В свободном полете

Аманда выпрямляется и изящным взмахом длинной руки отбрасывает назад кудряшки, поправляет белоснежную блузку и скромно одергивает подол юбки. Небрежно сунув ключи в сумочку, она предстает передо мной как образец уравновешенного совершенства. Но ее щеки, от природы бледные, словно фарфоровые, окрашены легким румянцем. Она явно выпила.

Аманда ослепительно улыбается.

— Ты сегодня нашла работу?

— Нет. А ты сегодня нашла парня? Улыбка гаснет. Демонстративно не замечая меня, она проходит в кухню.

Слышу, как Аманда гремит там чем-то. Скрипит дверца холодильника, хлопает дверца шкафа, звенит металлическая посуда. Я раздраженно прибавляю звук телевизора.

— Эй! — Аманда просовывает белокурую головку в гостиную. — Не знаешь, что случилось с вином? Я помню, что со вчерашнего дня оставалось как минимум полбутылки.

Поздно изображать невинность. Бокал с вином в дюйме от моих губ. Пустая бутылка — на кофейном столике, не далее чем в футе от меня.

Аманда хмурится, скрестив руки на груди. Слышу, как на заднем плане Дастин Хофман отчаянно умоляет дать ему роль: «Хотите, чтобы я стал повыше? Я могу стать выше!» Я бы захихикала, если бы меня не жег суровый, ядовитый взгляд Аманды.

Она кивнула в сторону экрана:

— Что это ты смотришь?

— «Тутси».

— Н-да, думаю, этот номер не пройдет.

Аманда хватает пульт и выключает телевизор. И перспектива тихого вечера гаснет вместе с экраном.

— Думаю, нам следует пройтись.

— Нет.

— Почему? Тебе вроде не надо завтра вставать с утра пораньше.

— Но тебе надо, — с надеждой напоминаю я.

Она закатывает глаза.

— Ничего, справлюсь.

Я прекрасно понимаю, что обречена на поражение в этом поединке.

— Куда ты хочешь сходить?

— У одного моего приятеля вечеринка в Трайбеке.

— В Трайбеке? — морщусь я. — Нужно переодеваться?

— Конечно, нужно! Ты же в халате!

— Можно надеть джинсы?

— Замечательно! — Аманда гневно всплескивает изящными наманикюренными ручками. — Надень джинсы!

Бар в Трайбеке не такой противный, как я опасалась. В прошлый раз, вытащив меня в этот район, Аманда нашла местечко, обозначенное в рекламных буклетах как «Лучшая тусовка одиночек». Оно не имело ни названия, ни вывески, только серебряный значок над входом. Что еще хуже, внутри все было словно вытесано изо льда. Холодное, блестящее и отвратительно прозрачное. Весь вечер я провела в напряжении, стараясь не задеть острых краев предметов, постоянно опасаясь разбить бокал с мартини, задевая шваброобразных девиц-моделей на шестидюймовых каблуках и мужчин в скользких шелковых шортах. Неудивительно, что, пробираясь в заднюю комнату, я наткнулась на ничего не подозревающую женщину. Я начала истово извиняться, но тут смекнула, что бедняжка, в которую врезалась, лишь мое отражение в зеркале. Задняя комната оказалась миражом.

Однако бар, где мы сегодня обосновались, стал приятным сюрпризом. Смутное воспоминание о тех временах, когда бары были барами — местом отдыха уставших разбойников, гаванью для мучимых жаждой моряков, — а не шикарными уголками в вестибюлях отелей для любителей коктейля «Беллини» и кокетливых официанток.

Аманда, как всегда, застряла у входа. Даже в убогих дверях, типа «дырка-в-стене», она считает необходимым обставить свое появление, как невеста на выданье, дебютантка, представляющая себя высшему обществу. Однако ее скромная девичья улыбка пропала втуне. Клиенты именно этого заведения выглядели взбитыми, как их коктейли, а лица были такими кислыми, будто им пришлось обсасывать слишком много оливок.

Более того, едва мы вошли, как стены дрогнули от звона бокалов и соответствующего вопля «Блин!» Все головы обернулись, но не в сторону Аманды, а к бару, где компания брокеров — или банкиров-инвесторов? — без пиджаков, в одних рубашках, испускала дикие приветственные крики. Они стучали пивными кружками по деревянной стойке и скандировали: «Джо! Джо! Джо!»

Мужчина в самом центре втянул в себя пиво и теперь добродушно улыбался, поправляя прическу.

— Ну, теперь, когда я привлек к себе всеобщее внимание… — Он повернулся к приятелям, утихомиривая их.

Пожилой бармен с седеньким хвостиком протянул ему очередную кружку.

