Дар божий. Соперницы

Придя к выводу, что так недолго и с ума сойти, она отодвинула подальше бесполезный корвалол и приняла решение отправиться к врачу. Правда, кто отвечает за подобные проблемы, она точно не знала: то ли психотерапевт, то ли невропатолог, а может, и вовсе психиатр. Как известно, благими намерениями дорога в ад вымощена, и поскольку врач был далеко в поликлинике, а соседка рядом, за стеной, начать своё лечение Маришка решила с неё. С умными людьми и посоветоваться не грех.

— Понимаешь, всё мне что-то чудится, — объясняла она, заваривая пакетик чая в большом бокале с красивой картинкой лотоса на боку. — Проснусь ночью, лежу, как сова, глазами хлопаю, а сна — ни в одном глазу нет. Что бы это могло быть, как думаешь, Вет?

Виолетта была на три года моложе Маришки, но в житейских делах смыслила иногда даже больше, чем подруга.

— Ты пробовала на ночь успокоительного накапать? — первым делом поинтересовалась она.

— А то нет, — проговорила Маришка, огорчённо вскинув плечи. Маленькой чайной ложечкой она вытащила дольку лимона, пока чай не стал окончательно кислым. — Пробовала, не помогает.

— Может, это климакс такой чудной? — понизила голос Виолетта, несмотря на то что в квартире они разговаривали с глазу на глаз.

— Ах, если бы! — возмутилась та, откладывая ложку в сторону.

— Тогда, я так мыслю, не с врачей нужно начинать. — Вета авторитетно кивнула и, важно поджав губы, со знанием дела закатила глаза в потолок.

— А с кого? К бабке, что ли, какой сходить? — не поняла Маришка.

— У тебя что, деньги лишние? Тогда лучше отдай мне, — резонно проговорила Виолетта, дивясь наивности подруги. — Ты в чём-то такая умная, а иногда такую ерунду скажешь, хоть уши зажимай. При чём тут эти шарлатанки?

— Говорят, помогает иногда, — пожала плечами озадаченная Маришка.

— Говорят, кур доят. Кому помогает? Ты кого-нибудь в своей жизни встречала, кому бабкины заклинания хоть раз помогли? Нет. И я — нет. В церковь надо идти, а не по бабкам мотаться, трудовым заработком делиться не пойми с кем.

Маришка задумчиво подняла глаза на подружку:

— Как же это я сама не сообразила такой простой вещи?

— Потому что одна голова — хорошо, а две — лучше, — ответила довольная Вета. Маришу она знала уже много лет, почти всегда в трудной ситуации они помогали друг другу чем могли.

— Завтра и схожу, — решительно произнесла Маришка.

— Чисто русское решение вопроса, — заметила Ветка, скептически поглядывая на подругу. — Ты ещё скажи, что нечего откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра. А что мешает тебе сегодня пойти?

— Ничего, — недолго подумав, произнесла Маришка.

— Вот и ступай, — подытожила Ветка.

Вернувшись от подруги, Маришка взяла с собой деньги, лёгкую тёмную косынку и, посмотрев в окно и убедившись, что с ребятами всё в порядке, отправилась в церковь.

Здание небольшой церквушки было за соседними домами, во дворе, так что дойти туда не составляло труда, но почему-то изо дня в день бытовые заботы и проблемы изматывали настолько, что времени ни на что не хватало.

«Правильно говорят, что гром не грянет — мужик не перекрестится, — подумала Маришка, выходя из дома. — Чаще всего мы о Боге вспоминаем только тогда, когда нуждаемся в его помощи».

Дорога до церкви заняла не больше пяти минут. Перекрестившись на икону над входом и накинув на голову платок, Марина подала милостыню вездесущим бабулям с протянутой рукой и вошла в церковь. Пройти мимо старого человека с дрожащей вытянутой ладонью в черте города или метро бывает много легче, чем отказать в милостыне у церковной паперти. Почему так происходит? Возможно, подавая у ступеней храма, мы пытаемся задобрить Бога? А возможно, вспоминаем о своих грехах и силимся купить индульгенцию на их отпущение у собственной совести.

