Практическая магия

Девочка с головой ушла в книги, чтобы сбежать из выдуманного, призрачного мира тети Зельды. После смерти тетки, не оставившей племяннице ни гроша, Анджела переехала в Бруклин, чтобы быть поближе к месту работы – внушительному зданию любимой Бруклинской библиотеки. Она сняла комнату в католическом общежитии для женщин. Так началась ее самостоятельная жизнь.

Анджела расставляла книги на полках, когда познакомилась с Ричардом.

– Мисс, мне нужна книга по теории современного ваяния, – объявил он сильным грудным голосом, разглядывая ее сквозь просвет между книгами. Перепачканный, мускулистый, в комбинезоне механика, он никак не походил на завсегдатая библиотек. Но его серебристо-серые глаза смотрели приветливо, и он показался Анджеле искренним.

Она как раз собралась ему ответить, как появился охранник.

– Катись отсюда, – рявкнул тот. – А не то я тебя упеку, если будешь тут торчать и пугать библиотекарей.

Ричард выпрямился с гордостью человека, которого часто унижали. Его глаза блеснули, руки сжались в кулаки. Охранник взялся было за висевшую на поясе дубинку.

– Я ручаюсь за этого человека, Чарли, – быстро произнесла Анджела. – Это наш постоянный посетитель и мой знакомый. Он прямо с работы и не успел переодеться. Мы ищем одну книгу.

Охранник нахмурился, извинился и ушел. Ричард внимательно посмотрел на девушку. Она не привыкла, чтобы мужчины так ее разглядывали. Анджела носила очки, при ходьбе опиралась на палку и отдавала предпочтение строгой одежде – простым юбкам и белым блузкам. У нее была привычка запускать пальцы в коротко остриженные волосы, если какой-то пассаж в книге волновал или удивлял ее, поэтому выглядела она всегда немного растрепанной. До этой минуты Анджела не сомневалась, что ни один мужчина никогда не сочтет ее привлекательной.

Но этот странный посетитель, казалось, готов съесть ее живьем, заставив при этом насладиться процессом.

– Зачем вы подставились из-за меня? – поинтересовался он.

– Вы пришли сюда, чтобы найти ответы на ваши вопросы. Моя задача помочь вам в этом. Никого нельзя выгонять из библиотеки.

Ричард медленно обошел полки и направился к ней, давая Анджеле время и возможность отступить. Но она этого не сделала.

– Мне пригодятся все ответы, которые вы мне дадите, – сказал он.

Анджела не спускала с него глаз. Он протянул ей листок из блокнота с каким-то рисунком. Это был набросок скульптуры, что он собирался создать, как только у него появится достаточно места для работы.

– Я хочу проверить, не копирую ли я Боччони, работы которого я хорошо помню. Это итальянский скульптор, футурист…

– Потрясающе! – Анджела изучала рисунок, а потом и его самого с таким видом, словно нашла бриллиант. – Вы говорите о направлении, ориентированном на технологию двадцатого века, верно?

Ричард посмотрел на нее с безоговорочным и мгновенно вспыхнувшим восхищением. Никто и никогда еще не мог понять или разделить с ним его страсть.

– Случалось ли вам мечтать о том, что вы станете кем-либо, и вдруг приходит озарение, и вы понимаете, кем именно? – негромко спросил он. Анджела кивнула. – Я бы с удовольствием пригласил вас выпить кофе и съесть сандвич, – хрипло проговорил Ричард. – Может быть, у вас найдется время?

– Да! – с готовностью выпалила Анджела.

Они встретились в тот же день, когда она закончила работу. С тех пор прошло десять лет, и они никогда не расставались. Она всегда верила в него и в те идеалы, что были дороги им обоим.

Стоя под окнами их квартиры десять лет спустя, Ричард смотрел на нее и думал: “Она могла бы устроить свою жизнь намного лучше, если бы не вышла за меня”. Он любил Анджелу и за то, что она считала свой выбор самым лучшим.

Стоявшая между нею и Квентином гипсовая копия “Женской головки” Пикассо тоже созерцала его сверху. Много лет назад Анджела подарила ее Ричарду на день рождения. “Мысли, сердце, душа и мечты, все принадлежит тебе, – написала она на карточке. – Ты единственный мужчина, способный оценить такой подарок”.

Ричард поднял руку и махнул Квентину, чтобы тот спустился к нему. Они с Анджелой договорились, что мальчику неплохо будет побыть наедине с отцом несколько минут. Квентин мгновенно скрылся из виду. А Анджела продолжала, не отрываясь, смотреть на мужа. Десять лет любви, брака, несбыточных мечтаний, соединение его мира улиц и ее мира знаний.

