Злой умысел

Она всю неделю переживала по поводу предстоящей съемки, ей отчаянно не хотелось становиться центром внимания и уж тем более – сексуальным объектом. Ей нравилось работать в агентстве с моделями, но стать одной из них – Боже упаси! Ведь на эту съемку она согласилась только ради Маркуса. И еще для забавы. Он все на свете делал весело – таким она его знала. И вот в субботу она появилась на пороге его студии ровно в десять утра, как и было договорено. Накануне она провела вечер в клинике, работала допоздна и сильно вымоталась.

Маркус успел сварить кофе и подготовить всю аппаратуру. В самом центре студии красовалось внушительных размеров кресло, обтянутое белой кожей, – на него был небрежно наброшен белый песцовый мех. Все, чего хотел Маркус, – это чтобы Грейс небрежно уселась туда в джинсах и белой майке. Он попросил ее распустить волосы, потом уговорил сменить майку на одну из его крахмальных белых рубашек и постепенно умолил даже расстегнуть пару пуговиц. И хотя с каждым кадром количество расстегнутых пуговиц увеличивалось, все снимки были невинными и скромными. А Грейс диву давалась – как, оказывается, все это забавно! Он раз сто заставлял ее менять позу, поставил изумительную музыку, а каждый щелчок камеры ласкал слух.

К полудню они еще не закончили – Маркус предложил ей бокал вина и посулил необыкновенно вкусный домашний обед.

– Ты хорошо знаешь пути к сердцу девушки, – рассмеялась она.

Маркус остановился и погрустнел.

– Если бы так. Я столько сил потратил, – признался он.

Грейс вспыхнула и потупилась, а Маркус щелкнул затвором и заявил, что сделал лучший, по его мнению, кадр. Шерил будет в восторге.

– А я приблизился… к твоему сердцу, Грейс? – прошептал он чувственно.

Девушку словно затопила теплая волна. От вина у нее слегка кружилась голова – она вспомнила вдруг, что в спешке забыла позавтракать. Глупо было пить на пустой желудок, но Маркус уже успел вторично наполнить ее бокал, а он был уже наполовину пуст! Она никогда не пила днем и теперь поражалась, насколько крепким оказалось безобидное на вкус вино. И тут Маркус смущенно попросил ее снять джинсы, уверяя, что его рубашка достаточно длинна. И вправду, рубашка была ей почти что до середины бедер, но Грейс все равно воспротивилась. Но в конце концов, когда Маркус вновь клятвенно пообещал не показывать фотографий Шерил, она стянула джинсы и откинулась на спинку, утонув в белом меху, – ноги ее были обнажены, а рубашка расстегнута до самой талии. Но груди видно не было. Грейс чувствовала, как медленно проваливается в сон, раскинувшись на кресле, а когда очнулась, то почувствовала, что Маркус целует ее, а его руки ласкают ее тело. Странно – она отчетливо ощущала его губы и руки, но продолжала слышать щелчки фотокамеры и видеть вспышки. Но она не понимала, что происходит, – все кружилось и летело куда-то, она то засыпала, то просыпалась. Ее подташнивало, но она не в силах была шевельнуться, остановить то, что происходило, подняться и даже открыть глаза. А Маркус продолжал целовать ее, затем она ощутила его прикосновение – на мгновение ее охватил знакомый леденящий ужас, но, открыв глаза, она поняла, что все это ей просто приснилось. Маркус стоял перед ней, глядя на нее с улыбкой. Во рту у Грейс пересохло, и еще эта странная тошнота.

– Что происходит? – Она плохо себя чувствовала, ей было плохо и страшно, а перед глазами плавали какие-то пятна, но Маркус лишь смеялся.

– Думаю, просто вино сделало свое дело.

– Мне очень жаль. – Она чувствовала, что умирает, но когда он опустился на колени рядом с ней и жарко поцеловал ее, у нее вновь закружилась голова. Как это было приятно… Странное чувство: она хотела, чтобы все это кончилось, она хотела остановить его – и не делала этого…

– А я ничуть не жалею, – зашептал Маркус, дыша ей в ложбинку между грудей. – Ты великолепна, когда пьяна.

Грейс откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и тут же ощутила жаркое прикосновение его языка к животу. Он скользнул ниже, к трусикам, проник внутрь и… глаза девушки широко раскрылись, и она подпрыгнула. Она не могла!

