Запретный плод

 Я толком не могу сформулировать свою мысль, но он всё понимает без слов.

— Ты тоже расширишься, так что, не бойся.

— Хорошо, я постараюсь.

 Адриан проводит костяшками пальцев по моей щеке.

— Будет лишь чуть-чуть больно, но всё пройдет.

 Я глубоко вздыхаю.

 Адриан удобней устраивается между моих ног и переносит тяжесть своего веса на руки. Наши лица находятся в нескольких миллиметрах друг от друга.

— Расслабься, так будет легче, — предупреждает Адриан.

Я безоговорочно повинуюсь, хоть это было и нелегко сделать. Он целует мои губы и принимается медленно, с осторожностью входить в меня.

 Боли я не испытывала, но стало довольно неприятно. Берусь за предплечья Адриана, и он входит еще глубже. Секунда промедления и он проникает до самого упора.

 Я всем телом прижимаюсь к Адриану и сильно прикусываю свою нижнюю губу.

 Боль пронзает меня и выводит из полнейшего равновесия. Я вся напрягаюсь, позабыв о наставлениях Адриана. Эта давящая боль заставляет забыть меня обо всем вокруг.

 Адриан продолжает целовать мои губы, пытаясь отвлечь от дискомфорта.

 Кажется, что проходит целая вечность, пока я привыкаю к новым, совершенно не знакомым мне чувствам.

— Ты готова? — Адриан обеспокоено смотрит на меня.

— Да.

 Он медлит, затем делает первый толчок, и я вздрагиваю. Теперь становится еще больней.

— Всё пройдет, будь уверена, — Адриан проводит кончиком языка вдоль моей шеи и принимается осторожно двигаться внутри меня.

 Буквально впиваюсь ногтями в его плечи и стараюсь терпеть.

 Когда движения становятся чуть быстрей, саднящая боль внизу живота начинает немного слабнуть. Возможно, я просто к ней привыкла и поэтому не замечала ее.

 Адриан целует мою грудь, сжимает ее и не перестает двигаться.

 Вскоре толчки становятся еще быстрей. Адриан прижимает мои руки к подушкам, и мы непрерывно смотрим друг на друга.

Темп движений возрастает и у меня просто голова начинает идти кругом.

Чувствую уже знакомое напряжение, что сковывает мое тело.

 На лбу Адриана вздувается жилка, а голубые глаза окончательно темнеют и кажутся какими-то серыми.

 С каждым новым толчком кажется, будто я поднимаюсь всё выше и выше.

Адриан сцепляет свои зубы и двигается безумно быстро. Напряжение продолжает возрастать, и я хочу от него поскорей избавиться.

 Адриан утыкается носом в мою шею, я слышу его тяжелое дыхание.

Одна его рука проскальзывает под мою поясницу, и он входит еще глубже, чем прежде.

 Я больше не могу терпеть этого безумства. Адриан не перестает вести эту сладкую погоню, и в какой-то момент я, словно срываюсь вниз.

По моему телу проходится приятная волна наслаждения.

 Адриан совершает еще несколько толчков и замирает, испуская глухой стон.

Глава 24

Моя голова покоится на груди Адриана. Его пальцы выводят на моей спине незамысловатые узоры, от чего по коже проходятся мурашки, а дух просто перехватывает.

Мы лежим в абсолютной тишине, что лишь иногда нарушается нашим ровным дыханием.

— Эти шрамы — последствие воспитания моего отца, — внезапно произнес Адриан.

Из-за услышанного я не могу ничего ответить — мое горло сковала какая-то необъяснимая боль.

— Он меня ненавидел, — черные брови Адриана сходятся на переносице от неприятных воспоминаний. — Отец всегда считал, что я не его сын, но это полнейшая чушь. Мы были с ним схожи, как две капли воды.

 Сжимаю руку Адриана и нежно целую его в плечо.

— У моего отца была небольшая конюшня. Чтобы лошади были дисциплинированные, он часто бил их кнутом. Именно им отец избивал и меня.

 Я прислоняю руку к своему рту, чтобы сдержать крик, который застрял где-то в гортани.

— Особенно, — продолжил Адриан. — Он был не в духе после эпилептического припадка. Мама ничего не могла поделать, впрочем, особо и не старалась. В общем, вот такое у меня было детство, — Адриан грустно улыбнулся. — Как-то произошел случай, который я никогда не забуду, как бы и не старался. Это произошло за несколько месяцев до гибели родителей. Мне было одиннадцать лет. Я не нарочно поцарапал папину машину своим велосипедом. Царапина оказалась небольшой, но этого вполне хватило, чтобы я получил хорошую трепку. Тогда отец меня избил до полусмерти. Это был мой самый болезненный... опыт. Помимо боли, я помню, как громко плакала мама, моя спина просто превратилась в кровавое месиво.