Я не твоя собственность (ЛП)

— Отпусти меня, ублюдок, — безумно и неистово кричу я.

— Как только ты перестанешь пытаться навредить себе, — совершенно спокойно отвечает он.

— Я не пытаюсь себе навредить, я пытаюсь нанести тебе увечья, ты тупой мудак, — ругаюсь я.

— Если ты только попытаешься навредить мне, придется ответить, а я не хочу этого делать, — говорит он.

— Ты уже итак причинил мне боль, — рыдаю я.

— Ты похожа на ребенка, который плачет, потому что ударилась пальцем о жесткую деревянную мебель, но завтра ты забудешь об этом и снова будешь смеяться, — он отпускает меня.

Я отхожу на несколько шагов, увеличивая расстояние между нами, и непонимающе смотрю на него, наполненная злостью и болью. Но если взглянуть на нас со стороны — то между нами пропасть, которая была собственно всегда. Кто знает, сколько еще таких «чудес» он скрывает, но я никогда не смогу постичь их, да и не хочу. Не знаю, сколько я так стою, замороженная, просто глядя на него. Одну минуту, пять или даже десять. Единственное, что я понимаю — это конец. Ничего не осталось.

И ко мне начинают возвращаться мои чувства — первая виток боли, и о боже, потеря. Такую ужасная и страшная потеря. И гнев, предательство, грусть. Все перемешивается и приводит к полному замешательству, но я четко знаю одно — я должна уйти из этого дома, от этого мужчины и от этих чувств к нему.

Я выбегаю из комнаты.

Он даже не пытается меня остановить, бегу вверх по лестнице в свою комнату. Не разбирая, кидаю пару вещей в сумку, засовываю рукописи в рюкзак. Знаю, что я не все забрала свои вещи, в которых пришла, но мне плевать. Мне нужно побыстрее выбраться из этого дома. Я вешаю рюкзак на согнутую руку, в другую беру сумку и выхожу из комнаты.

Бегу вниз по лестнице, почти достигаю первого этажа, и вижу, что он закрыл дверь в спальню. Слезы еще сильнее начинают течь по моим щекам. Он слышит, как я спускаюсь вниз по лестнице и знает, что я ухожу, но не даже не вышел из своей комнаты, тем самым отпуская меня на все четыре стороны.

И я замечаю, что нет никого из охранников, и поэтому мне стоит только открыть входную дверь и выбежать в ночь. В конце концов, такси ходят постоянно, я могу поймать и вернуться к Стелле, но в своем безумном порыве, я пропускаю ступеньку и падаю с лестницн, размахивая руками, пытаясь ухватиться за перила. В итоге распластавшись лежу на полу, чуть ли не воя от боли.

Я упала с таким грохотом, да еще и вскрикнула от боли, что мой вскрик точно разнесся по всему дому, но Зейн не вышел из своей спальни, чтобы поинтересоваться в порядке ли все со мной.

Очередные слезы от боли и обиды текут у меня по щекам.

— Сукин сын, — ругаюсь я сквозь зубы, поднимаюсь на колени. Да, у меня все болит, но я цела и невредима. Из кухни слышу приближающиеся шаги.

Глава 23.

Далия Фурия

Я поднимаю глаза на Ольгу, которая подходит ко мне и помогает подняться на ноги.

— Как ты? — спрашивает она.

На мгновение я забываю о боли, ушибе и злости.

— Ты же не говоришь по-английски? — тупо спрашиваю я ее.

— Конечно, говорю, — бодро отвечает она.

— Что? Почему?

— Ох, дитя. Каждый раз, когда новая женщина приходит сюда, все повторяется. Они влюбляются в босса и начинают мне плакаться. Мне надоело выслушивать это, и поскольку я русская, то стала всем говорить, что говорю только по-русски.

Этот дом просто наполнен лгунами.

— Я не верю, — говорю я, отрицательно качая головой.

— Ну, — говорит она сухо. — Попробуй послушивать одинаковые идиотские истории всякий раз.

— Я ухожу, — говорю я ей.

Она переводит взгляд на сумку, лежащую на первой ступеньке.

— Нет, ты не должна.

Я шмыгаю носом.

— Мне нужно уйти.

— Ну, зайди и выпей кофейку.

— Нет, я не хочу оставаться с ним под одной крышей больше ни минуты.

