Танец с дьяволом

Потом подсчитала свою наличность. Билет на поезд стоил ровно четверть ее мизерных сбережений — тех денег, что она с трудом скопила из чаевых. Остального больше чем на два-три дня не хватит. Но Люба знала, что делать, и не собиралась тратить время попусту. Подхватив свой чемоданчик, она вышла из телефонной будки и двинулась к реке.

Чем ближе был порт, тем торопливей становились ее шаги. Она свернула за угол пакгауза и остановилась: у пирса стоял под разгрузкой большой пароход. Двое матросов шли ей навстречу. Люба улыбнулась им, ощутила прежний счастливый подъем.

В эту минуту она почувствовала острую боль в пояснице. Оглянулась. За спиной стояли две женщины в черных мини-юбках и высоких, до бедра, черных сапогах.

— Отскочи, дешевка, — произнесла та, что была повыше, с намазанными пурпурными губами.

Вторая загородила дорогу морякам.

Люба собиралась перейти на другую сторону, но и там наткнулась на угрожающие взгляды двух ярко размалеванных женщин. Да, это будет не так просто, как кажется.

Зайдя в паб, она снова позвонила Луи, и на этот раз ей повезло.

— Ну, конечно, Люба, я тебя помню. Ты где сейчас?

— В порту.

— Боже, как тебя туда занесло?

— Деньги на исходе, вот я и подумала…

— Да ты просто спятила! Вот что, у тебя есть мой адрес?

— Есть.

— Бери такси и приезжай.

Луи встретила ее, как давнюю подругу, усадила на разноцветные подушки, разбросанные по великолепному анатолийскому ковру, напоила горячим чаем, а на недоуменный взгляд Любы со смехом объяснила, что все это подарки «одного турецкого друга».

— Тут есть еще одна спальня, — сказала она. — Поживи пока у меня. Будешь кормить моего кота, а то я дома почти не бываю.

Пушистый «перс» тем временем уютно устроился на коленях у Любы.

Луи налила ей еще чашку чаю и заговорила серьезно:

— Ну вот что, моя дорогая — в порт не больше таскайся. Это плохо кончится…

— Да, я уже столкнулась с какими-то девицами…

— Не в девицах дело.

— А в чем?

— В СПИДе!

— Но я слышала, это опасно только для гомиков.

Луи изумленно вытаращилась на нее:

— Ты что, с луны свалилась? — После чего принялась подробно втолковывать Любе историю вопроса и суть дела. — Помни, надо быть очень разборчивой, — завершила она свою лекцию. — Попросту говоря, чем клиент богаче, тем меньше риска. Потому я работаю в «эскорт-сервис»: там с кем попало дела не имеют, обслуживают только богатых бизнесменов.

Преисполненная благодарности Люба стала работать там же, и вскоре один из ее новых знакомых, высокопоставленный сотрудник «ПАЙНВУД СТУДИОС» устроил ей «проход» — это был еще не эпизод, но уже не массовка. Мир кино восхитил ее, хотя было ясно, что деньги можно заработать только за роль — а не за бессловесное появление в кадре.

Денег между тем требовалось все больше. Луи окончательно перебралась к своему «другу» — японскому промышленнику, — и платить за квартиру приходилось одной Любе. Впрочем, ей нравилось быть хозяйкой в доме — она даже начала называть вторую спальню своей студией.

…Телефонный звонок прервал ее мысли. Может быть, это Дэнни — она дважды звонила ему в отель, но не заставала в номере. Вытерев испачканные красками руки, она побежала в гостиную.

Но в трубке зазвучал голос Дороти из «эскорт-сервис»:

— Мистер Браунер, бизнесмен из Мюнхена. Отель «Савой», номер 5–20. В девять вечера. Сначала поешь.

Эти «свидания» давно уже перестали радовать или хотя бы развлекать — тут вам не Краков, выбирать нельзя, а у врача на освидетельствовании приходится бывать регулярно. Нет, надо держаться за кино: это и приятная смена впечатлений, и возможный выход из положения.

