И снова о любви

Всю дорогу до Флэтбуша я прошла пешком. У порога едва не валилась с ног от усталости. Дома пахло жареной картошкой. Из кухни вышла мама с полотенцем в руках.

— Ты сегодня рано.

Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок. Мамин образ исказился, как в кривом зеркале.

— Мы с Саммер больше не подруги, мама. И прошу, не звони Джефу.

Она пристально посмотрела на меня и наконец произнесла:

— Хорошо, Ари.

Затем позвонил Блейк и сказал, что ждет не дождется нашей встречи на следующих выходных на барбекю у Эвелин и Патрика по случаю Дня труда. Поговорив с ним, я запечатала браслет Ли в конверт, написала на нем ее новый адрес, выбросила в мусорное ведро кулон «Лучшая подруга» и шкатулку кедрового дерева с принадлежностями для рисования и заснула крепким сном на вышитых розах.

Глава 18

В пятницу перед Днем труда я собиралась в последний раз в центр «Рисуем вместе», папа брился перед работой, а мама ушла за покупками в «Патмарк». Стоя на четвереньках, я пыталась выбрать среди раскиданной вокруг горы обуви подходящие к платью туфли, когда раздался телефонный звонок. Пришлось бежать в кухню и взять трубку.

К своему удивлению, я услышала знакомый хриплый голос.

— Привет, Ари! — Это была Ли.

Я наклонилась над раковиной и стала нервно наматывать телефонный шнур на палец.

— Звоню сказать, что получила браслет, — продолжила она. — Вчера его доставили почтой.

Это была единственная причина ее звонка. Наверное, мне не следовало ожидать большего. Я представила, как Ли спрячет браслет в комод или ящик стола и не станет смотреть на него, пока не будет готова. Она может прождать долгие годы, потом выйдет замуж, заведет детей, однажды достанет его, покажет своей дочери-подростку и произнесет что-нибудь типа: «Эта вещь принадлежала одному моему знакомому мальчику. Он был мне очень дорог, но с тех пор много воды утекло».

— Хорошо, — отозвалась я. Кончик пальца покраснел, и я отпустила шнур. — Я рада.

— Кто его нашел? — спросила она.

— Саммер.

Больше я ничего не сказала. Достаточно того, что мы с Саммер расстались навсегда и мой кулон «Лучшая подруга» исчез в пасти мусоровоза. Я не стала говорить о браслете Блейку. Он мог сообщить своему отцу, что Саммер воровка и лгунья, и тот уволил бы Тину. А она так много работала и дорожила своей репутацией.

— Твою записку я тоже получила, — сказала Ли.

Я вспомнила о глупой открытке «Прости меня» с котенком и маргариткой. Мне хотелось услышать от Ли, что она простила меня, но она молчала. От ее тона, ровного и неприветливого, я испытывала неловкость.

— Хорошо, — снова сказала я. — Ну… как тебе в Калифорнии?

— Пока нормально. По соседству живут ребята нашего возраста. Они куда приятнее большинства моих знакомых из Нью-Йорка.

Наверное, к этим самым неприятным ньюйоркцам относилась и я. Потом она заговорила о другом своем соседе, который приехал из Вермонта почти одновременно с ней.

— Мы вместе исследуем Лос-Анджелес. Он мой друг.

Я пришла к выводу, что вскоре он может стать больше, чем другом, и порадовалась за Ли, хотя она, возможно, все еще злилась на меня и резко оборвала наш разговор. Хорошо, что я вернула ей браслет.

Несколько минут спустя я вышла на улицу. Погода стояла солнечная, девчонки чертили классики на асфальте, и я пошла на работу пешком. К тому времени, как я добралась туда, все мышцы у меня ныли, и я чувствовала себя уставшей, хотя и проспала в ту ночь девять часов. Я не знала, что со мной. Может, слишком давно не занималась физкультурой, а может, я заболевала.

— В следующем году ты придешь? — спросил Адам.

День подошел к концу. Мы устроили прощание с летом — пончики «Данкин донатс», «Кул эйд» в бумажных стаканчиках. Я не могла пить, болело горло. Адам смотрел на меня с надеждой, и мне сделалось грустно.

— Конечно, — ответила я, и мой голос дрогнул.

