Небесный лабиринт. Прощение

Нэн не ударила бы ради спасения отцовского бизнеса палец о палец. Даже если бы кто-то пытался его украсть. Такая свобода приводила Бенни в восторг и ужас одновременно.

— А вдруг папа знал? — спросила она.

Возможно, у него были какие-то подозрения, но Эдди Хоган отметал их. Это было абсолютно в его духе. Он не стал бы открывать рот, если бы у него не было неопровержимых доказательств. И все же странно, что он откладывал вопрос о партнерстве. Мистер Грин удивлялся тому, что договор так и остался неподписанным. Может быть, отец передумал заключать соглашение с человеком, который годами запускал руку в кассу?

— Твой отец не вынес бы позора. Прихода полиции, расследования, допросов…

— Знаю, — подтвердила Бенни. — Он никогда не был стойким.

Они говорили как равные, сидя в спальне, заваленной одеждой, которую Аннабел примеряла, выбирая наряд, подходящий для работы в магазине. Бенни не заставляла ее принять решение, а Аннабел не упиралась.

Они говорили как равные и поддерживали друг друга.

— Мы можем сказать ему, что все знаем, — промолвила Аннабел.

— Он отречется.

Они знали, что не могут обратиться в полицию. И не могут попросить мистера Грина приехать, подняться по лестнице на второй этаж и ознакомиться с содержимым ящиков швейной машинки. Мистер Грин не из тех шустрых адвокатов, которых показывают в кино. Он — самый спокойный и респектабельный из деревенских поверенных.

— Мы можем попросить кого-нибудь стать свидетелем. Попросить прийти и посмотреть.

— И что это нам даст? — спросила Аннабел.

— Не знаю, — призналась Бенни. — Но свидетель сможет подтвердить, что деньги там были. На случай, если Шон перепрячет их в другое место. После разговора с нами.

— Разговора с нами?

— Мама, нам придется сделать это. Когда ты придешь туда в понедельник, Шон будет обязан уйти.

Аннабел долго смотрела на дочь и молчала. Но Бенни чувствовала, что за этим молчанием скрывается присутствие духа. Теперь мать справится со всем, что ей предстоит. Нужно только найти правильные слова и подбодрить ее.

— Если бы папа мог с нами общаться, то сказал бы, что именно этого он и хочет. Он бы не желал ни скандала, ни расследования. Но в то же время не желал бы, чтобы ты стала партнером Шона Уолша, зная то, что мы уже знаем.

— Мы попросим доктора Джонсона засвидетельствовать находку, — сказала Аннабел Хоган так решительно, что Бенни не поверила своим ушам.

Вечером Патси сказала Би Мур, что для работы в Лисбеге нужно иметь терпение святого. Хозяева приходят, запирают дверь, секретничают, пьют херес без закуски, а потом требуют еду в самое неподходящее время.

Если такие порядки продолжатся, когда хозяйка пойдет работать, то уж лучше ей, Патси, поскорее выйти замуж за Мосси и жить под одной крышей с его вредной матерью.

Патси вспомнила, что когда-то Би имела виды на Мосси, и слегка изменила фразу. Мол, она очень счастлива, что Мосси выбрал ее, и гордится тем, что станет его женой. Би Мур только фыркнула, вспомнив, что Патси отбила у нее Мосси, и сказала, что в Большом Доме тоже творится черт знает что. Похоже, все в Уэстлендсе посходили с ума. Хитер пошла в монастырскую школу и начала приводить кататься на пони тех, кого миссис Уолш называла нокгленским сбродом. Старик слег в постель, а мистера Саймона никто не видит, хотя заслуживающие доверия источники сообщают, что он провел в Нокглене по крайней мере две ночи, но домой так и не пришел. О господи, где он мог здесь спать, если не в собственной постели? Тут крылась какая-то тайна.

Морис Джонсон говорил, что таких людей, как он, уже ничто не может удивить. Однако визит Аннабел Хоган и ее дочери застал его врасплох.

Он выслушал их просьбу и спросил:

— Почему я?

— Или вы, или отец Росс. Но мы не хотим впутывать в это дело церковь. Священник будет говорить о грехе и наказании. А нам нужен всего лишь человек, на которого можно положиться.

