Поверженная: роман с плохим парнем (ЛП)

- Иди на хрен, - говорит она холодно.

- О, так мы, наконец, выучили плохое слово. Так держать, детка.

Она указывает пальцем на меня:

- Не смей...

- Что? Тебе не нравится правда? Такая, как ты, никогда не смогла бы быть с таким, как я.

Внутри её всю трясет, и она еле сдерживается передо мной. Во мне еще осталась капля здравомыслия, которая подсказывает мне, что я зашел слишком далеко, но этого слишком мало, чтобы заставить меня молчать. Прямо здесь и сейчас настоящий Нейт Комптон. Она должна знать. Нужно заставить ее уйти независимо от того, насколько это больно. Это к лучшему.

Я бросаю стопку бумаг, которая была возле кровати, прямо в нее.

- Просто отвали, ладно?

Отряхиваясь, она делает шаг ко мне.

- Нет. Я буду заботиться о тебе. Ты не можешь заставить меня любить тебя, а затем избавиться, как от фантика для конфет. В тебе говорит твоя боль.

Я с силой толкаю ее.

- Ты - эта чертова боль! Проваливай. Уходи.

Она не повинуется и все, что я вижу, это красный, пульсирующий гнев, ненависть, пустые эмоции.

- Проваливай ко всем чертям! Сколько раз я должен повторять?

Она едва может говорить, так сильно её трясет, но она остается непоколебима.

- Нет, я не уйду.

- Уходи!

Я колочу по постели, кровать ходит ходуном, окна дребезжат от раскатов моего голоса, в горле пересохло и горит. Я бросаю свою подушку в неё, бью кулаком по стене, пока руку не засыпает штукатуркой.

- Уходи!

Она делает еще один шаг ближе.

- Я никуда не уйду.

Я поднимаю голову к потолку.

- Ты издеваешься надо мной?

Она садится на кровать, и кладет свою руку мне на ногу. Я убираю, повернувшись к стене, в то время как мое сердце продолжает колотить внутри меня, просто жир, жирная и ненужная мышца.

Она выдыхает, её голос выдает мне, что она устала и еле сдерживает слезы.

- Возможно, ты никогда больше не будешь играть в баскетбол. И что? А я?

- Что ты?

-У тебя всё ещё есть я.

Я кричу на неё.

- У меня НИЧЕГО нет! Ты слышишь?

- Не говори так.

-Уже сказал. Что, такая сучка, как ты, может об этом знать?

Вот оно. Удар ниже пояса, сильный удар. Я вижу шок на её лице, боль, и я хочу, чтобы ей было больно. Он находится внутри меня, заставляя произносить эти слова. Его кулаки наносили удары по моему лицу, снова и снова, пока не превращался в мягкую, скулящую массу на полу. Он бил меня в грудь, и я был сломлен, но не полностью. Еще через пять минут я едва ли чувствовал все эти удары, только его голос, как будто издалека. Я видел ее глаза, наблюдавшие из коридора, красную ленту в её волосах - одинокий маяк надежды в темноте.

Ты чертовски бесполезен.

Удар.

Ты мразь.

Удар.

Никто никогда не будет переживать о таком куске дерьма, как ты.

Удар.

Твои родители умерли, чтобы избавиться от такого придурка. Ты знал это?

Но даже тогда, когда моё лицо было залито кровью и один глаз заплывал, я радовался. Я радовался, потому что знал, что она в безопасности, что на сегодня он уже выпустил весь пар.

Все это снова перед моими глазами, то как я лежал там, когда знал Люси еще маленькой робкой девчонкой в том доме. Я не могу просить ее уйти. Не могу позволить чему-то единственно хорошему в моей жизни ускользнуть от меня.

Она поворачивается, но я хватаю её за запястье и притягиваю к кровати, держа её, когда она отбивается и плачет.

- Прости меня, - умоляю я.

- Мне очень жаль, - слова сентиментальным потоком, и вся ненависть, и желчь, просто вырываются из меня, боль покидает мое тело, в то время как мы, вцепившись друг в друга, валяемся на кровати, лицом друг против друга и кажется, что во всем мире нет никого кроме нас.

- Прости меня, - молю я, взяв ее лицо в свои руки, убедившись, что она слышит мои слова.

- Я не могу снова потерять тебя. Я не хочу.

