Я пришла издалека

– Да, – сказала я. – Я люблю его.

– Хм, – сказала Айри. – Так, значит, это возможно…

Так, значит, это возможно, подумала я про себя. Полюбить человека из другого мира, найти настолько близкую душу, что больше ничто не имеет значения. Мы родились в разное время и в разных странах – и мы любим друг друга. Муж и жена, которых разделяют двести пятьдесят лет… Оказывается, это возможно.

Время как будто застыло, и я была почти рада, когда нас наконец вытащили на свет Божий. Это означало то, что близок конец, но я старалась об этом не думать. Суд происходил на деревенской площади. Это было публичное слушание. Собрались все кому не лень, обуреваемые жаждой зрелищ.

Судей было двое. Один невысокий и толстый, другой высокий и страшно худой. Толстый и Тонкий, как я окрестила их про себя, зачитали обвинение. Оно касалось в основном Айрис. Процесс был направлен в первую очередь против нее. Я просто подвернулась под руку. Ее обвиняли в связях с нечистой силой, в колдовстве, меня – только в излишней дружбе с главной обвиняемой. Вызывали свидетелей. Один за другим выходили жители деревни и рассказывали, что обращались за помощью к Айрис и получали ее в виде трав и заклинаний. Она и тяжелые болезни лечила, и порчу наводила, и будущее предсказывала, и женихов привораживала. Причем свидетели все как один клялись, что колдовство подействовало, по всему выходило, что Айрис Дункан только что мертвых не воскрешала. В других обстоятельствах Айрис можно было бы позавидовать: редкий врач может похвастаться стопроцентным успехом своего лечения.

Меня в деревне почти не знали, и свидетели могли сказать только, что меня иногда видели в доме у Айрис. Один из свидетелей честно показал, что обращался ко мне за помощью, когда у него болел зуб. Он благодарил меня за лекарство и утверждал, что я не произносила над ним никаких заклинаний. Нашелся хоть один приличный человек, думала я. Толстый и Тонкий посовещались, и я услышала, что они собираются рассмотреть мое дело отдельно от дела Айрис. Это был шанс.

Но тут обстоятельства изменились не в мою пользу. Суд вызвал еще одну свидетельницу. Она была не из деревни. Раньше я ее не видела. Должно быть, она жила в горах. Женщина рассказала, что в начале лета ее маленький ребенок заболел. Он кричал целыми днями и ничего не ел. Они с мужем решили, что ребенка подменили фэйри. Они отнесли оборотня на холм фэйри, чтобы они забрали его и вернули их сына. Сами они спрятались неподалеку и видели, как эти две женщины – тут она указала на нас с Айрис – подходили к ребенку и произносили над ним заклинания. А позже появился огромный демон – должно быть, это был Джейми, решила я – и так напугал их, что они убежали домой. Наутро они нашли мертвого оборотня, а их ребенок так и остался в стране фэйри.

Эта байка была выслушана внимательно и, по-видимому, сочтена серьезным свидетельством против меня. Суд все еще колебался, и тут вышел деревенский священник, отец Брайан. Он принял вид оскорбленного достоинства и поведал следующую кровавую историю. Оказывается, я, пользуясь колдовскими чарами, натравила на него бешеных собак. Ему с Божьей помощью удалось от них отбиться, но один из псов все же укусил его за ногу. После чего я пыталась заманить слугу Господа в уединенную комнату, угрожая наслать на него тяжелую болезнь и всяческие несчастья. И в доказательство тому отец Брайан принародно обнажил свою покусанную ногу, которая имела поистине страшный вид. Она сильно распухла, посинела и по ней поднимались зловещие красные полосы – признак начинающегося заражения крови. Народ ахнул. Честно говоря, я тоже.

– Да у вас заражение крови! Если вы и дальше будете отказываться от помощи, вы умрете… – Я осеклась. Айрис выразительно посмотрела на меня и закатила глаза. Пожалуй, я сморозила глупость.

– Ведьма осмелилась принародно угрожать смертью слуге Господа! – возопил отец Брайан.

Отношение толпы переменилось. Теперь я тоже была ведьмой в глазах этих неграмотных деревенских жителей. И в глазах судей тоже. За важностью полученных свидетельств они решили продолжить суд завтра. Должно быть, они и сами не ожидали такого поворота. Нас с Айрис повели почему-то в разные стороны.