Квентин пулей вылетел из дверей дома, сбежал по бетонным ступеням и резко застыл. Ричард заметил, что мальчик пытается справиться с собой.

– Папа, я готов, – твердо объявил он. – Я читал о римских цезарях. Когда они уезжали на войну, их дети выстраивались в шеренгу и дарили им подарки. – Он сунул руку под свитер и достал пачку открыток, сделанных им собственноручно из каталожных карточек.

На каждой уже был написан адрес и наклеена марка. На обратной стороне мальчик приклеил вырезанные из газет заголовки: “Станция “Сервейр” прилунилась”, “Протестующие против войны требуют вернуть солдат домой”, “Телевизионное шоу “Стартрек” зовет вдаль от дома”.

– Ты сможешь писать мне, это напомнит тебе о доме, – сказал Квентин, протягивая отцу карточки.

Ричард осторожно взял их.

– Просто замечательно. Ты молодец, сынок. – Он полюбовался ими, стараясь справиться с волнением. – Давай-ка посидим с тобой в машине и поговорим как мужчина с мужчиной.

Они уселись в кабину и закрыли дверцы. Ричард аккуратно положил открытки на сиденье, зажег сигарету и открыл окно. Он следил, как весенний воздух уносит дым.

– Я хочу, чтобы ты знал, каких парней тебе следует опасаться. Видишь вон того, на углу? Тот, что слоняется вокруг желтого фургона.

– Да, вижу.

– Он драгдилер. Продает наркотики. Этот парень здесь новенький, но, думаю, он не один такой.

– Я не стану с ним разговаривать.

– А если он первым заговорит с тобой?

– Не буду обращать на него внимания. Мама хочет, чтобы я так поступал, когда ребята начинают смеяться надо мной из-за того, что я хожу в Сент-Винсент. Я сначала думаю, а не пускаю в ход кулаки. У меня есть мозги, так что мне незачем употреблять бранные слова. – Квентин назубок выучил все наставления матери.

– Но если продавец наркотиков от тебя не отстанет? Если попытается всучить тебе эту дрянь? Если он скажет что-то такое, о чем нельзя сказать маме? – Ричард мрачно смотрел на сына и ждал ответа.

Квентин задумался, но не потерял уверенности в себе. Паренек был просто умницей, отличным учеником. Благодаря Анджеле ему не придется зарабатывать на жизнь в гараже или беспокоиться из-за отсутствия денег. Он хорошо устроится в жизни. Возможно, станет юристом или врачом, и даже получит ученую степень.

Если только уцелеет в таком окружении. Ричард хотел знать наверняка, что его сын не пропадет. Он смотрел на него и с тревогой думал о том, что из-за него и Анджелы Квентин оказался между молотом и наковальней. Каждый учил его по-своему, и мальчик путался. Квентин сидел спокойно, все еще обдумывая ответ на вопрос отца.

– Скажи мне не то, что хотела бы услышать от тебя мама, – велел Ричард. – Скажи мне то, что хочу услышать я. Как ты справишься с этим ублюдком, если он к тебе пристанет?

Квентин шумно выдохнул. Его глаза потемнели, он улыбнулся.

– Я врежу ему между ног.

– Правильно. А потом ты пойдешь к Альфонсо Эспозито, и он сделает так, чтобы этого недоноска арестовали. – Альфонсо, их сосед, работал детективом в полиции. – Поступай так же, если кто-то попытается обидеть тебя или твою мать. Например Фрэнк Сиконе, этот чертов мироед-ростовщик. И дети у него воры. Никогда ничего у них не бери. Понял?

– Да, папа, – Квентин кивнул.

Ричард заметил, как сын коснулся рукой подбородка. Судя по всему, ему уже доставалось от Джонни Сиконе, который был старше и крупнее.

– Твоя мама хочет, чтобы ты хорошо прислуживал у алтаря, не дрался и не ругался, – проворчал Ричард. – Я знаю, что ты стараешься. Ты правильно говоришь, хорошо учишься, ты действительно умный. Я горжусь тобой. Но надо вести себя также, когда мама будет рядом с тобой. – Ричард нагнулся к сыну. – Но если ты окажешься один на улице, то необходимо поступать так, как я тебя научил, договорились? Ты станешь говорить так, как я, драться, как я, и тогда люди поймут, что с тобой не стоит связываться, с мамой ты или без нее. Потому что этим соплякам плевать, знаешь ты латынь или нет. Им безразлично, умный ты или дурак. Им до лампочки то, что говорили или делали римские цезари. И потом я знаю, что тебе и так несладко приходится из-за школьной формы и галстука, который тебе приходится носить. Могу себе представить…