У каждого свой рай

– Что с тобой случилось?

– Это связано с Марком.

– Проблемы в конторе…

Я повторила:

– Научно-исследовательский институт – не контора… Марк работает в лаборатории.

Мама пожала плечами.

– Какая разница…

По моей просьбе она сняла передник, завязала бант на своей блузке и провела машинально по юбке.

– Мам, у тебя замечательная фигура…

– Одинокая женщина живет на йогуртах, – сказала она.

– Тебе следует изменить образ жизни, мама.

– Ты пришла, чтобы мне это сказать?

– Нет, но я решила в будущем уделять тебе больше внимания…

– В этом нет нужды. Я больше не считаю годы, вы забыли о моем дне рождения. Мое столетие? Вы узнаете о нем из газет. Я буду гордостью квартала. Так что с Марком?

– Он…

Слова застряли в горле. Мне хотелось, чтобы меня успокоили, но не жалели. Без всяких сравнений. Я была согласна на все, но только не участь мамы. Мне не хотелось бы пополнить компанию обманутых женщин, которую возглавляла мама. Я предприняла отвлекающий маневр, чтобы выиграть время.

– У тебя нет ни одной морщины, мама… Она улыбнулась.

– Ты скрываешь от меня что-то очень важное…

– Нет.

Светло-каштановые волосы с проступающей кое-где сединой, длинные, загнутые черные ресницы. Тонкий нос придавал детскую невинность лицу, которое время забыло испортить. Мама была старше меня на семнадцать лет, но мой жизненный опыт был несравненно богаче.

– Тебе следует подкрашивать волосы, мама…

– Ты насмехаешься надо мной?

– Нет, послушай…

Она бросила взгляд на свои часы-браслет.

– Твой отец должен позвонить мне до отъезда в отпуск.

Привыкнув быть жертвой супружеской неверности, мама примирилась со свободой отца, потому что она не могла сделать иначе. Мне было страшно услышать: «Моя бедняжка, ты знаешь, наконец, что такое быть обманутой… Ты увидишь… Ко всему привыкаешь. Вначале это тяжело. Чувствуешь себя униженной, старой, отвергнутой. Мало-помалу приспосабливаешься».

– Мне бы хотелось подарить тебе отпуск, мама.

– Ты выиграла в лото?

– Нет.

– Ты собираешься дать мне денег, зачем? Чего ради?

– Я так решила.

– Интересно, что сказал бы твой отец, если бы я отправилась в отпуск?

– Какое ему до этого дело?

– Он мне звонит иногда…

– Мама, он издевается над тобой.

– Но время работает на меня. Твой отец гоняется за молодыми женщинами. Скоро уже будет двадцать пять лет, как он это делает. Когда он начнет выбиваться из сил, он вернется.

– И ты его примешь?

– Пойми, – мама пустилась в объяснения, ища глазами сигареты, – мне нечего терять. Он вернется помятый, скрученный ревматизмом, на диете, с подозрением на диабет… Но он вернется. Ты представляешь, что у какой-то полюбовницы появится желание готовить ему десерты с заменителем сахара? Для очень богатого мужчины – да. Но не для него.

– Ты говоришь, полюбовница?

– Да, полюбовница. Мать рассуждала вслух.

– Сердце, сосуды, суставы изнашиваются быстро… В пятьдесят пять лет мужчина меньше подвержен влиянию возраста, чем женщина, но он сдает к шестидесяти. И поделом…

Я представила отца в кресле-коляске.

– Тебе следовало развестись. Найти другого мужчину, чтобы устроить свою жизнь.

Она задумчиво смотрела на свою дымящуюся сигарету.

– Разрыв происходит сгоряча, – сказала она. – В большом, но красивом гневе. Как только начинаешь размышлять о своем будущем, все кончено. Не осмеливаешься. Хорошего мужчину на улице не найдешь. Поменять плохого на худшего? С какой стати?

Я никогда не могла понять причину своего порыва. Зачем я принялась врать маме, единственному существу в мире, которому я могла рассказать все? Чтобы она не сравнивала себя со мной? Неубедительный довод. Я дала волю своему воображению. Вместо того чтобы рассказать о своей беде, я попыталась собраться с духом, рассказывая ей небылицы.

– Я собираюсь бросить Марка…

– Что ты говоришь?

