Почти нормальная жизнь (ЛП)

– Что именно ты ищешь? – спрашивает дедушка, пока я не успела сбежать.

Я удивленно поднимаю бровь, не понимая, о чем он говорит.

– Да я про работу, – поясняет он с улыбкой.

Я пожимаю плечами.

– Что угодно, лишь бы платили, и работа была более-менее законной. Хотя незаконная тоже сойдет, а если что – я «не понимать английский», – отвечаю я, имитируя испанский акцент.

Дедушка громко, от души смеется и утирает слезу в морщинистом уголке глаза.

Я осторожно улыбаюсь, но в следующую секунду улыбка исчезает.

– Что ж, если хочешь знать, – говорит дедушка, непринужденно облокачиваясь на стойку, – есть тут у нас одно рабочее место.

– Правда? – с интересом спрашиваю я.

– Сильно не радуйся, работать придется на кухне – готовить завтрак для гостей, а потом еще убираться в комнатах, когда постояльцы съедут. Могу предложить тебе дешевую комнатку. Зарплата, конечно, не ахти, но…

– Все супер, – перебиваю я. – Можно, я начну завтра?

Дед широко улыбается. У него не хватает нескольких коренных зубов.

– В смысле – сегодня, – поправляет меня он, оглядываясь на белые настенные часы. Дежа вю…

– Это значит «да»? – уточняю я, оставив без внимания его комментарий и мысленно скрестив пальцы.

Дедушка улыбается, и его добрые серые глаза отвечают мне без слов.

– Кстати, меня зовут Хэнк, – представляется он, протягивая ладонь.

Мысленно благодаря Бобби за то, что он отправил меня сюда, я смотрю на руку Хэнка, обветренную, морщинистую, и твердо пожимаю ее.

– А меня – Пейдж. Пейдж Кессиди, – говорю я.

Имя легко слетает с языка.

Только ведь это действительно я.

Мия Ли была жертвой.

Но Пейдж Кессиди умеет выживать.

Глава 3

ЖИЗНЬ МИИ ЛИ

– Папочка, я не пойду с ним, я его боюсь, – хнычу я.

Мой отец, Томас Ли – высокий, черноволосый, голубоглазый. На моих глазах он превратился из тучного здоровяка в больного исхудалого человека. И я знаю, что всему виной белый порошок, который он курит и иногда нюхает.

Папа наклоняется и опускается на одно колено, заглядывая мне в глаза.

– Будь хорошей девочкой, иди с Филом, хорошо, детка? Он тебя не обидит, – говорит папа, кивая.

– Но мне он не нравится, – отвечаю я, оборачиваясь через плечо и глядя на здоровенного Фила.

Огромного, толстого Фила.

Он стоит, скрестив руки на груди. Мне страшно. Хотя на нем темные очки, я знаю, что он смотрит на меня и злится. Большое круглое брюхо выпирает, как у Санты Клауса, вот только Санта выглядит куда добрее. Да и постройнее, пожалуй.

Отвернувшись от Фила и снова взглянув на отца, я вижу, как челюсть у него ходит ходуном, и весь он дрожит, словно от холода. Да что с ним такое?

– Папа, ты заболел? – спрашиваю я.

Его снова пробирает дрожь. Он мягко сжимает мои плечи.

– Да, Мия, я заболел. Если ты пойдешь с Филом, папа поправится.

Прикусив губу, снова смотрю через плечо. Фил снимает солнцезащитные очки и слегка улыбается. У меня мурашки по коже. Его улыбка мне совсем не нравится.

– Ладно, папочка, я пойду, – киваю я и радуюсь, получив от отца в ответ улыбку.

– Ты умница, Мия. Не забывай, ты моя принцесса. Поэтому тебя и зовут Мия, – говорит он. – Ты всегда будешь моей маленькой девочкой.

Папа говорил мне, что Мия по-итальянски значит «моя». Мне нравится думать о том, что я всегда буду папиной.

– Не забудь свой рюкзак, – говорит он, надевая мне на плечи розовый ранец с феей Динь-динь. – Фил будет водить тебя по разным местам, чтобы ты передавала людям маленькие пакетики, которые им нужны, вот и все. Ты ведь сделаешь это для папы?

– Да, – соглашаюсь я. – А что внутри этих пакетиков? Почему он сам не может их раздать?

Папа закрывает глаза и тяжело вздыхает.

