Под сенью виноградных лоз

Тридцать пять тысяч долларов. Для него эта сумма так же недоступна, как, скажем, триста тысяч.

Вот чертовы зенки, подумал он, вспомнив остановившийся на нем взгляд стальных глаз Кэтрин Ратледж. Опрокинув стакан с остатками виски, он снова наполнил его.

Сидя здесь – с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой, – он забыл о времени. Постепенно бар наполнялся посетителями. Хор голосов, перекрывающий шум телевизора, вывел Дауэрти из оцепенения, и он заметил, что стоящая перед ним бутылка наполовину пуста. На телеэкране появилось лицо Тома Брокоу.

Скрипнул стул. Дауэрти повернулся на звук и увидел Фиппса, репортера из местной газеты, этот человек с тяжелой челюстью и мешками под глазами уселся рядом.

– Эй, Эдди, – позвал мужчина из-за столика. – Еще парочку пивка.

– Сейчас, сейчас, – согласно проворчал Большой Эдди.

Дауэрти бросил через плечо насмешливый взгляд на механика в замызганном комбинезоне, сидящего рядом с маляром в перепачканных брюках. Одни работяги вокруг, подумал он презрительно. Работают от звонка до звонка, пляшут под чужую дудку. Такая жизнь не по нему. Им никто не командует – он сам себе хозяин. Черт подери, он владелец виноградника. Он…

Тут Дауэрти вспомнил о бумаге в кармане и почувствовал приступ тошноты. Не может он потерять эту землю, она – все, что у него осталось. Если ее не будет, где он будет жить? Что будет делать?

Нужно помешать Ратледжам присвоить ее. Нужно изыскать способ достать деньги. Но как? Где?

Все у него шло наперекосяк. Все. Это началось со смерти Бекки. Его красавицы-жены Ребекки. Ничего у него не клеилось с тех пор, как он потерял ее.

Дауэрти плеснул еще виски в стакан. И тут его взгляд упал на телевизионный экран.

– При обстоятельствах, вызывающих в памяти покушение на президента Рейгана, – говорил Том Брокоу, – сегодня был ранен нью-йоркский сенатор Дэн Мелчер и убит один полицейский. Подробнее об этом расскажет Келли Дуглас.

На экране появилась женщина, стоящая на фоне ярко освещенного подъезда больницы. Решительное, смело вылепленное лицо, излучавшее неукротимую энергию, заставило Дауэрти взглянуть на нее внимательнее.

Когда женщина заговорила, он прикрыл глаза.

– Том, сенатора Дэна Мелчера доставили в больницу, по меньшей мере, с одним огнестрельным ранением в грудь…

Этот голос. Он быстро вскинул голову. Низкий, уверенный. Ошибиться невозможно. Он знал этот голос. Знал так же хорошо, как свой собственный. Этот голос наверняка принадлежал ей.

Но женщины уже не было на экране, ее лицо сменилось изображением пожилого мужчины, он улыбался, вылезая из черного автомобиля, приветственно махал рукой, не обращая никакого внимания на разъяренные крики пикетчиков. За экраном продолжал звучать все тот же голос:

– С избрания Дэна Мелчера два года назад в сенат штата вокруг его деятельности не прекращаются споры. Его либеральная позиция в вопросе о гражданских правах и заявления в печати вызвали оживление в оппозиции. И вот теперь это противостояние привело к страшной катастрофе.

Голос смолк, и тут стало видно, как из толпы людей, держащих лозунги в руках, выступила женщина.

– Убийца! – выкрикнула она и, выхватив пистолет, выстрелила.

Тут на экране все смешалось. Охранник подхватил медленно оседающего сенатора, рядом рухнул полицейский, зеваки с криками начали разбегаться, кто-то схватил стрелявшую женщину, полицейский повалил ее на землю. Затем крупным планом показали потерявшего сознание сенатора, на его белоснежной рубашке растеклось большое кровавое пятно. В следующем кадре сенатор был уже на носилках, которые загружали в «скорую помощь».

Женщина вновь заговорила.

– Мы только что получили сообщение, что раненый полицейский скончался. Убийца находится под стражей. Ее личность пока не установлена. Обвинение скоро будет предъявлено. – Мгновение выждав, она прибавила: – Келли Дуглас, Кэй-эн-би-си, Нью-Йорк.