И вот я сидела в местной харчевне и смотрела в озабоченное лицо Неда.

– У нас мало времени, – сказал он вполголоса. – Сегодня вы можете переночевать здесь, а не в грязной яме. Деньги творят чудеса. Завтра я постараюсь потянуть время. Не думаю, что мне удастся вас оправдать, хотя это очень польстило бы моему самолюбию. Увы, бороться с суевериями – неблагодарное дело.

– Что будет с Айрис?

– Не думайте о ней, Джулия. Ничего нельзя сделать.

– А я?

– Из замка три дня назад пропал старый Алек. И с ним – лучший необъезженный жеребец из конюшен Фергюса, – прищурился Нед. – Вам это о чем-нибудь говорит?

Я молча кивнула.

– Мне пора, моя дорогая. Я сделаю для вас все, что в моих силах.

Нед ушел. Я осталась, трясясь мелкой дрожью. Алек отправился за Джейми. Только бы он успел. Но что может сделать Джейми против толпы, жаждущей расправиться с ведьмой? Меня отвели в комнату наверху, к двери приставили стража. Я не обращала внимания ни на что. Я сжимала кулаки и думала: только бы… Только бы что?

Следующее заседание суда началось с выступления обвинителя, которое показалось мне крайне нелепым и смехотворным. Толпа внимала ему с почтением, издавая носторженное «ах!» на ключевых словах типа: «ведьма», «сатанинские чары», «служительница дьявола» и «адское зелье». Я бы очень повеселилась, если бы все это не было всерьез.

В мою защиту выступал Нед. Страсти уже накалились до предела, и в толпе кричали:

– Сожгите! Сожгите их! Смерть ведьмам!

Думаю, все те, кто жаждал моей крови, в обычной жизни были милейшими людьми. Но, собравшись вместе, они стали настоящей толпой – возбудимой, внушаемой, агрессивной. Они хотели мне и Айрис мучительной смерти. Сейчас. Немедленно. Публично.

Нед сделал очень правильную вещь. Он долго говорил. Суть его речи сводилась к тому, что я чужестранка и еще не знаю местных обычаев, а потому совершаю досадные оплошности. Но если принять во внимание смягчающие обстоятельства… И так далее. Дело было не в том, что он говорил, а в том, как он говорил. Он бубнил равномерно, монотонным голосом, почти без пауз. Это расхолаживало. Люди, которые только что были готовы разорвать меня на части, начали зевать, недоуменно переглядываться, и напряжение спало. Вспышки массовой агрессии непродолжительны, а потом люди приходят в себя как от дурного сна.

Нед все продолжал говорить, никто не решался его останавливать. Но наконец закончились и его цветистые фразы. А прекрасного героя на белом коне все не было. Тем временем Толстый и Тонкий решили провести следственный эксперимент. Нам с Айрис привяжут большой палец левой руки к большому пальцу правой ноги, а большой палец правой руки – к большому пальцу левой ноги. И бросят в воду. Ведьма всплывет, потому что вода ее не примет. А честная женщина пойдет ко дну, тем самым продемонстрировав всем желающим свою полную невиновность.

– Большое спасибо, – сказала я, – но я вовсе не хочу утонуть, доказывая, что я не ведьма.

Судьи удивились. Видимо, они не ожидали такой наглости.

– Ты не смеешь перечить Божьему суду, женщина.

– Я не очень понимаю, какое отношение ваш суд имеет к Богу, – пожала я плечами. – Скорее, это суд человеческой глупости.

Я посмотрела на Айрис. Она делала мне отчаянные знаки, которых я не поняла. Похоже, я опять сказала что-то не то. «Что они собираются делать?» – лихорадочно соображала я, пока мне связывали руки и привязывали к березе. С Айрис проделали то же самое. Одним резким движением деревенский палач Джон Киллан разорвал на мне платье до пояса. Я осталась полуголой перед десятками жадных глаз. Толпа ахнула:

– На ней нет креста!

Кресту на мне неоткуда было взяться, поскольку мои родители и дядя Сэм были убежденными атеистами. Я покосилась на Айрис и остолбенела. На ее обнажившемся предплечье я увидела то, что в этом веке сочли бы знаком сатаны и в чем я узнала след от обычной в двадцатом веке прививки оспы…