Долгая ночь

Неожиданно мама захихикала как школьница, прикрыв рот ладонью.

– Мама, в чем дело?

– Она рехнулась с горя, – сказала Эмили. – Я говорила об этом папе, но он не обратил внимания.

– Мама, в чем дело? – спрашивала я, испугавшись еще больше.

Она убрала руку и так закусила губу, что кожа вокруг побелела.

– Я знаю одну тайну, – сказала она, украдкой посмотрев на Эмили, а затем на меня.

– Тайна? Какая тайна, мама?

Она наклонилась над столом, предварительно взглянув на дверь, в которую вышел папа, и затем повернулась ко мне.

– Вчера я видела папу, выходящим из мастерской. Он был там с Белиндой, и ее юбка была задрана, а панталоны – спущены, – сказала она.

Я онемела на мгновение. Кто эта Белинда?

– Что?

– Она говорит чепуху, – сказала Эмили. – Идем, нам пора уходить.

– Но, Эмили…

– Оставь ее, – приказала Эмили. – С ней все будет в порядке. Лоуэла за ней присмотрит. Собирайся, а то мы опоздаем в школу. Лилиан! – рявкнула она, увидев, что я не двинулась с места.

Я поднялась, не отрывая взгляда от мамы, которая, откинувшись, снова захихикала, прикрывая рот рукой. Меня бросило в дрожь от увиденного, но Эмили нависла над столом, словно тюремный надзиратель с кнутом, ждущий моего повиновения. У меня было тяжело на сердце, казалось, что в моей груди – булыжник. Неохотно я поторопилась выйти из-за стола, взяла книги и последовала за Эмили.

– Кто эта Белинда? – вслух подумала я, и Эмили повернулась, усмехаясь.

– Девушка-рабыня на плантации отца, – ответила она. – Уверена, мама просто вспомнила что-то действительно случившееся в прошлом, что-то отвратительное и дьявольское, то, о чем, я уверена, тебе бы понравилось слушать.

– Нет, мама очень больна! Почему папа не пошлет за доктором?

– Нет доктора, который бы ее вылечил, – сказала Эмили.

– Что же с ней?

– Она виновна, – ответила Эмили с довольным видом. – Виновна, что не была предана Богу, как следовало бы. Она знала, что ее греховное поведение и безнравственность дали дьяволу силы жить в нашем доме. Возможно, даже в твоей комнате, – добавила она. – И он забрал у нас Евгению. Теперь она раскаивается, но уже слишком поздно. Мама сошла с ума из-за своей вины. Обо всем этом написано в Библии, – добавила она с кривой улыбкой. – Прочитай сама!

– Ты все врешь! – выпалила я.

Но Эмили просто холодно улыбнулась и ускорила шаги.

– Ты отвратительная лгунья. Мама не виновата. В моей комнате нет дьявола, и он не забирал Евгению!

Лгунья! – кричала я, и слезы текли по моим щекам. Эмили исчезла за поворотом. Это было для меня счастливым избавлением. Я медленно пошла дальше, а слезы капали до тех пор, пока я не дошла до Нильса, который ждал меня у развилки, ведущей к его дому.

– Что случилось, Лилиан? – закричал он, подбегая ко мне.

– О, Нильс!

Мои плечи так сотрясались от рыданий, что он бросил книги и обнял меня. Сумбурно, всхлипывая, я рассказала ему о случившемся, что меня избил папа, что мама становится все более странной.

– Ну, ну, – сказал он, нежно покрывая поцелуями мои лоб и щеки. – Мне жаль, что так получилось. Если бы я был старше, я бы пришел и устроил ему за это, – объявил он. – Уж точно.

Он так уверенно это произнес, что я перестала плакать и подняла голову. Вытирая слезы, я заглянула ему в глаза и увидела в них такой гнев, и поняла, как сильно Нильс любит меня.

– Я с радостью пережила бы эту боль, которую причинил мне папа, если бы хоть что-нибудь было бы сделано для моей бедной мамы, – сказала я.

– Может, мне сказать своей маме, чтобы она навестила твою и посмотрела, что с ней случилось. А потом она попросит твоего папу сделать что-нибудь.

– Правда, Нильс? Это может помочь? Да, может. Никто не навещает больше маму, и поэтому никто не знает, как ей плохо.

– Я скажу об этом сегодня за обедом, пообещал он. Нильс вытер мои слезы тыльной стороной ладони. – Нам стоит поторопиться, – сказал он, – пока Эмили не нашла в нашем отсутствии чего-нибудь греховного.

Я кивнула. Конечно, Нильс был прав, поэтому мы поспешили, чтобы быть в школе вовремя.

