И в сотый раз я поднимусь

– Сколько ему лет? – проявила американка живой интерес.

– Двадцать.

– А что он делает?

– Учится в университете.

– А почему вы не взяли его с собой? Лето, каникулы…

– Он остался с бабушкой, она одна, – последовал скупой ответ обычно более чем разговорчивого участника конференции.

Перед сном Айрис почему-то вспомнила их беседу, и она ей очень не понравилась. Немчинкин явно не хотел говорить о сыне. А когда мы не хотим говорить о детях? Понятно когда! Когда у деток серьезные проблемы. Ириска рассуждала просто как Шерлок Холмс, применяя дедукцию. Родители как устроены? Если есть хоть малейший шанс, ну, микроскопический, чем-то похвастаться в плане своего бэби, ни один родитель его не упустит. Обязательно просвищет соловьем. И даже мелкая неприятность, причиненная любимым потомком, тоже может стать темой хвастовства. Молчат же о своих детях те, у которых все совсем плохо. Первое, о чем подумала опытная жительница Нью-Йорка, были, разумеется, наркотики. Наверняка сын Виктора увлекся наркотиками! Но она знала, что может помочь! Просто уверена была, что поможет! Потому что у нее в друзьях состоял знаменитый врач, вернувший к жизни кучу людей. Она даже о нем писала. Ириска решила, что пригласит несчастных к себе, в свою квартиру на Манхэттене, пусть ребенок полечится. Все в жизни поправимо, пока мы живы. Позитивный настрой взрастившей ее страны унывать не позволял.

Утром Ириске хотелось поскорей осчастливить Немчинкина, но первой встретился ей не он, а его супруга. Не важно! Пусть будет осчастливлен не отец, а мать! Так даже лучше, матери страдают еще больше, она знает по себе.

– Мы вчера беседовали с вашим мужем, – начала Айрис, поздоровавшись. – Он сказал, что у вас в Москве двадцатилетний сын. И – знаете – если у сына какие-то там проблемы… Ну, например, с наркотиками… Я могу помочь! У меня есть гениальный врач. Творит чудеса.

Пока добросердечная американка все это произносила, жена Немчинкина очень сильно менялась в лице.

– Он сказал, что у нас сын? – переспросила она и тут же расплакалась.

У Айрис просто сердце разрывалось на ее слезы смотреть. И еще она не могла понять, отчего ее бескорыстное предложение помощи вызвало такую странную реакцию.

– У нас был сын, – продолжала меж тем супруга Виктора, кое-как справившаяся с собой. – Был сын… да… Но он умер, когда ему исполнилось четыре года. От врачебной ошибки.

Вот ужас-то какой было все это слушать Ириске! Просто ужас!

Но только теперь она поняла, почему такая беда произошла у Немчинкина. Такое бывает с теми, кто причиняет другим намеренное зло. Ей об этом еще с детства говорили.

Надо сказать, что и Саша с Эмилией были в ужасе, в каком-то даже столбняке.

Ну, нет! Такого Саша ему не желала ни в коем случае! Это же самое плохое, просто чудовищное, что может с человеком случиться. Нет, нет и нет!

Внезапно Саша вспомнила, как она плакала, получив ту подлую открытку. Плакала и говорила, что желает ему, чтоб и он когда-нибудь испытал такое же горе, как сейчас она. Но у него-то – гораздо большее! Гораздо!

И еще – через столько лет, через почти четверть века, батюшки мои, вспомнила она, как говорила тете, что, даже если ему и будет плохо, она об этом не узнает.

– Узнаешь, – уверила тогда тетя.

Узнала.

Жутко стало Саше. Значит – точно. Любое зло, выходит, возвращается. И мстить не надо. Месть – не человеческих рук дело. «Мне отмщение, и Азъ воздамъ» – «Мне мстить, и Я воздам», – так ведь Господь сказал.

Но страшно было – оттого, что так открыто преподнесен урок жизни. И – почему через Айрис? Она случайный вестник или что-то еще, связанное с ней, готовит судьба?

И еще.

Странное ощущение испытывала Саша. Ужасалась, даже жалела Витьку, ведь он так мечтал о детях, по-настоящему тянулся к ним, они думали много ребятишек завести. Жесть!

Но при этом, зная Немчинкина, она почему-то испытывала потребность убедиться, что все это правда, что не обманула тогда его жена простодушную американку.

