Наследство

— Я позабочусь о комнате для вас, — сказала она Вирджинии Старрет и отправилась в отдел бронирования.

— Очень деловая, — сказал Феликс Жюлю. — Вам повезло, что она оказалась здесь.

Стоя за ними, Оуэн тоже наблюдал. Когда он увидел, что лицо Жюля помрачнело, он дружески положил ему руку на плечо:

— Жюль, она делает тебе честь.

— О, — выдохнул Жюль и собрался с мыслями. — Конечно, это сложно, ответственно — выучить хороший штат, которому можно доверять. Но ваша протеже, мистер Сэлинджер, прекрасная молодая женщина. Она многому научилась у Жюля, и я горд тем, чему она научилась.

И трое мужчин, довольные каждый по-своему, стояли, как бы охраняя Вирджинию Старрет, пока она пила чай в интимном полумраке холла, который снова зажил своей жизнью.

После обеда в доме Оуэна Лора рассказала Полю о происшедшем, а закончила тем, что изобразила Жюля ле Клера.

— Я горд тем, чему она научилась, — закончила она с небольшим поклоном, голос звучал низко и напоминал голос Жюля, а его французский акцент был скопирован превосходно.

— Точно, — сказал Поль, и они рассмеялись. — Это точно Жюль. Ты великолепна!

— Откуда ты знаешь? Ты же говорил мне, что не интересуешься отелями?

— Теперь я уделяю им больше внимания. Я несколько раз заходил, чтобы убедиться, что твои рабочие условия вполне приемлемы.

Лора улыбалась, но глаза были серьезны:

— Что бы ты сделал, если бы нашел условия моей работы неподходящими?

— Взял бы Жюля за шиворот, бросил в залив и скормил омарам.

— И тебя бы линчевали любители омаров. Поль, ты ничего бы не сделал. Он покачал головой:

— Я просто хотел иметь возможность представить тебя на твоей работе, когда думаю о тебе днем. Иногда я занимаюсь этим. Ты знаешь. Продолжай, рассказывай дальше. Как ты услышала, что Жюль поздравлял себя с твоими успехами, если ты ушла, чтобы устроить комнату для этой расстроенной дамы?

— Я шла очень медленно. Мне хотелось слышать, о чем они говорят.

— Мудрая женщина всегда знает, что происходит за ее спиной. — Он налил себе кофе. — Тебе все это понравилось?

— Я очень люблю такую работу. Жюль не часто разрешает мне работать с людьми. Я подошла к Джинни Старрет чуть раньше, чем он. Если бы я могла весь день заниматься подобной работой, это было бы прекрасно.

— Тебе что, нравится работать в постоянном напряжении? — спросил он удивленно.

— Почему бы нет? Только решая проблемы, становятся героинями.

Он рассмеялся:

— Ты уже героиня — для меня. — Он взглянул на нее более внимательно. — Ведь на самом деле, не хочешь же ты быть героиней для Жюля ле Клера?

— Нет, для себя самой. Чтобы знать, что в этой работе я превосходна.

— В этой работе? Что же случилось с мечтой стать актрисой?

— Ну, я только думала об этом. Работа актрисы — это хобби.

— Разве Оуэн не говорил это?

— Это говорю я. Я могу изображать людей, это забавно, но ведь совсем иное дело заниматься этим всю жизнь. И у меня нет времени, чтобы разбираться, могу ли я этим действительно заниматься. Тут я гораздо быстрее добьюсь успеха, и мне в самом деле нравится эта работа. Это то, о чем я могу говорить, не скрываясь. — Она остановилась. — Это то, чем я могу гордиться.

— Скрывать… — сказал Поль задумчиво. — Зачем тебе что-то скрывать?

— Надеюсь, что не придется, — сказала она. — А что, если бы я захотела стать знаменитой актрисой, мне бы это не удалось и я обратилась бы к преступной жизни?

Он улыбнулся и покачал головой:

— Этого ты не сможешь сделать, ты даже не можешь взять в магазине что-нибудь, чтобы посмотреть на эту вещь, а не то чтобы стащить ее. — Ему было интересно, что же в действительности Лора имела в виду. Он не мог заставить ее рассказать — у нее было право на собственные секреты, но любопытно, что у нее вырвалось это. — Как бы то ни было, разреши мне помочь тебе стать героиней. Может, мне поселиться в отеле и потребовать экзотическое обслуживание, сказав, что это можешь сделать только ты?