Она распознавала слова по движению моих губ, как глухонемая.

– Бросить Марка? Ты шутишь?

Порозовев от волнения, она ловко подбирала крошки, чтобы скрыть свою нервозность:

– Что-то случилось?

Нельзя маме рассказывать все, что придет в голову. Я должна тщательно продумать свое вранье, чтобы оно было правдоподобным. Устав от попыток придумать что-то толковое, я готова была провалиться… Мама воскликнула:

– Ты видишь, твою мать бросили, а теперь ты собираешься сделать то же самое со своим мужем?

У меня не было другого выхода, как продолжать врать.

– Я встретила очень хорошего человека…

– Лучше Марка?

– Он другой.

– Ты сошла с ума, связаться… Бросают в крайнем случае, и к тому же ради лучшего. Но ради «другого». Кто он?

– Американец.

Я фантазировала с наслаждением.

– Американец? – Она помолчала. – Я могла бы поклясться, что первым начнет изменять Марк. Он был слишком хорош. Слишком послушный. Тебя не беспокоило то, что по субботам он ходит по магазинам? В тридцать шесть лет ученый, красавец, погряз в быту, толкает тележку в универсаме и закупает лапшу на неделю… Это страшно… И кроме того, если бы он это делал для сверхсоздания, но не для преподавательницы из лицея!..

– Мама, к сожалению, я работаю. Мне хотелось бы тоже закончить свою работу по Фолкнеру. Но я не успеваю…

– Ты же сдала свою тему, чего ты хочешь еще? Еще один диплом – и у тебя вообще не будет мужчины…

Я начала злиться. – У тебя нет диплома, мама, и мужчины тоже.

Она выдержала удар стойко. Она справилась с собой, чтобы избежать разрыва, который мог бы нас разлучить, учитывая наше упрямство, на годы.

– А американец? Чего он хочет?

– Я точно не знаю.

– А ты?

– Побывать в Нью-Йорке. Обрести немного свободы. И самое себя.

– Ты мечешься в вакууме, Лоранс. Если бы у тебя были дети…

– Чтобы страдать так, как ты? – Я зашла слишком далеко. – Ты все еще сожалеешь о том, что у тебя нет внуков. Займись собой.

– Если мы не можем мирно разговаривать, – сказала она усталым голосом, – то нам лучше не встречаться. Некоторое время.

– Ты меня спроваживаешь? Она пожала плечами.

– Я никогда тебя не пойму.

– Мама, я пришла с наилучшими намерениями. Я тебе даже предлагаю деньги, если ты согласишься их принять, на отпуск. Я как бы возвращаю ту сумму, которую дал отец, чтобы я смогла провести два года в Нью-Йорке. Я их возвращаю, но тебе. Согласна? Пожалуйста, не будем ссориться…

Она наклонилась ко мне.

– Поговорим об американце.

– Его сын в моем классе.

– Я сгораю от любопытства, – сказала она.

Я сочинила красивую, но короткую историю.

– Он пришел в школу поговорить со мной. Мать размышляла.

– У американского мальчика не должно быть проблем с английским языком во французском лицее.

– Но у него были трудности. Мы понравились друг другу.

– Сколько ему лет?

– Я не знаю. Около сорока или чуть больше. Он мне подарил книгу об Уолте Уитмене… – Машинально добавила: – Американский поэт. Он мне прислал также огромное вечнозеленое растение…

Я сказала глупость. Если мать придет, она будет его искать.

– …которое я отдала на подкормку. У него на листьях были желтые пятна. Растение у цветочника.

Мама наблюдала за мной:

– Марк – очень хороший парень. Ты зря его бросаешь. Правда, он немного ленив…

Я вскрикнула.

– Ленив?

– Он производит впечатление ленивого. Он не особенно старается.

– Марк работает как сумасшедший, мама. Вечером он валится с ног от усталости.

– «Падает от усталости»… Вы всегда «падаете от усталости». Я считаю, что Марк…

Я резко оборвала:

– Исследователь высокого уровня.

– У него астрактная работа.

Она произнесла «астрактная», как если бы она сказала «сихиатр» вместо «психиатр». Я никогда не осмеливалась ее поправить.

– То, что он делает, не абстрактно. – Я подчеркнуто произнесла «б». – Это полезно для человечества, наука.