Она указывает на маленький красный огонек, который мигает в углу фойе, я раньше не замечала его.

— Видишь.

— Да.

— Это камеры. Сейчас Юрий наблюдает за тобой, сидя в маленькой комнате. В тот момент, когда ты попытаешься открыть входную дверь, он выйдет и быстро проводит тебя назад в твою комнату. В этом и заключается его работа — никого не впускать и не выпускать без разрешения Александра.

— Я пленница? — недоверчиво спрашиваю я.

— Не совсем, но ты не должна уходить в середине ночи. Если бы я была Александром, я бы не позволила. Не безопасно молодой женщине одной бродить в такое время. Почему бы тебе не пройти на кухню и не выпить кружку кофе, а за одно и поболтать?

Я шмыгаю носом.

— Кофе и поболтать? — сейчас мне кажется все таким нереальным.

Она забирает мою сумку и рюкзак.

— Ты сможешь идти или тебе помочь? — спрашивает Ольга.

Я закашливаюсь.

— Могу, — начинаю прихрамывать в сторону кухни, она пропускает меня вперед, удерживая дверь.

На кухне пахнет свежеприготовленной выпечкой.

— Ты готовишь в такой час ночи? — спрашиваю я, поскольку еще до конца так и не пришла в себя, после падения и предательства Зейна.

— Да. Я не люблю просыпаться рано, предпочитаю многое делать по ночам, чтобы урвать лишний час.

Я прихрамывая направляюсь к табуретке. Она ставит мою сумку и рюкзак на пол рядом со мной, и пододвигает коробку с салфетками поближе ко мне.

— Ну, я сдеаю тебе кофе.

Я достаю пару салфеток, вытираю глаза и сморкаюсь.

Ольга ставит передо мной кружку с кофе.

— Я уже положила сахар, как ты предпочитаешь.

— Ты знаешь, сколько сахара я кладу в свой кофе? — спрашиваю я, еще больше удивляясь от странных вещей, происходивших в этом доме, она никогда такого не делала раньше по отношению ко мне.

— Конечно.

Я обхватываю руками горячую кружку.

— И может ты тогда знаешь, что он похитил мою сестру?

Она кивает.

— Возможно, что-то слышала об этом.

— И Ной? Неужели он тоже знает?

— Конечно. Не нужно быть большим гением, чтобы понять это.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты пришли в этот дом в сильно облегающем платье…

— В униформе, — автоматически поправляю я ее.

— Хорошо, в сильно облегающей униформе и убежала, будто бы медведь гнался за тобой, а через три месяца похищают твою сестру. В мире Александра не бывает таких вопиющих совпадений, если только эти совпадения специально не сделаны.

Я поднимаю глаза на ее совершенно невозмутимое лицо.

— Но ты не могла предположить, что он мог совершить что-то ужасное?

Она отрицательно качает головой.

— Нет. Не думаю, что это было настолько уж ужасным. У вас англичан нет такой поговорки: «В любви и на войне все средства хороши».

Я всплескиваю руками.

— Невероятно. Можешь себе представить, как переживала моя мама? Мы не знали, что и думать, мы боялись, что она мертва.

Она пожимает плечами.

— Мы русские не столь эмоциональны. Мы более, как вы это называете, стойкие. Никто же не пострадал. Иногда, когда происходят какие-то плохие вещи с людьми, которых ты любишь, они позволяют тебе увидеть, насколько сильно ты их любишь, а также учит нас еще больше ценить их.

Я вскидываю голову.

— Ты на самом деле не думаешь, что он поступил неправильно?

— Неправильно? Что ты имеешь ввиду под неправильно? Столетие назад не было зазорным, купить мужчину и использовать его в качестве раба. В мире Александра — это не неправильно — забрать твою сестру, чтобы получить тебя. В его мире она приманка, которую он надел на крючок, чтобы поймать рыбу, которую хотел.

Боже мой. Как он должно быть смеялся надо мной, называя меня рыбкой и сказав, что это русское нежное выражение нежности.

— Это черт побери, называется обосраться по полной, — говорю я с гневом. Маленькая рыбка, мать твою!

— У Александра свои собственные правила.

— И что в них хорошего? — гневно требую я ответа.

Она смотрит мне прямо в глаза.