Бегство Короля

Максим вспомнил про Верочку, и все история их отношений пронеслась перед глазами в один миг, как картинки в калейдоскопе. Вот она пришла в первый раз и стоит за дверью, улыбаясь, в пушистой рыжей шубке, а снежинки тают на ресницах… Вот они идут вместе по улице… Вот она хлопочет у плиты на кухне… Лицо в темноте спальни — белая кожа, огромные карие глаза… Нет, пожалуйста, не надо, слишком больно!

Он усилием воли взял себя в руки. «Хватит растекаться, будто снеговик на солнце! Хватит жалеть себя! Мужик я, в конце концов, или тряпка? А значит — надо работать и верить. Если потребуется — ослепнуть и оглохнуть, отключить все эмоции, превратиться в робота — но добиться своего. Надо переписать роман — перепишем, хоть в детектив, хоть в назидательную притчу, хоть в моральный кодекс строителя коммунизма».

Максим вышел в гостиную. Малыш поприветствовал его, лениво вильнув хвостом, и уселся возле двери в прихожей. Весь его вид как будто говорил: хозяева, дорогие, пора и честь знать! Я, конечно, собака воспитанная, но не до такой же степени!

— Твоя правда, лохматый, — половина десятого уже! — Максим со вздохом взглянул на часы с кукушкой. — Ладно, пойдем погуляем!

Чувствовал он себя намного лучше — физически, по крайней мере. Голова уже не болит, не кружится, и тошнота совсем прошла. Если заставить себя не думать о том, что пугает и мучает, не вспоминать Верочку (ох, опять она! Не думай о белом медведе…), то, пожалуй, и совсем хорошо. Тело требовало движения, так что трудно на месте усидеть.

— Пошли, Малыш!

Он вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Ну ладно, не очень свежий — городской смог проникает всюду, но все-таки приятно… Как будто провел в четырех стенах не пару дней, а несколько месяцев. И пройтись немного — до скверика у метро, где когда-то подобрал Малыша, — было просто в удовольствие! Он отпустил собаку с поводка, и, пока Малыш что-то деловито вынюхивал в траве, Максим тоже гулял, наслаждаясь погожим и жарким утром.

— Ничего-ничего! — бормотал он себе под нос, широко шагая по утоптанной тропинке. — Все еще будет хорошо! Батистовые портянки будем носить, крем-марго кушать!

Какой-то маленький, седенький, очень аккуратный старичок, прогуливающий карликовую таксу, испуганно отпрянул в сторону.

— Пить надо меньше, молодой человек! — укоризненно сказал он. — Люди работают с утра, а вы… — Он безнадежно махнул рукой и быстро засеменил дальше.

Максим сконфузился и замолчал. В самом деле, еще немного — и прохожие на улице будут за натурального психа принимать.

— Малыш, пойдем домой! Погуляли — и хватит.

Время-то идет! Работать надо. Максим почувствовал, что ему уже не терпится снова оказаться за письменным столом и побыстрее закончить свою работу, сбросить с плеч, как тяжелый груз, а там — будь что будет…

Домой он почти бежал. Малыш обрадовался новой игре, припустил рядом, но время от времени удивленно поглядывал на хозяина: чего это он, а?

Наташа проснулась поздно. В доме было непривычно тихо, даже Малыш не подавал голоса. Она еще немножко понежилась в постели, наслаждаясь сладкой полудремой. Хорошо-то как! Наверное, в первый раз за долгое время ей было некуда торопиться.

Она встала, накинула халатик и вышла в гостиную. Ничто не напоминало здесь о бурной вчерашней ночи. Горелым больше не пахло, и даже следы «творческого» беспорядка, который Максим вечно умудряется устраивать вокруг себя, волшебным образом исчезли. Может, она сама прибрала «на автомате», прежде чем лечь спать, а потом забыла об этом?

Малыша почему-то нигде не видно. Странно. Наташа заглянула в прихожую, на кухню, в комнату Максима… Постель разворошенная, но его самого тоже нет! Неужели встал и пошел с собакой гулять? Похоже на то — вон и поводок не висит на привычном месте. В другое время она бы заволновалась — ну как так можно! Ведь только на ноги поднялся, ночью «скорую» вызывать хотели! — но сейчас почему-то на душе у нее было спокойно. Встал — значит, хорошо себя чувствует. Придет, никуда не денется!

