Белая Дама Треф

Галина еще раз вгляделась в отражение в мутнеющем зеркале и вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хочется ударить по дымному стеклу кулаком. Нельзя бить чужие зеркала, но можно расправиться с той страшной женщиной, которая отражается в нем, у которой на голове нечто непонятное… неразумное… из ряда вон выходящее… Галина Романовна неожиданно вдруг взглянула на себя будто со стороны… Как она додумалась до такой странной прически? У нее будто снежная баба на голове… Карнавальный головной убор… Из комедии масок… Нет… Эти комедии в прошлом… Как же сейчас называют этих… страшных… А-а-а! Иные… Она – иной… иная… Она страшнее греха! Смешнее самого нелепого сумасшедшего! Она Белая Дама Треф! Какое же она убожество…

Галина Романовна рухнула на колени и сунула голову под сильную струю горячей воды. Три пушистых шара тут же опали, залепив ей лицо густой паутиной мокрых волос. Вода потекла вдоль шеи, по плечам, спине… на пол… На чужой пол… Разве можно мочить и пачкать чужой пол… Нельзя…

Женщина затравленно всхлипнула, поднялась с колен, перелезла через бортик ванны и включила душ. Горячая вода, сочащаяся паром, жгла ей тело. Мгновенно намокшее белье тут же прилипло к коже. Галина Романовна машинально прибавила холодной и принялась сдирать с себя бюстгальтер с кокетливыми воланами и полупрозрачные трусики. Сняв их, она с удивлением разглядывала две мокрые тряпочки отвратительно сливового цвета с сетчатыми вставками. Какой ужас! Как она могла носить такое белье, будто публичная девка… Что с ней случилось? Что с ней было? Почему именно Саша застал ее в таком виде? Зачем он приехал? Неужели затем, чтобы открыть ей глаза и показать, в кого она превратилась?

Галина Романовна нашла какой-то шампунь и начала с ожесточением намыливать свои волосы, спутанные начесом и залитые накануне купленным лаком «Золотая пыль». «Золотая пыль» смываться не желала. Волосы на ощупь напоминали кудреватую железную мочалку для посуды. Что ж, на то и железная мочалка, чтобы отдраить лицо от следов грима! И уже отчаявшаяся привести себя в нормальный вид женщина принялась тереть щеки паклей волос, металлизированных «Золотой пылью» до тех пор, пока не почувствовала боль на разодранном до крови виске. Боль несколько отрезвила ее. Галина Романовна смыла с волос и тела остатки шампуня, закрутила вентили кранов и вылезла из душа. Одним из полотенец, которое оказалось менее запачканным после экзекуции, которую производил над ней Вербицкий, она попыталась высушить и хоть немного распутать волосы. Получалось плохо.

Женщина осмотрелась. На полочке под зеркалом лежали маленькие ножницы. Она назвала бы их маникюрными, если бы Вербицкий был женщиной. Хотя… мужчины, наверно, тоже ухаживают за ногтями… И потом, у Александра вполне может быть женщина, с которой он приехал и которая сейчас куда-то вышла… например, на променад по Григорьевску…

Галина Романовна и сама не ожидала, что мысль о какой-то Сашкиной женщине покажется ей до такой степени непереносимой. Если он приехал с женщиной, то… какого черта… зачем затолкал ее в ванную комнату… что ему за дело до того, какая «баба» у Гальки Хари на голове и как отвратительна ее белая многоярусная юбка… Да-да… Галина сейчас четко осознавала, что ее юбка кошмарна, так же как и красная сумка с золотой розой… и вообще вся ее одежда… вся она целиком… вся ее никчемная жизнь…

Галина Романовна еще раз всхлипнула, схватила ножницы и начала в беспорядке отстригать пряди, насмерть схваченные «Золотой пылью». Именно в этот момент дверь слегка приоткрылась, и рука Александра просунула в щель пакет. Как же ей не хотелось его брать… но ведь если не взять, то он откроет дверь еще шире, и тогда… Нет! Он не должен видеть ее такой!

Галина схватила пакет, захлопнула дверь и задвинула язычок смешной старинной защелки.

В пакете находилось пушистое банное полотенце, комплект элегантного белья строгих форм и легкий спортивный костюм. Все новое, с этикетками. Неужели с собой привез? Неужели предполагал, что Гальку Харю надо будет отмывать, отстирывать и переодевать? Нет… Фирменный пакет из их григорьевского магазина, самого лучшего… И как он успел? Впрочем, немудрено. Огромный универмаг совсем недавно открыли как раз за углом дома, где они сейчас находились.