— Ваше здоровье! — Джо поднял кружку, приветствуя весь зал. — Друзья, любимые… — Он указал кружкой на толстяка за хлипким столиком напротив. — …и Чарли.

Несколько его коллег захихикали. Чарли приподнял свой бокал. Джо продолжал:

— Воспользуюсь моментом, чтобы поблагодарить вас за терпение, воспоминания и даже за слезы. И хотя я хотел бы сказать, что выпивка за счет заведения — это не так. Но пусть это не останавливает вас. Зато, чтобы мы сами платили за свою выпивку, и пусть в будущем ее становится все больше! — Он переждал одобрительные возгласы. — И пошли в задницу «Симен партнерс»!

Собравшиеся подняли бокалы и ответили ликующим «ура!» Еще одну кружку опустошили и разбили, что спровоцировало более хриплые вопли. Мне пришла в голову одна мысль, и я, пораженная, обернулась к Аманде:

— Пожалуйста, не говори, что ты привела меня на вечеринку по поводу увольнения.

— Ой, да брось. — Она ухмыльнулась и обняла меня за талию. — Разве не круто?

Слишком ошеломленная, я не сопротивлялась, когда она потащила меня к столику Чарли, прямо в центр всей этой сумятицы, и подтянула ко мне стул.

— Эй, все! Люди! — заорала Аманда.

Головы повернулись к ней. Она обладает удивительной мистической властью, доступной всем ослепительно прекрасным блондинкам. Требуя внимания, Аманда немедленно получает его.

— Эй, это моя соседка Сара. Сара, знакомься, это все.

В отличие от Аманды я не умею привлекать внимание. Собравшиеся приветствуют меня коллективным кивком и невнятным бормотанием. Но как только они намеревались вернуться к своим напиткам, Аманда заявила:

— Сара без работы уже шесть месяцев!

И тут я становлюсь душой вечеринки.

Сейчас я понимаю, что все было подстроено. Продемонстрировав меня, словно призового терьера, Аманда представила меня Монике. Моника — ее приятельница со времен университета. Поскольку прежде я никогда не слышала о Монике, пожалуй, не ошибусь, предположив, что ее отношения с Амандой сводятся к нескольким электронным сообщениям, случайным обменам посланиями на автоответчике и постоянно отменяющимся планам перекусить где-нибудь вместе. Возможно, Аманда испытала легкое чувство вины, когда сегодня днем Моника позвонила ей и сообщила, что потеряла работу. И как существо человеколюбивое предложила меня в качестве утешения.

Когда Аманда удалилась развлекать группу мужчин, наперебой умоляющих обратить на них внимание, мы с Моникой застряли у бара. Я уже почти прикончила свое пиво. Моника угрюмо уставилась на свою полную бутылку, будто там внутри можно разглядеть ее погибшую карьеру.

— Думаю, надо пойти к психотерапевту, — поделилась она со своим пивом. — Мама считает, что это хорошая мысль. И мой приятель знает, у кого гибкая система оплаты. Но не уверена… — Она посмотрела на меня огромными сонными карими глазищами. — Как ты относишься к психотерапии?

А как я отношусь к психотерапии? Думаю, это альтернатива Восточного побережья сайентологической церкви. Но, похоже, Моника не в том настроении, чтобы выслушивать мои циничные, хотя и проницательные наблюдения.

— Пф-ф. — Я неопределенно повела рукой. — Я так далека от этого. Вообще-то я собираюсь встретиться с философом.

Сонные глаза Моники дважды мигнули.

— С философом?

— Гм, да… Видишь ли, только философ может ответить на мои вопросы.

— О нет, ты не понимаешь! — Моника внезапно пришла в необъяснимое возбуждение. — Как полагают, психотерапия учит понять, что все ответы находятся внутри нас самих.

Видите? Это именно то дерьмо, которое мне на фиг не нужно.

Одним махом расправившись с остатками пива, я решаю: черт с ним, выложу все разом — скажу Монике, что ее мать абсолютно права. Ей следует посетить психотерапевта. В ином случае очень скоро все друзья Моники действительно заболеют от ее долбаного нытья. А когда ее жалобы на отсутствие работы иссякнут, она обнаружит, что совершенно не способна поддерживать любые другие разговоры. Моника не видела нового симпатичного рассыльного «Фидекс». Она не заигрывает с милашками практикантами. В отчаянии она начнет высмеивать последние глупости актрисы Келли Райпа. Когда в ответ ее встретит полное равнодушие, вот тогда-то Моника все поймет. Ни у кого нет времени смотреть телевизор по утрам. Никто не знает, кто такая Келли Райпа.