— Тогда не будем мешкать, — сказал доктор. — Идем немедленно.

Когда они пришли в магазин, там находились два покупателя. Шон, раскладывавший на прилавке джемперы с треугольным вырезом, поднял голову.

Что-то в этой процессии насторожило его. Уолш проводил взглядом троицу, шедшую в заднюю часть магазина к лестнице.

— Я могу чем-нибудь… — начал он.

Бенни остановилась на лестнице и посмотрела на него сверху вниз. Шон не понравился ей с первого взгляда, но сейчас она почти жалела его. Грязные тонкие волосы, бледное узкое лицо…

Он не наслаждался жизнью и не тратил украденные деньги.

Но отступать было некуда.

— Мы идем на второй этаж, — сказала она. — Хотим кое-что показать доктору Джонсону.

В глазах Шона мелькнул страх.

— Доктор будет нашим свидетелем, — добавила Бенни, ставя все точки над i.

Доктор Джонсон быстро спустился по лестнице, прошел через магазин, глядя в пол, не ответил на приветствие Майка и не заметил Шона, застывшего с коробкой в руках. Он пообещал Хоганам подтвердить, что в его присутствии они достали из тайника двести конвертов, в каждом из которых лежало от пяти до десяти фунтов.

Доктору и в голову не приходило радоваться падению человека, который никогда ему не нравился. Он смотрел на пачку плотно сложенных конвертов и думал, что этот человек покупал себе подобие жизни. Мечтал ли Шон о вине, женщинах и песнях, когда крал деньги Эдди Хогана? Кто знает? Морис Джонсон не завидовал этим женщинам, но восхищался их решимостью покончить с делом как можно скорее.

Они сидели в комнате и ждали, зная, что Шон непременно поднимется сюда. Ослабевшие от потрясения, вызванного собственным открытием, и ожидания чувства стыда, которое им придется пережить, когда придет Шон.

Никто из них не боялся, что Шон вспылит или попытается заявить, что не он клал туда деньги. Теперь он не мог сказать, что это подстроено. Никто не посмеет усомниться в словах доктора Джонсона.

Они услышали шаги на лестнице.

— Ты закрыл магазин? — спросила Аннабел Хоган.

— Майк справится.

— Теперь ему придется справляться со многим, — сказала она.

— Вы хотите в чем-то меня обвинить? — начал он.

— Только без сцен, — предупредила Аннабел.

— Я все могу объяснить, — сказал Шон.

С улицы доносился обычный нокгленский шум. Люди нажимали на клаксоны, дети, отпущенные из школы на ленч, бежали и смеялись. Где-то громко лаяла собака и ржала испуганная лошадь, запряженная в телегу. Они сидели и слушали, как кто-то ее успокаивал.

Потом Шон начал объяснять. Так он копил деньги. Мистер Хоган его понимал. Не одобрял, но закрывал на это глаза. Жалованье ему платили небольшое. Все знали, что Шон делал львиную долю работы. Было заранее известно, что он должен свить себе гнездо.

Аннабел сидела на деревянном стуле с высокой спинкой, недостойном того, чтобы его перенесли в Лисбег. Бенни сидела на сломанном диване, который пришлось отодвинуть, чтобы добраться до швейной машинки. Конечно, никаких репетиций не было, но они вели себя как сыгранная команда. Никто из них не говорил ни слова. Не перебивал и не опровергал. Не кивал и не качал головой. Они просто сидели и позволяли Шону затягивать петлю на собственной шее. Вскоре он начал говорить медленнее и перестал жестикулировать. Его руки опустились по швам, а тяжелая голова начала клониться вперед.

Наконец Уолш умолк.

Бенни ждала слов матери.

— Шон, ты можешь уйти сегодня вечером.

Сама Бенни на такое не решилась бы. Она посмотрела на мать с уважением. В голосе Аннабел не было и намека на ненависть или месть. Просто констатация факта. Это напугало Шона Уолша сильнее всего.

— Миссис Хоган, об этом не может быть и речи, — сказал он.

Лицо Шона было белым, но он не просил понять его, простить и дать ему еще один шанс.

Они молча ждали продолжения.