Дорогая кузина

Но пока он раздумывал и анализировал происходящее, что для любого поэта достаточно сложно, жизнь вмешалась в текущие своим чередом события и внесла в них странные коррективы.

В один замученный полуденным зноем день, когда Вадим, сдав в секретариат новую дурацкую заметушку, лениво и печально хрупал на вокзальной скамейке дареным огурцом, рядом возникла незнакомая девушка. Словно сотканная из вокзальной гари и пыли, раскаленного, почти кипящего воздуха и обжигающего дыхания поездов.

Вадим крепко зажмурился, посидел секунды три и снова открыл глаза. Девица никуда не исчезла. Она стояла и внимательно разглядывала Вадима. А там было на что посмотреть.

Природа подозрительно расщедрилась на старшего Охлынина и кинула ему с барского плеча исчерна-серые, огромные, выразительные глаза, которые многим хотелось назвать очами, с длинными женскими ресницами, широченные плечи, мускулистую шерстяную грудь и крепкие руки с твердыми пальцами, чернеющими забавными кустиками волос.

Правда, его внешность никто не назвал бы поэтической даже за красивые глаза. Да и вырос он невысоко, и видел плоховато. Но по свойственному ему немужскому кокетству, прекрасно понимая, что очки, закрыв такие глазищи, смажут все впечатление, их упрямо не надевал. Его лицо довольно рано пропахали четкие морщины. То ли от горячего краснодарского солнца, то ли от врожденной сухости кожи, то ли от постоянной привычки близоруко прищуриваться. Морщины подчеркивали проступающие все очевиднее черты жестокости и холодности, резко контрастирующие с его приветливостью и дружелюбием. Но пока на такую дисгармонию окружающие внимания не обращали. И с удовольствием вслушивались в охлынинский приятный раскатистый бас, подходящий грубоватой и простоватой веселости поэта.

Девушка глазела все пристальнее. Вадим выпрямился и приосанился. И решил начать разговор. Всегда труден лишь первый шаг

— Вы с поезда?

Это легко определялось по ее виду. Девушка была хорошо и модно одета, как не одевались в Краснодаре, а в руках держала купленных у вокзальной торговки кур, небрежно завернутых в промасленную бумагу.

Незнакомка кивнула.

— Едете отдыхать?

Новый кивок.

"Немая, что ли? — подумал Вадим. — А фигурка хорошая… И волосы ничего… Жаль, что девке так не повезло… Хотя все слышит и понимает".

— А я люблю провожать и встречать поезда, — продолжал он открытый монолог. — В этом занятии есть что-то связанное с надеждой, поиском, ожиданием… Трудно определить точно.

— Вы не работаете? — поинтересовалась девица.

Стало быть, говорящая… И то хлеб…

— Не работают только перегоревшие лампочки и дети монархов, — сообщил Вадим. — А я тружусь корреспондентом городской газеты. Но вообще-то я поэт…

— Поэт? — девушка подошла ближе. — Правда?

И тогда Вадим шикарным и небрежным, уже неплохо отработанным за несколько месяцев жестом, вытащил из сумки хранившиеся там на всякий пожарный газеты со стихотворениями. Вещественные доказательства.

— Вот! — ткнул он пальцем в свою фамилию. — Это я! Вадим Охлынин! Читайте!

Девушка с готовностью вытерла сальные пальцы о бумагу с курами. Совершенно бессмысленное действие — бумага насквозь пропиталась жиром пышных наседок и могла лишь испачкать еще больше. Вадим вырвал листок из блокнота и протянул девушке. Она поняла его без слов, тщательно и аккуратно протерла пальцы и бережно взяла газеты. И стала читать стихи.

— Да вы садитесь! — Охлынин гостеприимно и приветливо похлопал по скамейке возле себя.

Девушка мельком взглянула на часы.

— Вам сколько осталось до отхода поезда?

— Пять минут, — рассеянно отозвалась она, вся поглощенная стихами.

Вадиму это польстило.

— "Только в эти пять минут можно сделать очень много…" — пробормотал он.

Девушка его не услышала, читая с прежним вниманием.

— Вам нравится? — спросил Вадим.

— По-моему, вы талант, — сказала незнакомка.

— Ну, что вы, — заскромничал окончательно растаявший поэт. — Мне еще работать над собой и работать… А вас как зовут?