Через несколько дней мать Нильса действительно навестила нас. К сожалению, мама спала, а папа был в отъезде по делам. Она сказала Лоуэле, что придет в другой раз, но когда я поинтересовалась об этом у Нильса, он сказал, что его отец запретил маме еще раз придти к нам.

– Мой папа сказал, что это не наше дело, и нам не стоит совать нос в дела вашей семьи. Думаю, – сказал Нильс, опустив голову от стыда, – что он просто боится твоего папы и его характера. Извини.

– Может, мне самой сходить за доктором Кори, – сказала я. Нильс кивнул, как-будто мы оба знали, что скорее всего этого не случится. То, что отец Нильса сказал о папе, было правдой. У него был вспыльчивый и злобный характер, и даже я боялась нарваться на его ярость. Он мог просто отговорить доктора от визита, а меня – избить.

– Может твоя мама сама со временем выздоровеет, – прошептал Нильс. – Моя мама говорит, что время постепенно исцелит ее раны, но потребуется очень много времени, но будем терпеливы.

– Возможно, – сказала я без особой надежды. – Единственно, кого еще это беспокоит – это Лоуэлу, но ты же знаешь, она скоро уезжает.

Оставшиеся дни, которые я могла провести с Лоуэлой, пролетели слишком быстро. И наступило утро ее отъезда. Когда я проснулась, то поняла, что мне не хочется вставать, но потом меня охватил ужас от того, что Лоуэла уедет, не попрощавшись со мной. Я быстро оделась и выбежала на улицу.

Генри согласился перевезти Лоуэлу и ее вещи на станцию Апленд, откуда она поедет с пересадками к своей сестре в Южную Каролину. Он ставил ее чемоданы в повозку, в то время как все рабочие и слуги собрались вокруг, чтобы попрощаться. Все очень любили Лоуэлу, и почти у всех на глазах были слезы, а некоторые горничные, особенно Тотти, плакали в открытую.

– Ну, счастливо оставаться, – объявила Лоуэла, поднимаясь на крыльцо и уперев руки в бока. На ней было ее воскресное платье, в котором она ходила в церковь. – Я же не собираюсь на кладбище. Я просто уезжаю, чтобы протянуть руку помощи своей старшей сестре, которая на пенсии, да и самой отдохнуть. А те, кто плачет, просто завидуют мне, – пошутила она, и этим всех рассмешила. Она сошла с крыльца, чтобы обнять и поцеловать всех пришедших ее проводить, а затем отослала их продолжать работу.

Папа попрощался с ней накануне вечером, когда вызвал ее к себе в кабинет, чтобы дать ей денег. Я стояла возле двери и слышала, как он просто поблагодарил Лоуэлу за то, что она была хорошей, верной и честной горничной. Голос его был холодным и официальным, несмотря на то, что она жила в Мидоуз так долго, что помнила папу маленьким мальчиком.

– Да, еще, – сказал он в конце, – я желаю тебе удачи, здоровья и долгой жизни.

– Спасибо, мистер Буф, – сказала Лоуэла. Затем после короткой паузы я услышала: – Можно мне сказать вам одну вещь на прощанье?

– Да?

– Я о миссис Буф, сэр. Мне кажется, что она выглядит не очень здоровой. Она так тоскует по своей умершей дочурке и…

– Я очень хорошо осведомлен о поведении миссис Буф, Лоуэла, спасибо. Она скоро поправится и будет жить как и раньше, выполняя обязанности матери наших остальных детей и жены, как ей и положено. Пусть это тебя не заботит.

– Да, сэр, – сказала Лоуэла, дрогнувшим от разочарования голосом.

– Ну, до свидания, – закончил папа.

Я поспешила прочь от двери, чтобы Лоуэла не узнала, что я подслушивала.

Когда я прощалась с ней, не смогла сдержать потока слез.

– Ну не расстраивай сейчас Лоуэлу. Мне предстоит долгая поездка, и новая трудная жизнь. Думаешь, легко двум пожилым женщинам жить вместе в крошечном доме? Я улыбнулась сквозь слезы.

– Я буду скучать по тебе, Лоуэла… очень!

– О, думаю, что я тоже буду скучать по вам, мисс Лилиан. – Она обернулась, взглянула на дом и вздохнула. – Думаю, я очень буду скучать и по Мидоуз, буду скучать по каждому уголку, и каждому шкафу. Много смеха и слез было слышно и было пролито в этих стенах. – Она снова повернулась ко мне. – Будь такой же милой с новой прислугой и как можно лучше заботься о своей маме, и не забывай о себе. Ты скоро станешь красивой молодой леди. Пройдет немного времени и какой-нибудь красивый джентльмен придет, чтобы увести тебя с собой, а когда это случится, вспомни о старой Лоуэле, слышишь? Пошли мне весточку. Обещаешь?