Она повесила трубку, взглянула на часы: — пять. Она так увлеклась портретом Дэнни, что совсем забыла поесть. Надо перекусить. Она тщательно закрыла тюбики с красками, разложила их по местам. Масляные ужасно дороги. Закрыла этюдник и спрятала его на верхнюю полку в стенном шкафу, туда же, где лежали ее работы — карусели, пейзажи, собаки, кошки, бешеные кони. Портретов было мало — улыбающаяся Магда за столом, Йозеф на канате, Валентин на карусели.

Она пошла на кухню, налила себе чая и села у окна, глядя, как блестит под нудно моросящим дождиком мостовая, как торопятся люди под зонтами, как пролетающие мимо автомобили обдают их потоками воды. Любе было уютно и покойно сидеть с котом на коленях, когда за окном такое ненастье… Как хорошо иметь крышу над головой — свое собственное жилье!..

Она вдруг подумала о Магде. Впервые они жили в разлуке, и Люба не могла бы сказать, что скучает по ней. Она свободна — это главное! Тотчас ее охватило чувство вины. Как-то она там, в Брайтоне, без нее? Люба несколько раз писала ей, а в ответ получила только одну коротенькую записку по-английски, явно продиктованную полковником Джонсоном.

Надо съездить в Брайтон, посмотреть, что там творится. Она звонила, но каждый раз трубку снимал полковник… Люба вдруг в неосознанном порыве придвинула к себе телефон. Она потребует, чтобы он позвал Магду!

— Номер, по которому вы звоните, отключен, — услышала она голос телефонистки.

Дэнни вскинулся на кровати и сел, мотая головой, чтобы избавиться от кошмара. Ступни ног холодили стальные прутья кровати, как всегда слишком короткой для его почти двухметрового тела. Он заморгал, оглядывая темную комнату, — свет в нее проникал только из-за неплотно задернутой шторы.

Взгляд его упал на буклет на ночном столике. «Hotel schloss fuschel — das schloss von herr von ribbentrop». Какого дьявола надо было срываться из Лондона, лететь в Австрию, чтобы оказаться на бывшей вилле этого гитлеровского прихвостня?! Дэнни снова закрыл глаза. Память о том, что было позапрошлой ночью, была свежа. Он отмотал назад и прокрутил это воспоминание, как пленку с отснятым материалом.

…Когда образ Рахили исчез после его безмолвного вскрика, Дэнни в холодном поту вытянулся рядом с Любой.

— Тебе было хорошо? — шепнула она, подсунув руку под его голову.

— Да, — он мягко отвел закрывавшие ее лоб волосы. — Очень хорошо, ты — просто чудо. Но мне как-то не по себе… Выпил слишком много, что ли?..

Он приподнялся на локте и, боясь, что голова опять закружится, осторожно двинулся в ванную. Когда умылся холодной водой и обтерся губкой, стало легче. Выйдя в прихожую, он взглянул на себя в зеркало и в полутьме зацепил висевшую на стене картину. Он стал поправлять, машинально вгляделся — и опять его охватило чувство нереальности происходящего. На картине с фотографической четкостью было изображено то самое распятие, над которым работал перед смертью его отец. У Дэнни зазвенело в ушах.

— Откуда это у тебя? — спросил он хрипло.

— Что?

— Вот это.

— А-а! Это я нарисовала, когда была в лагере «Сан-Сабба».

Звон в ушах стал оглушительным — он почти не слышал собственного голоса. Прислонился к стене, по-прежнему держа раму в руке.

— Ты что… была в концлагере?

— Да нет же, — рассмеялась она. — Мне же всего двадцать лет. — Она поднялась, набросила на себя халат. — Нас поселили там через много лет после войны, когда там устроили перевалочный пункт для беженцев.

— А что тут изображено?

— Я увидела там распятие, которое сделал кто-то из погибших в лагере евреев.

Дэнни ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Одолевая дурноту, он глядел, как Люба расчесывает волосы перед зеркалом. Лицо, отражавшееся в нем, было лицом Рахили.

— Устал, — еле выговорил он. — Пойду.

— Завтра вечером увидимся? — Люба подошла к нему, положила ему руку на плечо.

— Может быть, мне придется уехать завтра из города. Я позвоню…

— Будь так добр, — ее глаза улыбались.

Вернувшись в «Дорчестер», он долго не мог уснуть. Какое право имеет эта девица вторгаться в самую сокровенную часть его души? «Сан-Сабба»! Для него это слово — провозвестник гибели. Для нее — символ начала и жизни.