– Ну-ну, детка… пожалуйста… – В самом деле, сколько ему еще ждать? – Пожалуйста, Грейс… ты нужна мне.

– Я не могу… – хрипло прошептала она, уже желая его, но страшась позволить ему овладеть ею.

В ее сознании ожило воспоминание о той самой ночи, когда умер ее отец, – и комната поплыла перед ее глазами. Вино и впрямь сделало свое дело… ее отчаянно затошнило, но она боялась в этом признаться. Руки Маркуса ласкали ее тело, проникая туда, где уже долгие годы никто ее не трогал – никто, кроме отца…

– Я не могу, – сказала она вновь. Но не могла найти в себе сил, чтобы остановить его.

– Господи, но почему? – Впервые за все время их знакомства Маркус вышел из себя, и тут она почувствовала, что куда-то проваливается…

Когда она пришла в себя, он лежал рядом с ней на огромном кресле, покрытом белоснежным мехом, и был совершенно обнажен. На ней все еще были его белая крахмальная рубашка и трусики, а Маркус улыбался. Ее затопила темная волна ужаса. Она ничего, ровным счетом ничего не помнила! Не знала, как долго была без сознания, чем они занимались, но, очевидно, что-то произошло.

– Маркус, что случилось? – Испуганно спросила она. Ее знобило, и она запахнула на груди рубашку.

– Хочешь знать, бэби? – Маркус, казалось, веселился – да что там, он просто смеялся! – Ты была изумительна, детка! Незабываема! – Говорил он непривычно холодно, злобно и жестко. Маркус был неузнаваем.

– Как ты можешь такое говорить! – Грейс заплакала. – Как ты мог так со мной поступить… с бесчувственной? – К горлу подкатил комок, стало тяжело дышать, но она даже не могла дотянуться до ингалятора, так ей было плохо. Даже сесть и оглядеться она была не в силах.

– А откуда ты знаешь, что я делал, а чего не делал? – издевательски спросил Маркус, прохаживаясь по комнате и словно демонстрируя ей свое великолепное тело. – Может быть, я всегда вот так работаю. Это проще.

Он повернулся лицом к ней и бесстыдно выпрямился. Грейс отвернулась. Не так представлялось ей их первое любовное свидание, и она не знала даже, каких чувств больше у нее в душе – обиды или злобы. С ней произошло то же, что всегда бывало прежде. Ее изнасиловали. И это было все, чего он хотел.

– Хочешь правду? – Маркус сделал шаг по направлению к девушке. – Ничего не было, Грейс. Я не некрофил. Мне не по сердцу трахаться с трупом. А ты ведь самый настоящий труп, не так ли? Просто дышишь, ходишь и делаешь вид, что жива, но когда до дела доходит, то падаешь и умираешь! А потом выдаешь чертову кучу оправданий!

– Это вовсе не оправдания… – Она с трудом села. Потом нашарила на полу джинсы, натянула их и встала. Ее покачивало. Чувствовала она себя ужасно. Но нашла в себе силы отвернуться, сбросить рубашку Маркуса и переодеться в свою одежду. Она даже не стала надевать лифчик – ей было явно не до этого. В висках стучало, перед глазами все плыло.

– Я просто не могу тебе объяснить – вот и все, – только и сказала она в ответ на его обвинения. Ей было слишком плохо, чтобы пускаться в нудные объяснения. Ее не покидало чувство, будто произошло нечто ужасное. Она помнила, как отвечала на его поцелуи и как он что-то горячо ей шептал, но ничего больше. Она все еще надеялась, что виной всему полтора бокала вина, выпитые на голодный желудок. Но почему тогда она словно еще чувствует прикосновения его тела? И отчего напрочь не помнит, чтобы он ее насиловал? Да что там, она была почти уверена, что этого не было!

– Любой девственнице в один прекрасный день приходится трахнуться. Ты что, из другого теста? – Маркус был все еще в ярости. Она просто динамила его, и ему это надоело. К его услугам море классных девочек, и он намеревался отведать их всех по очереди. Хватит с него этой Грейс Адамс!

– Я просто боюсь, вот и все. Это нелегко объяснить. Почему он так зол на нее? И почему она смутно вспоминает, как его нагое тело склонялось над ней?

– Ты не боишься. – Маркус поднял с пола камеру – одеваться он, видимо, не собирался. – Ты психопатка. Когда я дотронулся до тебя, мне показалось, что ты сейчас меня угрохаешь. Что все это значит? Ты лесбиянка, что ли?