На следующий день после знаменательной беседы на лужайке Саша летела в Москву.

Едва переступив порог родного дома, она бросилась отыскивать старую записную книжку. Ей нужен был номер телефона той стародавней тетиной приятельницы, репетиторши, в прихожей которой подглядел Немчинкин ее, Сашин, телефон. Много лет, с того года, как умерла тетя, не звонила Саша по этому номеру. И надо же, по какому поводу пришлось! Ведь репетиторша была не только тетиной подругой, дружила она и с Витькиной мамой. Саша должна была узнать настоящую правду.

К телефону подошла Лариска, тут же узнала Сашу, обрадовалась, позвала в гости, несколько раз восхищенно повторив, как рада будет мама, когда ее увидит.

Значит, с мамой все в порядке, установила Саша.

Следующим вечером она отправилась в гости к собственному прошлому.

Старенькая Ларискина мама была активна, как прежде. Лариска стала интересной дамой. Обе дружно повосхищались юным видом своей гостьи. Уселись пить чай.

Саша рассказала всю историю с Витькой от первого его звонка до открытки. Потом изложила Ирискину часть. Мать и дочь слушали, не отрываясь.

– Зная Немчинкина, не верю почему-то в эту историю с убитым врачами ребенком, – подвела итог Саша. – Можете считать это простым любопытством, можете расценивать как последнюю мою попытку разобраться в этом человеке: я пришла к вам узнать, «а был ли мальчик».

– Скажу тебе, что знаю, дорогая. Детей у Виктора не было. Мина Львовна, мама его, все сокрушалась, что у жены его, еще в первом замужестве, был выкидыш, а больше не получилось… Она, жена Виктора, постарше его будет, но миниатюрная, ухоженная. Знаешь, как говорят: маленькая собачка до самой смерти щенок. И семья у нее хорошая. Мать – народной артисткой была.

– Можно сказать – почти дочь генерала, – улыбнулась Саша. – Но тогда, получается, и Витька, и жена его врали? Зачем?

– Есть люди, которые без этого не могут. Разве ты не встречала таких? Он вообще с большой фантазией, а она… Видно, не растерялась, когда эта американка ее про сына спросила, наплела что попало. Зато мужа в плохом свете не выставила.

– Значит – хорошая пара.

– Наверное – да. Он попивает, правда. А насчет наказания… Пусть живет, как есть, ненаказанный, как думаешь?

– Ох, да конечно, пусть.

Узелок развязался окончательно. Навсегда.

5. Сюрприз

Айрис тоже вскоре насовсем исчезла из их жизни. Вернее, была изгнана. Несколько лет хорошо дружили, ездили друг к другу в гости, пока не случился сюрприз. Так они потом называли интересную ситуацию, которую срежиссировала Ириска.

Эмилия надумала строить на своей земле еще один небольшой гостевой дом. Хотелось ей чего-то интересного, необычного, чтоб легкость и воздушность ощущались в замысле. Леня вызвался по-родственному помочь с проектом. Поехал к Эмичке. Саша в это время была в Москве: Элька должна была вот-вот родить.

Все прошло благополучно, на свет появился новый человек, великолепный красавец. Можно и нужно было немного успокоиться и отдохнуть.

Саша махнула к своим в Венгрию.

– У нас тут такое было! – предупредила Эмилия. – Мы Айрис изгнали навсегда.

– Вы что тут, с ума посходили? – оторопела Саша.

– Когда узнаешь, ты нас похвалишь, – пообещала сестрица.

Рассказывали оба, поочередно.

В тот день Леня с Миклошем обсуждали детали строительства. Ириска между тем взяла в рецепции ключ от Лениного номера: на минуточку, как она объяснила, чтобы сделать другу сюрприз. И показала этот сюрприз: огромный букет ирисов. Ключ она вернула через пару минут туда, откуда взяла.

Проходит какое-то время, Леня собирается подняться к себе, переодеться к ужину. Берет свой ключ. Эмилия с мужем ждут его внизу.

– Я пытаюсь дверь свою отпереть, а она не заперта. Ну, думаю, горничная, видно, убирала, а запереть забыла. Захожу, штаны на ходу расстегиваю, представь! А в кровати… в кровати лежит голая Айрис, вся в цветах. Картина маслом!