– Там конфеты. Для взрослых. За каждую конфету, которую ты дашь взрослым, Фил даст конфету папе. Пора идти, Мия, увидимся позже.

Я уже большая девочка. Мне целых восемь лет. Большие девочки не плачут.

– Я люблю тебя.

Я крепко обнимаю папу. Он вспотел и весь дрожит. Я сделаю то, о чем он просит, потому что хочу, чтобы он снова играл со мной в догонялки и готовил обед, как раньше, пока не заболел.

С трепещущим сердцем я иду навстречу Филу, который уже направился к своему белому фургону.

– Мия! – зовет меня папа.

– Что, папочка? – тут же откликаюсь я и бегу к нему.

Может быть, он передумал, и мне не придется идти с Филом.

– Детка, обещаю тебе, это только один раз. Папа поправится.

– Хорошо. Пока, папа, – говорю я, глядя в его красные, сонные глаза.

Я иду к Филу, оглядываясь на каждом шагу, надеюсь, что папа позовет меня обратно.

Но он молчит.

В тот день я поняла… мой папа – лжец.

* * *

Резко очнувшись ото сна, я дышу так часто, будто только что пробежала тысячу кругов вокруг луны.

Оглядываюсь и понемногу успокаиваюсь, сердцебиение возвращается к почти нормальному ритму. Через тонкие шторы с оборками я вижу, что снаружи еще темно.

Черт, ненавижу сны.

Я всегда просыпаюсь именно так, и мне нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. По опыту я знаю, что заснуть снова мне не удастся, особенно после такого сна. Этот сон, о котором мне хотелось бы забыть, приходит ко мне вновь и вновь, воскрешая в памяти тот день, когда я утратила веру в своего отца. День, когда отец обменял меня на наркоту.

День, когда я начала торговать наркотиками.

В восемь лет.

* * *

Я стою под горячим душем двадцать минут, так, что моя кожа краснеет. Только тогда дрожь утихает.

Меня из себя выводит то, что он по-прежнему на меня влияет. И то, что когда я думаю об отце, то превращаюсь в ту испуганную восьмилетнюю девочку. Маленькую девочку, ставшую главным наркоторговцем Большого Фила.

Одиннадцать лет я имела удовольствие быть его главным подчиненным. За одиннадцать долбаных лет я видела то, от чего в страхе съежился бы любой подонок.

Я видела мамаш под кайфом, не замечающих своих орущих младенцев, голодных и грязных. Я видела, как наркоманы вытаскивают иглы из рук приятелей, чтобы вколоть их себе. Я видела детей, моих сверстников, подсаженных на иглу, готовых на все, буквально на все, чтобы получить очередную дозу.

И я стояла в стороне и смотрела, позволяя этим людям рушить свою жизнь. Я виновата не меньше Большого Фила. Не меньше отца.

Большой Фил – главный наркодилер Лос-Анджелеса. Он мог достать все что угодно. Кокаин, героин, марихуана, метамфетамин, таблетки – все что пожелаете.

Но Большой Фил сам руки не пачкал, кося под хиппующего торговца лечебными травами. У этого мошенника был магазинчик в центре города, «Волшебный травы», где он торговал «лекарствами» от всего на свете, начиная с простуды и заканчивая раком.

Но только грош им была цена...

Эти «лекарства» по дешевке вывозили из Китая или Индии, и «вылечить» они могли разве что при большом самовнушении больного. Большой Фил был мошенником, и плевать он хотел, какой эффект дают его товары.

Каким-то образом ему удавалось оставаться вне поля зрения полиции, и он, распространяя наркотики, сделал себе имя среди низших слоев Лос-Анджелеса. Однако, глядя на Фила, вы ни за что бы не угадали, что это человек-паразит. Нацепив хороший костюм и фальшивую улыбку, он превосходно вписывался в общество, и, пройдя мимо него по улице, вы бы и не обратили на этого типа внимания.

Внешне он – самый обыкновенный толстяк-американец из среднего класса, в котором нет ничего интересного и запоминающегося. Но внутри это – безжалостный убийца, которым движет лишь одно – жадность. Это опасный хищник, который атакует, когда жертва беспомощна и меньше всего ждет нападения.

Страх, который он внушает другим, делает его неприкосновенным, что еще больше распаляет этого садиста. Он чувствует себя могущественным, непобедимым.

Как же я оказалась втянутой в это?