Дауэрти поморщился. Ее теперь не узнать. Хотя те же каштановые волосы, темно-зеленые глаза. А голос, да, тут он не мог ошибиться. За эти десять лет она изменилась. Взяла фамилию матери. Но голос прежний. Это она. Тут уж никаких сомнений.

Невидящими глазами он смотрел на экран, где демонстрировалась патриотическая реклама кофе «Максвелл». А рядом брюзжал Фиппс:

– И это они называют журналистикой. Такой ерундовый репортаж не возьмет ни одна газета.

Большой Эдди пожал плечами.

– Лучше один раз увидеть, чем сто – услышать.

– Смотря что увидеть, – презрительно усмехнулся Фиппс. – Смазливую мордашку, которая притворяется, что умеет работать. Поверь мне, всем им на телевидении зря жалованье платят.

Лен Дауэрти слушал разговор вполуха. Он был смущен и сбит с толку. Хотел было еще пропустить стаканчик, но потом, одумавшись, резко отодвинул его от себя и поднялся с места. Нужно хорошенько все обдумать.

2

Келли держала паузу, ожидая сигнала об отключении прямого эфира. Наконец огни погасли, она опустила микрофон, выражение спокойной деловитости сменилось на ее лице радостью, довольная улыбка пробежала по ее губам.

Из микроавтобуса показался мужчина лет тридцати, режиссер Брэд Соммерз. Его одежда состояла из защитного цвета брюк и клетчатой рубашки фирмы «Л. Л. Бин» с короткими рукавами – уступка августовской жаре.

Брэд одобрительно поднял вверх оба больших пальца.

– Наш сюжет прошел на всем Западном побережье. – В «Новости» для этого региона, которые показывали там с трехчасовым запозданием, всегда добавляли что-нибудь из текущего материала.

– Мы справились, ребята. – Раскрасневшись от радостного ощущения победы и желая разделить это чувство с кем-нибудь еще, Келли улыбалась двум своим коллегам. – В моей родной Айове это называют «схватить удачу за хвост», – объявила она с широкой улыбкой.

– Жаль только, что сюжет не показали на всю страну. – Рори Таббз, коренастый лысеющий мужчина лет сорока, снял с плеча камеру.

– Да, эта чертова баба не сумела подгадать правильно время, – пошутил звукооператор Ларри Маклоски.

Рори покраснел, осознав, что его необдуманное замечание прозвучало, учитывая трагические последствия акции, цинично: один полицейский погиб, а сенатор серьезно ранен. Но для сотрудника «Теленовостей» эмоциональное отчуждение – профессиональная необходимость. Его дело – отражать события, а не комментировать их. Это сделают уже другие.

– Я не то имел в виду, – проворчал он в свою защиту. – Просто ничего из того, что я снимал, никогда еще не шло на всю страну.

– Это может случиться завтра, – сказал Ларри с язвительной усмешкой, ему всегда доставляло удовольствие подкалывать Рори. Теперь, когда он завелся, то остановиться уже не мог. – Надо только молиться, чтобы сенатор умер.

– Заткнись ты, Бога ради. – Рори свирепо глянул на коллегу.

– Кстати о сенаторе. Пойду узнаю, нет ли каких новостей, – сказала Келли в полной уверенности, что работа еще не закончена.

Ее остановил Брэд Соммерз.

– Я сам схожу. Передохни. Мне все равно надо туда. Возможно, имя этой женщины уже известно.

Келли не стала спорить. Но она не хотела выходить из рабочего состояния.

– Принеси мне кофейку. Черного, – крикнула она ему вслед.

– И пиццу не забудь, – пошутил Рори.

Ларри, включившись в игру, сложил рупором руки и прокричал в спину удалявшемуся режиссеру: – А мне гамбургер с картошечкой фри и шоколадный коктейль.

У Келли от голода закружилась голова. Но она давно уже перестала обращать на это внимание, зная, что в кадре всегда выглядишь фунтов на десять полнее. Все здесь, за исключением немногих, сидели на диете. И она не принадлежала к этим «немногим».

Ларри, тряхнув пачку, предложил ей сигарету. Она взяла и, склонившись к его зажигалке, закурила. Запрокинув голову, выпустила дым и отвела от шеи тяжелую каштановую косу.

– Ты отлично поработал, Рори. – В голосе Келли звучали неподдельное тепло и восхищение.