Возрожденная любовь

Вскоре пришел доктор Винсент, высокий мужчина чуть за тридцать, с правильными чертами лица и великолепным английским языком. Он радушно поздоровался с Абигайль и, после того как осмотрел миссис Морган и задал ей несколько вопросов о самочувствии, пригласил Абигайль в гостиную. Они уселись на краешках больших и пузатых стульев друг против друга; усесться на сиденья как следует для них обоих значило бы потерять свое достоинство, а доктор был таковым преисполнен. Он подробно рассказал Абигайль о том, что случилось с миссис Морган.

— Сегодня вечером, сестра, осмотреть больную придет известный хирург; естественно, я буду его сопровождать. Он консультирует здесь в некоторых больницах. Его мнение о целесообразности операции очень важно. Зачем оперировать больную, если для этого нет достаточных оснований? Она хотела бы вернуться в Штаты как можно скорее, как только мы поставим ее на ноги. Надеюсь, вы останетесь здесь до ее отъезда?

— Конечно, — ответила Абигайль. — А какая ей предстоит операция? Гастростомия? Если это язва, без анастомоза тут не обойтись.

Доктор Винсент неодобрительно посмотрел на нее.

— Думаю, что эти вопросы лучше решать не нам, а профессору ван Вийкелену, сестра.

Ну, человек с таким именем, подумала Абигайль, может решить любые вопросы. Он наверняка носит бороду и каждое предложение начинает с глубокомысленного «э-э…». Вряд ли он ей понравится. Доктор Винсент тем временем продолжал давать ей инструкции, так что Абигайль пришлось забыть о профессоре и внимательно слушать то, что говорил доктор Винсент.

Профессор пришел в тот же вечер, через час после того, как больной принесли еще один стакан разбавленного молока с неизменным лекарством, а Абигайль получила возможность минутку отдохнуть и выпить чашечку чаю. Голдбергов не было дома, и чай ей подали в гостиную.

Как приятно было посидеть немного в одиночестве! Она смогла спокойно попудрить свой неказистый нос, подкрасить губы и привести свою одежду в относительный порядок. Результаты, впрочем, не блестящи, подумала Абигайль, поглядев на себя в зеркало. Она вернулась в комнату Клары, измерила ей температуру и пульс и усадила поудобнее в подушках. Когда она, сбросив туфли, уселась на стул и потянулась за вазой с цветами, которую поставили слишком далеко от миссис Морган и которую та почему-то захотела переставить поближе, раздался стук в дверь. В комнату вошли доктор Винсет и огромный человек, на фоне которого доктор совершенно терялся. Это был настоящий великан, чья мощь излучала энергию, несмотря на неторопливость всех его движений. У него были светлые волосы, густо посеребренные на висках, нос с широкой переносицей, решительный подбородок и четкие линии рта. Как он был красив! Однако выражение лица его было недобрым, и, когда он взглянул на Абигайль, застывшую на стуле в нелепой позе, в его голубых глазах она заметила неприязнь. Сердце ее кольнуло.

Она поспешно поднялась со стула, сжимая в руке цветы, переставила вазу на один из маленьких столиков, что загромождали комнату, всунула ноги в туфли и подошла к больной одновременно с мужчинами.

Доктор Винсент представил миссис Морган профессора, не забыв упомянуть еще раз о его талантах, и неожиданно для всех миссис Морган протянула ему руку.

— А это наша медсестра, — продолжал доктор Винсент. — Она только сегодня прилетела из Англии, но, как я вижу, уже делает все, чтобы облегчить жизнь нашей уважаемой пациентке. Мисс Трент, это профессор ван Вийкелен.

Абигайль тоже протянула ему руку, он небрежно пожал ее, не сказав ни единого слова, лишь взглянув с той же холодной неприязнью, что и минуту назад. Затем, сев на краешек кровати миссис Морган, он попросил:

—  — А сейчас, миссис Морган, расскажите мне, пожалуйста, о своем состоянии. Может быть, мы с доктором Винсентом поможем вам снова встать на ноги.

