Дочь роскоши

Длинными вечерами единственным развлечением была игра в карты, лото или настольные кегли. Иногда они собирались вокруг пианино и пели, а София играла их любимые песни. Но даже пианино не доставляло ей больше такой радости, как раньше. Оккупация положила конец ее надежде выиграть конкурс в музыкальном колледже – она оказалась отрезанной от предэкзаменационной программы, и подготовка стала казаться ей бесполезной. Поэтому у Софии, озлобленной всей этой несправедливостью, не лежала душа к музыке, несмотря на то, что Лола усиленно заставляла ее заниматься.

Во всех отношениях война – далеко не забава, думала София. Жизнь в оккупированной стране несчастна и жалка.

Когда осенним полднем 1941 года в дверь «Ла Мэзон Бланш» постучал немецкий офицер, София была дома совсем одна.

Выглянув в окно, она заметила его во дворе – такого высокого и официального в безукоризненной серой униформе, – сердце ее чуть не остановилось, и она подумала, как бы сделать вид, что дома никого нет. Но это ей показалось ужасно трусливым, и, кроме того, София не была уверена, что он не видел, как она выглядывает из-за занавесок. Если он на самом деле видел, то может войти силой, а это будет хуже всего. Она нервно подошла к двери и рывком открыла ее.

– Да?

При ближайшем рассмотрении немецкий офицер показался еще выше, и София внутренне содрогнулась. Но, к ее удивлению, он любезно улыбнулся ей и щелкнул каблуками.

– Добрый день, фрейлейн. Ваш отец дома? – спросил он на безукоризненном английском.

– Нет, его нет, и матери тоже. Они ушли на концерт в танцевальную школу к моей младшей сестре.

– А вы не пошли?

– Нет. У меня очень много уроков.

– А! Я думаю, вы одна из студенток, которые хорошо успевают в изучении немецкого языка. Я понимаю, что некоторые не желают изучать наш язык. Это очень жаль. Если мы не будем изучать разные языки, то как мы сможем понимать друг друга? Однако я здесь не по этому поводу. Я пришел сообщить вам, что мне нужен ваш дом, чтобы обеспечить размещение моих людей. – Он сказал все это точно таким же тоном, дружеским и непринужденным, так что в тот миг София не сообразила, правильно ли она его поняла. Конечно, она знала, что немцы реквизировали довольно много отелей и постоялых дворов, как только оккупировали остров, Картре ждали, что «Ла Мэзон Бланш» окажется в этом списке. Но тогда они каким-то образом этого избежали. И вот теперь София с ужасом в глазах смотрела на высокого красивого офицера.

– Мне придется прийти еще раз, когда ваш отец будет дома, и официально переговорить с ним, но, может быть, пока я здесь, вы мне покажете, какие здесь удобства? – сказал он, и София почувствовала, как у нее внутри вскипают пузырьки истерии. Он с таким же успехом мог быть гостем, который просит провести его по комнатам, прежде чем забронировать себе апартаменты на отпуск!

– Нет! – резко ответила она. – Я бы предпочла, чтобы вы подождали, пока они не придут.

В первый раз она заметила, как под его приятной внешностью сверкнула сталь. Холодом вспыхнули его голубые глаза, а улыбка стала напряженной.

– Было бы гораздо удобнее, если бы вы мне сейчас же показали дом, – властно произнес он.

София снова начала дрожать. Она отошла в сторону, и он прошествовал мимо нее в холл, оглядывая все вокруг оценивающим взглядом.

– Г-м-м, мне нравится… Лучше, чем большие отели. Здесь не так безлико. Ну, а сколько у вас комнат? Покажите мне, пожалуйста.

София показала. Ее гнев все возрастал.

– Хорошо, хорошо, – сказал он, когда они завершили обход. – Такая гостиница – идеальное место для некоторых моих людей и моих приятелей-офицеров. Я возьму эту часть дома, – как там вы это называете – «пристройка»? Это будет для нас удобной кухней-столовой.

И тут гнев Софии пересилил страх.

– А где, по-вашему, будем жить мы? – спросила она. Офицер, похоже, удивился.