В церкви было необычайно тихо и почти пусто, только тонкие церковные свечи изредка потрескивали, освещая святые лики за стёклами тяжёлых золотых окладов. Пахло ладаном и воском. Под тёмным сводом церковного купола святые лики казались строгими и безупречными, холодно взирающими на грешных и суетных людей с высоты. Марина вдруг почувствовала себя неуверенной и одинокой. Её шаги гулко разносились по нахоженным плитам церкви, отдаваясь эхом во всех пределах, холодом и безмолвием веяло от тусклых лампад.

Подойдя к иконе Казанской Божьей матери, Марина тихо прошептала молитву и, трижды мелко перекрестившись, зажгла свечу от той, что уже горела. Маленький тонкий огонёчек с шипением разгорелся и вдруг вспыхнул, освещая вокруг себя ровное пространство. Вздохнув легко и свободно, Маришка вдруг почувствовала себя тепло и уверенно. Она была в центре этого огонька, его ладошки окружали её, рассеивая мрак и отчаяние, словно ладони самого Бога. Почувствовав, что страх неизвестного отступает перед живительной силой маленького светлячка, она поднесла низ свечи к другому огоньку и, дождавшись, пока первая капля воска упадёт вниз, поставила свечку.

Подняв глаза кверху, она заметила, что глаза Божьей матери совсем не холодные, а, наоборот, мягкие и всепрощающие. Прикрыв веки, она читала про себя молитву, прося защиты и помощи и впитывая каждой клеточкой своего существа тишину умиротворённости и покой. Разговаривать с Божьей матерью было легко и просто, гораздо проще, чем с любым из людей: ей не нужно было ничего объяснять и рассказывать, она всё знала сама.

Неизвестно сколько бы так простояла Маришка, если бы не почувствовала, как кто-то бесцеремонно толкнул её в бок, оттесняя от иконы. С сожалением она открыла глаза и обернулась. Старуха очень маленького роста, в чёрном штапельном платке, видимо, работающая в церкви на добровольных началах, прошаркала мимо неё, будто мимо пустого места, даже не подняв головы и не посмотрев в её сторону.

Деловито приблизившись к иконе, она сковырнула загрубевшим скрюченным пальцем прогоревшие свечи. Брякнув огарки в оловянную миску, она взяла Маришкину свечу и, недолго думая, переставила её в другое гнездо, ближе к иконе. Все так же неодобрительно глядя на железную подставку, немного поразмыслив, она перекинула миску в левую руку и, послюнявив указательный палец правой, затушила несколько свечей, зажжённых, судя по их длине, совсем недавно. Скривив рот от усердия, немного раскачав, вытащила эти почти целые свечи и, не отходя от иконы, стала аккуратно зачищать коротким узким ножичком тот край, который был немного оплавлен. Видимо, остатки свечей она предполагала продать по второму кругу, но несколько дешевле, учитывая то, что изначальный размер был больше.

— Зачем вы это делаете? — Очарование тепла и света мгновенно исчезло, спасовав перед обыкновенным человеческим хамством, и Маришкина душа вмиг переполнилась раздирающей на кусочки обидой. — Зачем вы переставили мою свечу?

— Так положено, — огрызнулась старуха, собираясь уходить.

— Кем положено? — спросила Маришка, и невольный спазм на какое-то мгновение сдавил её горло.

— Твоё какое дело? Поставила свечу — и хорошо, — грубо буркнула старуха и недобро глянула на Маришку исподлобья.

— Что вы так на меня смотрите? — выдохнула Маришка, и страх, сильнее прежнего, стал медленно сползать по грудной клетке, цепкими коготками подбираясь к самому сердцу.

Старуха, ничего не ответив, только ещё раз недобро сверкнув глазами, отвернулась и, видимо, не желая попусту тратить время на такой никчёмный объект, зашаркала прочь, что-то бубня себе под нос и недовольно фыркая.

Маришка сцепила ладошки и постаралась забыть эту некрасивую сцену — Бог ей судья, этой женщине, но ощущение счастья и спокойствия ушло безвозвратно, уступив место обиде и всепоглощающей тревоге, и, несмотря на все Маришкины старания, вернуть это светлое чувство так и не удалось.

Глаза Божьей матери снова смотрели строго и почему-то осуждающе, а холод каменных плит и гулкая тишина сводов окружили её своим щемящим кольцом. Горевшая до сих пор свеча затрещала и, заплакав вдруг восковыми слезами, погасла совсем. На миг Маришке показалось, что за плечом у неё кто-то стоит. Испугавшись, она вздрогнула и обернулась, но в церкви было по-прежнему тихо и пусто.