Белье в самый раз… даже чашечки бюстгальтера – тютелька в тютельку… И брюки костюма… не длинные, не короткие… такие, какие надо… Все неплохо, вот только волосы… Галина отерла зеркало от водяной мути, посмотрела на слипшиеся пряди, висящие вдоль лица и на остриженные, желтой паклей свесившиеся с края раковины, замотала голову полотенцем и решительно вышла из ванной.

Саша ждал ее в коридоре и сразу повел на свет. Он жадно вгляделся в ее лицо, напряженно улыбнулся и проговорил не очень хорошо слушающимися губами:

– Вот это совсем другое дело… совсем другое… Ты красавица, Галя… Ты и сейчас красавица…

Галина не могла этому верить. Она только что видела себя в зеркале. Она чудовище, порожденное сном разума… Вот сейчас она размотает чалму из пушистого полотенца, и Вербицкий отпрянет от нее, как от ужасного монстра… В общем, Франсиско Гойя отдыхает… Может, кто другой напишет с Гальки Хари новый «Капричос»…

Она медленно размотала полотенце, пристально глядя в глаза бывшему мужу… Бывшему… мужу… Надо же, какие странные слова? Неужели этот немолодой, но очень красивый мужчина был когда-то ее мужем? Нет… Этого не может быть… Этого не было никогда…

Красивый мужчина протянул голову к ее слипшимся, кое-как остриженным волосам и буркнул что-то вроде:

– И даже это лучше, чем было…

Он выпустил из руки прядь женских волос, отошел поближе к окну, набрал на мобильнике номер и стал что-то говорить. Галина Романовна поняла из его слов только то, что он просил прислать на свой адрес каких-то специалистов.

Одни из вызванных специалистов обмерили ее портновскими метрами, другие – сделали профессиональный маникюр, третьи коротко остригли Галине изуродованные волосы и даже окрасили их в платиновый цвет, четвертые сделали макияж. Те, которые измеряли ее портновскими метрами, куда-то исчезли и через некоторое время вернулись с горой всяческих пакетов. Покопавшись в них, Вербицкий выдал бывшей жене строгий костюм серо-жемчужного цвета, а к нему фантазийного направления светло-голубую блузку и скромные серые туфли-лодочки без всяких украшений.

Галина Романовна без лишних слов облачилась в предложенный туалет и подошла к зеркалу. Она не ожидала увидеть то, что увидела. Из зеркала на нее смотрела немолодая, но красивая и ухоженная женщина. Крупный необычной формы воротник блузки настолько точно повторял цвет ее глаз и усиливал их глубину, что женщина чуть не расплакалась. Взяв себя в руки, она повернулась к Александру и сказала:

– И что? Чувствуешь себя Пигмалионом? Или мистером Хиггинсом?

Поскольку Вербицкий промолчал, потрясенно рассматривая любимую женщину, Галина Романовна вынуждена была продолжить:

– А я, Сашенька, внутри так и осталась… даже не цветочницей… нет… куда уж мне! Всего лишь жалкой Галькой Харей… Понимаешь?! – И она почти крикнула: – Всеми презираемой Харей!!! Или… как это они теперь придумали… Белой Дамой Треф… какой ужас…

– Дурочка!! – Вербицкий рванулся к ней, обнял за плечи, прижал к себе и повторил тихо и нежно: – Дурочка… Ты самая красивая женщина из тех, с кем мне доводилось в жизни встречаться… И, заметь, я говорил тебе это еще тогда, когда мы учились в выпускном классе… Я… я всегда любил тебя, Галя… А не приезжал и никогда не искал тебя только потому, что был уверен… ты нашла свое счастье… Ты не могла остаться не замеченной другими мужиками… Не один же я такой глазастый…

– А я вот осталась, осталась… Осталась!!! – Последнее слово она опять уже истерично кричала, глядя в его глаза.

Александр Ильич молча смотрел на нее, продолжая удивляться тому, как хороша эта женщина даже в своем уже давно почтенном возрасте. А лицо Галины под его восхищенным взглядом вдруг сморщилось, и из глаз потекли слезы. Вербицкий прижал ее голову к своей груди, и на его бежевой рубашке начали расплываться разноцветные пятна потекшего макияжа. Ему было все равно. Он прижимал и прижимал поникшую женщину к себе, понимая, что больше никогда от себя не отпустит. Она его жена! Была и есть! Она до сих пор записана в его самом главном документе, потому что при обмене паспортов он не пожелал убирать из него штамп о регистрации брака! Он будто знал, что они еще встретятся. Они не могли не встретиться, потому что прописаны друг у друга в судьбах.