— Мы не обеспечиваем такого рода обслуживания, — ответила Лора. — Международная лига консьержей. Он рассмеялся:

— Как мило с их стороны. Ну, тогда сделай это сама по себе. Для меня это неведомая территория.

— Ты имеешь в виду, что тебе неведом труд, любой труд, — сказала она.

— Может быть, у меня и не было работы, но я представляю, что бы я чувствовал, если бы мне пришлось удовлетворять чужие прихоти вместо своих собственных.

— Но ты можешь удовлетворять свои собственные интересы. У тебя есть твои фотографии. Почему ты ничего не делаешь с ними?

— Мне это не нужно.

— Я не имею в виду деньги. Я имею в виду, что нужно что-то делать с жизнью, дать ей какое-то направление.

— Лора, у меня прекрасная жизнь. В ней все на своих местах.

— Ты сказал в тот вечер, когда мы встретились впервые, что у тебя есть все, что ты хочешь, но тебе хотелось бы желать большего.

— А ты сказала, что не понимаешь, что я имею в виду.

— Но теперь думаю, что понимаю. У тебя есть все, что хочется, но тебе не хватает в жизни стержня, который придаст смысл всему остальному. В твоей жизни нет ничего важного…

— Ты очень важна для меня.

— Разве ты можешь воспринимать меня всерьез?

— Я и воспринимаю тебя всерьез.

— Нет, это не так. Я говорю о Поле Дженсене, который весь день ничем не занимается, только спорт, друзья, чтение и фотография, когда захочется этим заняться, но даже не всегда проявляет негативы или… Что еще ты делаешь, перед тем как встретить меня с работы? Ты не делаешь ничего такого, что имело бы начало, середину и конец, ничего, что имело бы форму или смысл. Ты не можешь подумать ночью и сказать себе: «Сегодня я сделал что-то хорошее, чем я горжусь, что-то, что будеть жить».

В кухне стало тихо.

— Ты страстная и мудрая леди, — наконец произнес Поль. — Но ты говоришь о том, что мне не нужно. Я ищу смысл и форму, как ты это называешь, своим собственным путем и абсолютно удовлетворен. Но что это для нас значит? Если мы не согласны друг с другом по поводу работы, можем поговорить о чем-нибудь другом. Хочешь еще кофе?

Она немного колебалась, как будто хотела добавить еще кое-что, потом передумала:

— Да, спасибо.

Поль налил кофе, затем повернулся и стал смотреть на исчезающие золотистые блики заката и сад, который прятался в тени кирпичной стены. Он не хотел спорить. Очень давно его отец научил избегать ссор — если одна из сторон может избежать напряженности и возражений, почти всегда все заканчивается хорошо. Ссоры утверждают людей в своем собственном мнении, заставляя их все более цепко ухватываться за свои идеи, от которых они должны были бы отказаться или частично изменить свое мнение, если бы их оставили в покое, спрятали бы их поглубже, чтобы защитить свои убеждения, на которые посягали. Ничто не стоит ссоры, учил Томас Дженсен сына, и когда Поль решил, что разговор зашел слишком далеко, он не был уверен, что тема стоила ссоры и взаимных противоречий.

— Давай оставим это, — сказал он Лоре. — Может быть, когда-нибудь мы согласимся друг с другом.

Она улыбнулась и начала мыть тарелки. Она не думала, что все это так просто, но ей не хотелось ссориться. Все было так замечательно, зачем же им размолвки? Лора ловко двигалась между столом и раковиной. Дом был пуст, в комнатах темно и тихо. Оуэн и Роза были на Кейп-Коде, прислуга в отпуске. Все Сэлинджеры наконец-то уехали утром: этим летом позже, чем обычно. Лора будет приезжать к ним на выходные дни, а всю неделю жить в городском доме Оуэна. Этой ночью она впервые осталась дома одна, и чувствовала себя неуютно. Дом был чересчур велик, это было слишком. Она чувствовала себя аферисткой. «Что я делаю здесь? — думала она. — Как могло случиться, что я одна в целом особняке, когда всего лишь три года назад жила в маленькой, дешевенькой квартирке и мечтала о собственной комнате? Пять этажей, двадцать две комнаты в доме на Бикон-Хилл. Я не принадлежу к этому кругу, это не моя жизнь».