер. Не только за некультурную, режущую многим слух нецензурную речь. Не только за своеобразное чувство юмора. Я любила его просто потому что, он был самым добрым человеком, которого я знала. Самым сильным. Самым надежным. Самым красивым. С самыми-самыми яркими-яркими зелеными глазами, которые порой смотрели на меня еле-еле выспавшись, которые ярко горели от очередной глупой затеи, которые темнели от злости, которые готовы были выпрыгнуть при изумлении, которые сводили с ума, стоило ему хоть на мгновение встретиться со мной взглядом. Я любила каждую его частичку. Я любила его сухое, с проступающими через кожу мышцами, тело. Я любила вены, выступающие на его предплечьях. Да что там, я сходила с ума. По его кадыку, по которому он так любил водить рукой туда сюда. Его татуировка, его шрамы. Старые. Новый. Его мягкие, торчащие куда-то вечно не туда волосы, до которых я могла дотянуться разве что, валяясь с ним на кровати, либо когда он нагибался ко мне.

За все это я любила его. Мне кажется, маниакально.

Любила и прощала все. А прощать было что. За всей его необыкновенностью, он скрывал себя, вернее, себя прошлого. Он пытался измениться, но пока у него это не получалось. Либо он не слишком старался. Так ему было привычней. Он воспитал в самом себе это стремление одурачивать людей и недоговаривать. Он был потрясающим вруном. Браво! Порой, когда я узнавала правду, естественно, когда он считал, что мне можно наконец-таки довериться, у меня волосы на голове не то что бы вставали дыбом, они разом все выпадали и не желали возвращаться. Для Франка было обыкновением соврать на счет чего-нибудь, как-то исказить реальность под выгодным ему углом. Все это он объяснял тем, что действует из лучших побуждений. Объяснял тем, что поступает в моих же интересах, но что полезного в том, что я постоянно купаюсь в его собственновыдуманных ловушках, для меня было не понятно. Все эти его игры я пропускала сквозь пальцы, просто привыкнув к тому, что если его приспичит, он сам раскроется и придет за советом, за поддержкой. Выпытывать у этого человека хоть что-то, чего он не желал рассказывать, было сущим адом. Вернее, это было издевательством только лишь над собой, плюс, просмотр бесплатного театрального номера: «Ну, чего ты пристала ко мне? Чего ты от меня хочешь? Я сам со всем справлюсь, отстань». Говорить ему о том, что близкие друг другу люди, могут делиться своими проблемами, тоже было бесполезно. Он выпытывал у меня все, знал обо всем, что я думаю, ведь естественно, желал чувствовать контроль, но что говорить о том, чтобы просто так сесть и рассказать мне о своих переживаниях? Зачем нам это? Мы потерпим, соврем, а когда что-то произойдет, выльем всю скопившуюся клоаку тебе на голову, Полина! Вот таким был мой невыносимый молодой человек, которого мне зачастую хотелось порезать на куски, замуровать в пирамиде, зацементировать, сдать в рабство, отправить за Северный полярный круг, но все упиралось в то, что куда бы он не уехал, что бы с ним не случилось, либо я поехала бы с ним, либо это случилось бы и со мной, иначе, я бы погибла. Умерла. Исчезла. Ведь без него никак.

Никак без того, кто сидел передо мной, вымаливая глазами прощение, за то, что испортил нам обоим жизнь. У всего есть своя грань. И он переступил ее. Он все-таки смог до нее добраться. А ведь я думала, что это никогда не произойдет. Что я всегда буду кушать все, что он мне предложит. Но нет.

- Ты долго будешь молчать?

Я отвернулась.

- Полина, ты же знаешь, я достучусь до тебя. Рано или поздно, но я доберусь.

«А потом я забью тебе голову своими мыслями, и ты вновь будешь выглядеть как дура» – пожалуй, ему стоило это добавить.

Наконец-таки сообразив, что на данный момент его угрозы не слишком меня пугают, он печально вздохнул и сменил тактику.

- Малыш, ты не понимаешь, как мне было тяжело. Я сам… Я не могу это объяснить, но, я думаю, ты поймешь что…

От меня никакой реакции.

- Понятно..- Еще одна черта. Он терпеть не мог идти на контакт первым. Хоть, надо признаться, ради меня он переступал через свою гордость. Стоит ли упоминать о том, что даже если он и пытался наладить все первым, все равно все в его объяснениях упиралась в то, что я либо не правильно его поняла, не правильно что-то сделала, ну или может он немного ошибся, но это несущественно, а я, в свою очередь, раздула огонь из одной искры.

Ну, уж нет, Франк! Эту войну я тебе не проиграю! Тут тебе придется попотеть, дабы вымолить у меня прощение.

- Ладно.. Я скоро приду.

Поднявшись, он прихватил валяющийся неподалеку собачий поводок и, позвав за собой нашего пса, прикрыл за собой входную дверь.

И от этого мне стало только хуже. Совсем невыносимо. Теперь я одна. И даже не знаю, что делать. Непроизвольно я вновь перевела взгляд на кровать.

До меня до сих пор не могла дойти простая истина: там спал он. Он! Он спал в ней! В кровати, в номере, который снял мой молодой человек. И он спал в ней. Тихо, без звуков. Просто спал. Спал, а я сидела напротив и.. и хотела чтоб он исчез, хотела, что его не было здесь. Я так не могла. Это было слишком. Это было не объяснимо. Как так вышло? Когда мы ехали по шоссе, в машине стояло глубокое молчание. Я прижимала к себе Франки, поскольку он был страшно напуган. Дима был полностью в дороге, а он.. Мятежный.. Паша.. Шторм… Как мне надо было называть его? Как? Он занял собой все заднее сидение и тоже молчал. О чем-то думал. Не знаю.