— Ариадна! — закричала женщина из открытого окна. — Ты опять забыла обо всем на свете?! Поезд с минуты на минуты тронется!

"Ну и имя! — удивился Вадим. — Никогда не слышал… Хотя вроде была героиня с таким именем и своей нитью в мифологии".

Вадим вырос не слишком образованным и начитанным.

— Извините, — торопливо пробормотала девушка, возвращая газеты. — Мне пора…

Вадим вскочил со скамейки:

— Подождите! Разве я вас больше никогда не увижу?.. Как же так?.. Этого не может быть…

Она виновато развела руками и побежала к своему вагону.

— Напишите мне свой адрес! — крикнула она на бегу.

Вадим представил, как встретит письмо незнакомой женщины Тамара, и немного смутился.

— Я дам телефон редакции! — мгновенно сообразил он.

Девушка кивнула, прыгая на ступеньку вагона.

Вадим наспех набросал несколько цифр, подлетел к медленно отползающему от перрона поезду и сунул листок в девичью руку, протянутую из окна.

— Я буду ждать! — крикнул он.

Ариадна опять кивнула. Поезд меланхолично набирал ход. И Вадим вдруг задумался: зачем он дал этой непонятной девице телефон? Почему вообще с ней заговорил? Чего хотел и добивался?

Озадаченный, он вернулся на свою любимую скамейку.

— Чего, милок, присмотрел себе невесту? — весело спросила одна из торговок. Никто здесь ничего не знал о Вадиме. — Кадру, как говорит мой внук.

Остальные дружно засмеялись.

"Присмотрел, — грустно подумал Вадим. — Уже вторую… Не многовато ли? Я все-таки не мусульманин, на гарем не потяну… Как все непонятно вышло… А все-таки мои стихи ей очень понравились".

И довольный собой, удовлетворенный, он сунул газеты в сумку, на свое законное место. До следующего неожиданного читателя.

4

Эта красивая и хорошо, всегда модно одетая женщина действительно довольно часто давала Роману бесплатные билеты в разные культурные центры и дома. А он очень любил туда ходить. Еще до знакомства с этой дамой Роман однажды совершенно случайно (тоже кто-то дал билет) попал на вечер в Домжур. И на веки прикипел к этой культурной и красивой, как ему казалось, среде, к этой свободной раскованной своеобразной атмосфере, к этим интересным, ярким, незабываемым вечерам, встречам и концертам.

Когда он встретил на вечере в Доме литераторов ту прекрасную женщину (как же ее все-таки звали?), возле нее стоял элегантный плотный тип с черными, немного седеющими бакенбардами. Ими он и привлекал к себе всеобщее внимание. А она рассеянно смотрела вокруг плывущими ореховыми глазами, словно пропуская сквозь себя окружающую обстановку.

Роман подошел и поздоровался. Она искренне обрадовалась знакомому лицу.

— Мы с Вадимом как раз обсуждаем один вопрос, — в ее глазах запрыгал смех. — Видите этот бюст?

Роман повернулся. Они стояли возле небольшого бюста Льва Толстого.

— Вы будете смеяться, но это единственный здесь не член Союза писателей. Что он тут делает? Ведь у него нет и никогда не было билета СП!

Роман засмеялся. Ее спутник усмехнулся, показав отличные плотные зубы.

— Вам здесь нравится? — продолжала она.

— Да, очень, — искренне ответил Роман.

— Ну и хорошо! Я постараюсь почаще давать вам сюда билеты. С помощью Вадима. Пойдемте в зал!

Она взяла своего спутника под руку, легко и свободно, и повела к открытым дверям. Шелковое платье волновалось вокруг ее ног, тоже ею очарованное. Роман двинулся следом на некотором отдалении.

— У вас редкий, замечательный характер, — сказала она ему как-то, вручая очередные приглашения в ЦДЛ. — Вы умеете принимать жизнь такой, какая она есть, и ничего другого от нее не требовать. А еще по-настоящему любите литературу и театр. Ведь так?

Роман никогда не задумывался о своем характере: жил, как живется. Всегда был в курсе культурных новостей, обязательно с утра просматривая газеты подписчиков. А ЦДЛ казался ему немного странноватым. Однажды в туалете растерявшийся Роман, стоявший у писсуара, обнаружил к своему стыду и ужасу позади себя меланхолично-понурого вида девицу-уборщицу, спокойно вытирающую щеткой пол. Другого времени не нашла?!