Природа плакала в тот день...

Том открыл.

Билл уже не скрываясь следил за ним, ловя малейший жест, движение мышц лица, взмах ресниц, изгиб бровей.

Том прочитал.

Билл уже пятьсот раз умер в страшных муках. Он не заметил, что не дышит. Не заметил, что в глазах стоят слезы, готовые вот-вот пролиться.

Том перечитал. Чуть выпятил губы задумчиво. Нажал «Ответить».

Сердце ожило и застучало так, что ребра, казалось, сейчас сломаются. Больно. Физически больно. Его опять затрясло, словно в лихорадке.

Том что-то набрал. Пару предложений.

Подумал.

Перечитал.

Стер.

Какое-то слово.

Подумал.

Стер.

Открыл смайлики. Поставил желтого колобка откуда-то из середины.

Качнул головой.

Стер.

Опять набрал две строчки текста.

Перечитал.

Курсор к «Отправить».

Нет.

Полез в адресную книгу. Скопировал чей-то адрес.

Вставил в адресную строку.

Опять перечитал и что-то подправил, сократил немного.

Курсор к «Отправить».

Автобус тряхнуло. Свет мигнул. Компьютеры выключились.

Георг взвыл. Разочарованно долбанул кулаками по столешнице.

— Твою мать! Я уже почти всех замочил! — рявкнул он настолько громко, что все вздрогнули. — Почему они погасли? Аккумулятор же должен был сработать!

Густав усмехнулся:

— В смысле? Это обыкновенные резисторы. Если напряжение превысит допустимую или упадет ниже допустимой нормы, то они реагируют и останавливают работу компьютера, иначе будет замыкание и пожар. Это тебе любой инженер скажет.

— То есть? — поднял взгляд Том.

— Слушайте, ну это элементарные вещи! Ток подхватывает специальная хрень, но это в случае его полной отключки. Если скачет напряжение, то вырубается все. Вот сейчас у нас напряжение, допустим, подскочило, и что тут подхватывать? Не хотите же вы тут прослушать курс основ электрических цепей? Такие вещи знать надо, это же элементарная физика!

Билл, бледный, с дрожащими губами, вцепился взглядом в Тома. Тот пожал плечами.

— Значит, не судьба, — произнес тихо, но отчетливо, с долей философствования. Закрыл ноутбук и ушел… Видимо, спать.

Это было что-то вроде разочарования, облегчения и одновременно пули в висок. Разочарования, потому что он не увидел, ЧТО ответил брат. Облегчения, потому что он НЕ УВИДЕЛ, что ответил брат. Пули, потому что он в любом из этих двух случаев не увидел, что ОТВЕТИЛ брат… Внутри образовался какой-то подозрительный вакуум. Билл расслабился, сжался и уткнулся носом в колено. Том дважды перечитал его письмо, не закрыл, не стер тут же, а прочитал вдумчиво. Том подбирал слова для ответа, подбирал сам ответ, значит… Да ничего это не значит! Он мог послать его сначала культурно. Потом подумать и послать некультурно. Потом просто послать смайлом, решив, что Билл и слов-то не достоин. Потом решить, что просто смайла мало и опять что-то написать такого… едкого… чтобы втоптать в грязь, размазать, раздавить… Билл еще больше сжался, до боли в животе, вцепившись в голени ногтями до синяков.

Ночью Том не спал. Ворочался, хлюпал носом и кашлял, почти не переставая. Кашлять он начал еще утром, покашливать. Сейчас же добавились сопли, которые по свежести еще не закупоривали нос непробиваемой пробкой, а текли так, словно кровь в теле неожиданно преобразовалась в слизкую прозрачную жидкость и вытекала из организма сквозь дырку в переносице. Билл слушал его беспокойную возню и понимал, что завтра у них будут большие проблемы на концерте, если этот приступ кашля как-то не снять. Он достал телефон и написал Йосту смс: «Том, похоже, заболел».

Минут через десять автобус остановился. В полнейшей тишине он слышал, как Том давится кашлем, утыкаясь в подушку, боясь разбудить остальных.

— Чего стоим-то? — сонно проворчал Георг, свешивая лохматую голову в проход.

— Заправка, наверное, — зевнул Густав.

— Спите, — цыкнул на них откуда-то появившийся Йост. — Том… Том, не спишь ведь. Пойдем в гостиную.

— Зачем? — нахмурился тот.

— За надом.