У него оказался низкий приятный голос, и говорил он мягко и убедительно. Рассказ миссис Морган занял немало времени благодаря многочисленным отступлениям, касающимся ее личного мужества, с которым она переносит свою болезнь, страха потерять свою привлекательность, а также подробностям того, как ей пришлось дважды овдоветь. Пока она говорила, профессор слушал ее очень внимательно, не перебивая. Он, казалось, был полностью поглощен рассказом больной. Доктор Винсент, нужно отдать ему должное, тоже был весь внимание, хотя как минимум один раз — Абигайль была уверена — ему уже пришлось выслушать эту историю. Сама Абигайль молча стояла возле кровати и тоже внимательно смотрела на пациентку — такая вышколенная незаметная сестричка, — хотя ей гораздо больше хотелось рассмотреть профессора.

Наконец миссис Морган закончила.

— Понятно, — сказал профессор и стал уточнять некоторые детали. Когда он узнал все, что хотел, он повернулся к Абигайль и вежливо попросил подготовить миссис Морган для осмотра. Абигайль поразилась ледяному тону профессора. «Куда подевалась его сердечность и что вдруг так его разозлило?» — недоумевала она, сдвинув одеяло и заворачивая ночную сорочку пациентки, подготавливая ее к осмотру. Врачи в это время стояли у окна, обмениваясь непонятными фразами на латинском языке.

— Да он просто душка, — прошептала миссис Морган и тут же недовольно добавила:

— Да осторожней же с прической, голубушка.

Абигайль уложила ее на подушки. Миссис Морган выглядела просто великолепно: Абигайль поправила ей прическу и кружева на сорочке так, чтобы показать их во всей красе, — теперь можно было звать профессора.

— Все готово, сэр, — сказала она и отошла в сторону, чтобы не мешать профессору. Задумчиво уставясь на стену, он долго мял и щупал живот миссис Морган. Наконец, когда он закончил осмотр и Абигайль посадила миссис Морган, он сказал:

— Я думаю, что в операции нет никакой необходимости, но, чтобы убедиться в этом окончательно, нам нужно будет сделать кое-какие анализы, но их можно сделать только в больнице.

Он замолчал, и миссис Морган тут же воскликнула с милой гримаской:

— Только не это, профессор! Я чувствовала себя такой несчастной, когда лежала в больнице… Поэтому я и наняла сестру Трент.

— Ну, а что, если вам взять ее с собой в больницу? Она будет ухаживать за вами днем, а на ночь мы подыщем вам другую сестру. Я думаю, что трех или четырех дней для обследования будет достаточно. Если результаты анализов будут удовлетворительными, примерно через неделю вы сможете вернуться домой, в Штаты.

— Ну, если вы так считаете, профессор… — сказала миссис Морган наигранно жалобным голосом. — Хотя я, право, не знаю, как я переживу эту вашу больницу. Но раз вы говорите, что я могу взять с собой сестру Трент, может, я и смогу выдержать там несколько дней.

Она кокетливо улыбнулась ему, он серьезно ей кивнул и протянул руку, чтобы попрощаться.

— Вы ведь придете еще навестить меня, профессор? — Миссис Морган продолжала улыбаться. — Я уже чувствую себя лучше, вы очень ободряюще на меня действуете.

Если профессор и был польщен таким комплиментом, то не показал виду.

— Благодарю вас, миссис Морган, но мне думается, что в повторном визите нет никакой необходимости. Теперь мы с вами увидимся в больнице, я договорюсь, чтобы вам подготовили место.

— Я буду ждать с нетерпением, и, — пожалуйста, пусть это будет отдельная палата. Я такая чувствительная, профессор, я просто не выношу больничной атмосферы.

— Я уверен, что доктор Винсент все устроит так, как вы пожелаете, миссис Морган, а ваша медсестра постарается уберечь вас от больничной… э… атмосферы, которая вас так пугает.

Его секундная улыбка была натянутой — просто дань хорошему тону. Он коротко кивнул Абигайль, когда выходил из комнаты.

Как ни странно, он снова пришел на следующий день, когда Абигайль после короткого отдыха вернулась в комнату миссис Морган и читала ей газету, сидя очень прямо в ужасном кресле с откидывающейся спинкой. Голос ее звучал спокойно и отчетливо. Абигайль думала, как было бы хорошо, если бы ее пациентка жила в одном из тех старинных домов, что жались к каналам. Ей очень хотелось узнать, как они выглядят изнутри. Квартира на Аполлолаан отвечала, конечно, всем требованиям роскоши, но жить здесь постоянно Абигайль ни за что бы не согласилась. А вот кирпичные дома с остроконечными крышами, отражающимися в спокойных водах каналов, или grachten, как их здесь называли, это совсем другое дело; жить под защитой этих надежных, прочных стен, должно быть, очень здорово.