Он улыбнулся:

— Чем собираешься заниматься в День труда, Ари? Идешь на свидание со своим парнем?

Мой парень. Адам все помнил. Он говорил без заикания, и я подумала, что не зря с ним работала. Возможно, рисование восстановило нервные клетки, или что там у него было повреждено в голове? Возможно, он начал поправляться благодаря мне. От этой мысли мне вновь стало радостно.

На этот раз Блейк приехал на барбекю к Эвелин и Патрику вовремя. И даже привез для Кирана бейсбольный мяч с автографами «Ред сокс». День клонился к вечеру, и я вздремнула на его плече в патио на плетеном диванчике, купленном Эвелин в «Сирс».

— Ари! — позвал Блейк.

Я открыла глаза. Не знаю, как долго я проспала, но он смотрел на меня озабоченно. Мои волосы прилипли к вспотевшему лбу, Блейк откинул их и спросил, почему я за весь день ничего не съела.

— Я не голодна. И у меня болит горло.

— Значит, нужно показаться доктору.

— Не хочу. Меня тошнит, когда лезут шпателем в рот.

— Бедненькая! — поддел он. — И кстати, о докторах… У меня есть кое-что для тебя.

Он повел меня к припаркованной перед домом машине. Мы сели, и он достал из ящика в приборном щитке лист бумаги, исписанный словами, знакомыми мне по уроку полового воспитания: хламидии, гонорея, «ВИЧ», плюс несколько других, которые учитель не посчитал достойными упоминания. Они были внесены в таблицу, и рядом с каждым стояло очень приятное слово — «отсутствует».

— Тебя кололи толстой иглой? — спросила я, просматривая таблицу.

Интересно, какую из этих болезней подхватил Дэл под своей застекленной крышей? Я ненавидела иглы и анализы крови, потому что дело всегда заканчивалось тем, что мне вгоняли иглу как минимум пять раз. «Плохие вены», — эту фразу бормотали медсестры и эксфузионисты, превращая сгиб моего локтя в швейцарский сыр.

— Иглы меня не беспокоят. Я не пытаюсь надавить на тебя, Ари. Просто хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась.

Я улыбнулась, согнула листок пополам и положила обратно в ящик.

— Я не волнуюсь.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я запротестовала:

— Не надо, Блейк. Ты заразишься.

— Мне все равно.

Мы вернулись на диванчик и наблюдали, как Киран с друзьями скатывается с водной горки. Дэл не выходил у меня из головы, я не удержалась и прошептала:

— Какую из этих болезней подцепил твой брат?

Блейк округлил глаза:

— Откуда ты знаешь?

Я пожала плечами:

— Сорока на хвосте принесла.

— Ага… Могу поспорить, у той сороки рыжая шевелюра.

Он так и не ответил на мой вопрос. Я окинула взглядом сад. Патрик жарил на решетке гамбургеры, Эвелин сплетничала со своими подругами-домохозяйками, а я все никак не могла успокоиться и спросила снова.

— Ари, — строго произнес Блейк, — говорить об этом неприлично.

Приличия, опять приличия. Почему все обязательно должно быть приличным?

— Я никому не скажу. Обещаю.

Он вздохнул и прошептал мне на ухо:

— Сифилис.

Я припомнила все, что знала о сифилисе. Например, что от этой болезни люди теряют зрение. А что может быть хуже слепоты?

— Это ведь такая страшная болезнь! — ужаснулась я.

— Страшная, если ее запустить. В любом случае это не тема для разговора. Моей балаболке-кузине не следовало говорить тебе. Кстати, вчера мы с ней созванивались. Она сказала, ты нашла ее браслет.

— Его нашла Саммер, — вздохнула я. — Мы с ней больше не друзья, если честно.

— В самом деле? Я думал, вы вместе бог знает с каких времен.

«Мы с ней действительно дружили с давних пор. Но она оказалась не тем человеком, за которого я ее принимала, и теперь мой единственный друг — ты».

— Такое случается. — Мне стало грустно, и я сменила тему, потому что не хотела больше думать о Саммер.

Все, чего я хотела, — положить голову на плечо Блейку и представить, что мы сидим на нашем собственном диванчике из «Сирс» в нашем собственном саду в Парк-Слоуп, а хохочущие ребятишки наводной горке — наши собственные дети.