Я чувствую наше тепло, освобождение всего, что я так глубоко прятал, и очищение, которое следует за этим. Я чувствую её запах, запах солнечного света и яблок, тепла и доброжелательности - жизни.

Я вытягиваю ее и сажаю к себе на колени, укачивая ее таким образом, прижимаюсь к шее, чувствую её пульс своими опухшими губами, а также соленый вкус слез.

- Я сломлен, - признаю я.

- Я облажался, Люси, и я, возможно, уже никогда не буду таким как прежде. Что я буду делать? Что я, черт возьми, буду делать?

Она обвивает руками мою шею и смотрит на меня своими зелеными, точно из стекла, глазами, в которые я влюбился, и которые светятся, как никогда до этого. Я обнажен перед ней. Не в смысле того, что голый. Просто совершенно беззащитен.

- Ты не один, - говорит она, и ее слова парят в воздухе. Она все еще крепко держит меня. - Я здесь, и я никуда не уйду, независимо от того, как бы ты не называл меня, независимо от того, сколько подушек или бумаги, ты не бросал бы в меня. Я не оставлю тебя. Ни сейчас, ни когда-либо.

И я чувствую большое облегчение, такую надежду в ее словах, что в первый раз за все время знаю, что все будет хорошо до тех пор, пока она со мной.

Притягиваю её к себе и целую. Другая рука держит её лицо, в этом действие столько отчаяния, что мы можем еле дышать, сумятица жгучих эмоций обволакивает нас в свою собственную сферу. Она тает во мне, наши тела покачиваются, наши языки находят друг и друга и сцепляются, в бесконечном зондировании друг друга.

Мы целовались и раньше, но это совсем другое. Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, я чувствую ее, всю ее - вплоть до кончиков пальцев на ногах. Эта девушка, которая потянула меня в пропасть, а затем вновь возродила, девственница, которая каким-то образом смогла покорить крепость моего сердца.

- Прости меня, - говорю я ей.

- Я был такой мудак.

- Мой мудак.

- Я теперь кто?

Мы оба смеемся над этой шуткой, и напряжение вдруг куда-то исчезает.

Она проводит рукой по моей груди, вытирая слезы со своих глаз.

- Ну, тебе, мудак, конечно, не нужно было стараться привлечь мое внимание путем акта насилия. Ты мог бы просто подойти и поговорить со мной, как обычный парень.

- Все еще думаешь об этом, да? Ты никогда не оставишь это, ведь так?

- Оставить это, конечно. Оставить тебя? Никогда.

Я сглатываю и киваю. Эта принцесса из Диснея сияет улыбкой, но теперь все по-другому. Нет и намека на какой-либо страх.

* * *

Тайсон завязывает шнурки, спортивная площадка еле освещена.

- Что ты будешь делать, чтобы вернуться сюда, чел? Сосать? Потому что, если будет нужно, то я готов взять эту белую обезьяну и надрать ей зад.

Он по-прежнему делает руками движения, которые напоминают удушение, когда я толкаю его со скамейки.

- Как заманчиво это звучит, я думаю, что могу передать ему.

Он стоит, поправляя свою форму.

- Твое дело, но если серьезно, этого чертова Дона Дрейпера нужно остановить. Ты не попадешь в Национальную Баскетбольную Ассоциацию, если будешь весь день греть эту скамью своей задницей.

Он бросает мне мяч, и я ловлю его здоровой рукой, слегка подбрасывая его, а затем вращаю на пальце.

Тайсон забирает мяч обратно.

- Всегда сможешь попробовать себя в баскетбольной выставочной команде «Га́рлем Глобтро́ттерс. Для этого могу поделиться с тобой кремом для обуви, он творит чудеса.

Я почти не слышу его. По-прежнему смотрю на руку, чувствуя энергию покалывания в кончиках пальцев, зудящее желание прикосновения. На мой взгляд, спортивная площадка становится похожа на «Дом котов». Ослепительный белый свет освещает сверху вниз, толпа окрашена в черные и синие цвета. Запах кожаного мяча и пота, какой-то жареной еды где-то там, хот-догов. Это запах «надежды и мечты», как сказал бы тренер, запах «Америки».

- Эй, Человек дождя, ты меня слышишь?

- Что?

- Я спросил, что ты будешь делать теперь?