– О, я вполне уверен, вы себе что-нибудь подберете. В конце концов, для вас пятерых не нужно столько комнат. И можете оставить нам мебель. Она нам очень подойдет. – Он огляделся вокруг, заметил пианино, подошел к нему, открыл крышку и негромко потренькал по клавишам. София пришла в ярость.

– Это мое пианино!

– В самом деле? Так вы музыкальны? Это хорошо. Мой сын тоже музыкальный. И один из наших офицеров – хороший пианист. Мы с удовольствием будем играть на вашем пианино, фрейлейн. А теперь я покидаю вас. Передайте привет вашему отцу – пожалуйста, предупредите его, что я направлю к нему людей на следующей неделе. Всего хорошего. – Он щелкнул каблуками, все так же улыбаясь своей нарочито дружелюбной улыбкой. Когда он ушел, София расплакалась от испуга, ярости и полнейшей беспомощности.

– Но это же такие ограничения! – закричала Лола, когда они вернулись с концерта и София рассказала им, что случилось. – Они не могут так поступить с нами! Я скажу им, что не двинусь из моего дома!

– Такое отношение ни к чему хорошему не приведет, – успокаивал ее Шарль. – Если хочешь знать мое мнение, это так здорово, что тебя не было, когда явился фриц, иначе ты бы уже была в списках на заключение. Если они захотели этот дом, они его возьмут, и больше тут говорить не о чем. Нам и так повезло, что нас так долго не трогали.

– А куда же идти нам? – спросила Лола.

– Ну есть же домик моей двоюродной сестры в Сент-Питере. Мы поедем туда. Он небольшой, но мы разместимся. Нам все равно придется перебираться.

– А что же будет с ценностями и бутылками, что мы зарыли в саду? И со всеми этими овощами? Ты же столько трудился, чтобы вырастить их!

– Мы выкопаем их, когда стемнеет, Поль мне поможет. Картошка уже созрела, морковь и пастернак мы выдернем. Вот с капустой придется труднее – возьмем с собой запас на неделю, а остальное оставим, хотя, надо сказать, я пожалел бы для немцев и ростка брюссельской капусты!

Поль и София переглянулись. К ним в голову пришла одна и та же мысль. Было удивительно, как часто они думали об одном и том же, как близнецы.

– Мы поможем? – зловеще подмигнув, спросил Поль.

– Да, – кивнула София.

В ту ночь, когда все овощи были собраны, они выскользнули во двор, нашли в сарае лейку Шарля и вылили в нее бутылку дезинфицирующего раствора, который использовался для очистки сточных вод пансиона. Чуть-чуть разбавив его водой, чтобы он лучше лился, они распылили его по всей оставшейся капусте и по росткам брюссельской.

– Не хотел бы я быть немцем, чтобы мне приготовили такую капусту на обед, – хихикая, сказал Поль, и София согласилась с ним. Она очень надеялась, что самая большая порция окажется на тарелке того, кто покусился на ее пианино!

С того времени, как они переехали в коттедж, все показалось им гораздо менее приятным.

И даже не столько оттого, что домик был слишком мал, хотя он был, безусловно, очень тесным («Тут даже кошке негде протиснуться», – сказала Лола), только две спальни и маленький чердак под покатой крышей, который Поль превратил в свою комнату и соорудил веревочную лестницу, чтобы забираться туда. И не столько оттого, что это было далековато от Сент-Питера, сколько оттого, что война все продолжалась, а оккупация становилась все более мучительной.

Еды стало не хватать, тут было уже не до роскоши, а так, лишь бы поддержать себя в течение дня. София начала давать уроки музыки дочке фермера в обмен на пол-литра молока и полдюжины яиц, а Лолины небольшие запасы муки, сахара и смородины давно уже вышли, поэтому пироги и пудинги, что она когда-то делала, обратились лишь в сладкие воспоминания. Заваркой им служили стручки гороха и листья ежевики, а Поль и София часто ездили на велосипедах к берегу, проползали под колючей проволокой к пляжу и наполняли банки морской водой, которую потом выпаривали, и получали соль. Но не хватало не "только еды. Шарль, любивший выкурить трубочку табака, перешел на листья щавеля и лепестки роз, а когда износилась щетка Лолы, он заменил щетину кусками веревки.