— Листинг, как же тебе повезло, — начал причитать Том жалобным голосом. — Господи, Георг, как же тебе повезло… Ты даже не представляешь, какой ты счастливчик…

— Почему? — не понял друг.

Густав хихикнул.

— Полагаю, потому, что у тебя нет младшего брата, который рассылает в ночи смс.

Ребята захохотали.

— Идиоты вонючие, — зло огрызнулся Билл.

— Спите! — прикрикнул на них Дэвид. — У вас с утра четыре интервью.

— Дэйв, а чего так мало? — хрипло спросил Георг. — Надо было сразу десяток замутить. Четыре — это как-то не солидно.

— Листинг! — рявкнул продюсер. — Том, ну что ты там возишься?

— Да иду уже…

Перед носом Билла вдруг возникло рассерженное лицо брата. Он дернулся к стене.

— Сделай милость, не попадайся мне на глаза в ближайшее время, — прошипел он, и снова исчез за шторкой.

Ну что он опять не так сделал? Какое счастье, что это последний концерт в туре. К черту! В Берлин! Надоело всё и все. Ну их на хер!

Утром он обнаружил на кухоньке упаковки таблеток и пузырьки микстур. Том, одетый в шерстяную водолазку, пил горячий чай. Бисеринки пота блестели над верхней губой. Волосы на висках мокрые и прилипли. Температура?

Билл насыпал в керамическую мисочку хлопьев, залил чуть теплым молоком и ушел. Сказал же, чтоб не попадался, значит, не будет попадаться. Будет всё, как он захочет. Надо позвонить агенту и попросить решить все вопросы с понравившейся ему квартирой. Сейчас у них будет две недели отдыха, потом новый тур. Как раз двух недель ему хватит, чтобы обжиться. А Том… А что Том? Сколько можно за ним бегать?

Весь день Том был вялый, тяжело кашлял и кутался в плед. Дэвид разрешил ему не ходить на интервью, просил, как можно больше пить теплого и не забывать про таблетки. На вопрос, что с ним, продюсер ответил: «Бронхит, не страшно, главное, чтобы не переохлаждался». И Билл успокоился — бронхит, действительно, не страшно. От него даже высокой температуры не бывает, только противный мерзкий кашель, когда кажется, что вот-вот и выкашляешь собственные легкие и мозги.

Он видел, как перед концертом Тома чем-то обкололи, залили нос какими-то растворами. Слышал, как врач обещал, что минимум пару часов он продержится, потом в постель и лечиться уже более серьезно. Том кивал и через силу улыбался. Он всегда улыбался, даже когда ему было совсем хреново. Том — очень светлый человечек, наверное, самый светлый из них всех. А Билл… Завтра он возвращается домой, чтобы собрать вещи. Его ждет Берлин. Он уже все решил. Надо только последние часы насладиться им. Осторожно, чтобы не вызвать негатива. Впитать его пусть и грустную, но улыбку. Вдоволь наслушаться простуженного хриплого голоса. Насладиться печалью его глаз… Билл прощался с ним. Старался не разговаривать, просто смотрел, слушал, что-то запоминал. Любовался игрой на гитаре, его мурлыканьем себе под нос, усталым взглядом. Впитывал. Запоминал. Наслаждался. А на сцене он пел для него. Смотрел в глаза и пел, дарил каждое слово своих песен. Прислонялся, прикасался, дотрагивался едва заметно. Улыбался. Он был весь наружу, натянут как струна, словно оголенный нерв, словно провод под напряжением. Он хотел, чтобы концерт не кончался. Он готов был петь хоть всю ночь, хоть сутки, лишь бы концерт не кончался, лишь бы Том ловил его взгляды и улыбался ему. Улыбался так, как улыбался прежде… когда еще они были братьями…

Мягко говоря, в гримерке было холодно. На столе стояло много воды. И судя по запотевшим бутылкам, преимущественно из холодильника. Лежали фрукты, бутерброды, круассаны, чипсы — всё то, чем можно перебить аппетит до полноценного ужина. Мальчишки влетели в помещение и тут же жадно присосались к бутылкам, не обращая внимания ни на вкус, ни на температуру — после концерта пить всегда хотелось так, как будто они не пили несколько дней.

— Чего так холодно-то? — поежился Георг, ловко отправляя пустую тару в корзину для мусора.

— Проветрили, — проворчал Дэвид. — Вы б переоделись, пока не простыли. Все мокрые.