Она пошла на кухню варить кофе, и, только поставила джезву на огонь, в прихожей щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и на всю квартиру раздался голос Максима:

— Привет! А вот и мы!

Малыш прибежал, возбужденный и радостный после прогулки, и уселся в ожидании завтрака, время от времени трогая лапой свою миску, а через минуту вошел Максим — веселый, улыбающийся и, кажется, вполне довольный жизнью. Куда только девалась восковая бледность и затравленное выражение глаз, что так пугали ее в последние дни!

— Чувствую волшебный запах! Кофе, как всегда, на уровне искусства… Натуля, и на мою долю свари, пожалуйста. Я через пять минут, побреюсь только, а то зарос, аки дикобраз.

С этими словами он скрылся в ванной. Наташа так и застыла в недоумении, слушая звук льющейся воды. С одной стороны, конечно, здорово, что Максим так быстро пришел в норму, радоваться бы надо, но с другой… В словах, улыбке, а главное — в глазах появилось что-то новое, чужое и совершенно неестественное для него. Как будто кто-то совершенно чужой и незнакомый стоит перед ней, натянув, как маску, лицо ее брата, которого она знала и помнила почти столько же, сколько себя самое.

Кофе убежал, и черная густая жидкость, шипя, хлынула на плиту. Наташа тряхнула головой, как будто очнувшись от оцепенения. Вот ведь растяпа! Чертыхнувшись про себя, она вылила содержимое джезвы в раковину. Мама всегда говорила: «Сбежавший кофе — не кофе!» Обжигаясь, Наташа аккуратно вытерла плиту тряпкой (а то ведь засохнет — век не отскребешь!), вздохнула и принялась варить новый.

Все равно бы на двоих не хватило.

«Маленький, тонкий солнечный лучик из зарешеченного оконца, как будто с трудом пробиваясь сквозь каменную стену, осветил тесную и сырую тюремную камеру в нижнем этаже дворца. Автар обрадовался ему, словно близкому другу, и попытался даже подвинуться поближе, но цепи не пускали.

В который раз он с горькой досадой на себя самого покосился на прочные наручники из метеоритного железа, надежно схватывающие запястья и щиколотки. Ну надо же было попасться так глупо! Следовало предполагать, что вейс не зря читал Запретные Книги. Все амулеты против колдовства и магии — сушеные лапы черных кур, щепки от дерева саньяр или пепел из очага в храме Хеттон-Таш — всего лишь старушечьи выдумки и способ обогатиться для бродячих торговцев-шарлатанов, но Небесный Камень — вот единственное, что может сделать колдуна таким же беспомощным, как и любой обычный человек, незнакомый с магией. Один раз надетые, наручники невозможно снять иначе, как при помощи ключа, а при малейшей попытке освободиться самостоятельно — например, перепилить или разбить молотком — браслеты разлетятся на тысячи острых осколков, которые не оставят в живых никого на расстоянии десяти локтей.

Счастье еще, что настоящее метеоритное железо встречается редко и стоит дороже золота. Однако не поскупился ведь почтенный вейс…

Вернувшись из поездки к пещере Грозного Духа на Ариданском холме, Автар чувствовал себя совершенно обессиленным. Он не мог даже разговаривать и, когда слуги с большим почетом проводили его в роскошную спальню, к постели, застеленной шелковыми простынями, рухнул как подкошенный. Запределье всегда отнимает изрядный кусок жизни, и, чтобы восстановиться, даже колдуну требуется несколько дней полного покоя.

Но даже это — не оправдание беспечности! Автар аж зубами заскрипел от бессильного гнева. Не наложить Ночное Заклятие — ошибка, непростительная даже для новичка. Потому и не застыли словно каменные изваяния непрошеные гости на пороге его комнаты, потому и сам он не успел стряхнуть сонную одурь, когда наручники защелкнулись на запястьях, потому и вели его в цепях, словно кабана, пойманного на охоте… Эх, да что там говорить теперь!

Солнечный лучик исчез. Наверное, там, снаружи, уже вечер… Автар прекрасно видел и в темноте, но совершенно потерял счет времени, пока сидел в этой сырой дыре. Сколько же дней прошло? Три? Или пять? Да, впрочем, не важно. Вейс получил от него что хотел — или думает, что получил, и теперь участь колдуна — смерть либо клетка. Эта или золотая, с мягкой постелью, вкусной едой и собственным телескопом на крыше…