Роковая любовь

— Похоже на то. Этот парень умеет укрощать.

— Да. Умеет! — сказал Бейбут, повернувшись к Кармелите.

— Правда, дочка? — обернулся к дочке и Баро. — Глянь, какой красавец!

— Да, папа, Торнадо — просто прелесть! — сказала Кармелита.

Торнадо — прелесть! Не Миро! Люцита радостно улыбнулась.

Пользуясь тем, что все засмотрелись на гарцующего Миро, Кармелита убежала со двора.

Ха-ха, не на ту напала! Люцита сразу усмотрела, что ее соперница хочет от всех ускользнуть, и пошла вслед за Кармелитой. А та так торопилась на встречу с Максимом, так боялась опоздать, что ничего и никого не видела. И даже не подумала оглядеться — не идет ли кто?

А вот и озеро. Необустроенный пляж, дикое место — как раз для цыган! Но и Максим чувствовал себя здесь великолепно. Пока Кармелиты не было, уже и искупаться успел.

Антон опрокинул рюмку виски. После чего рот наполнился тягучей слюной. Он уже чувствовал, как сладкая жгучесть напитка уравновесится горячим тестом с начинкой.

Но в кухню вошла Тамара и повела себя ну абсолютно неадекватно. Буквально вырвала пирожок изо рта. Антон, конечно, привык, что все к нему относятся несправедливо. Но не настолько же!

— Ма? Ты чего?

Тамара вяло попыталась улыбнуться и положила пирожок на место.

— Ну что ж ты, сынок. Руки не помыл, а за пирожки хватаешься!

Последний раз она такое говорила классе в девятом!

— Какие руки, я есть хочу! Есть.

Антон потянулся за пирожком, но Тамара закрыла их всем телом:

— Тошенька, иди из кухни.

— Тебе жалко?

— Нет. Мне для тебя ничего не жалко. Хочешь, я тебе сейчас что-нибудь действительно вкусненькое приготовлю, — и, подталкивая, как ребенка, выперла его из кухни. — Ну давай, иди. Давай, зайчик, иди, иди отсюда.

Антон вышел, не сопротивляясь. Наверно, с ней что-то случилось. Головой ударилась, что ли.

Как только Антон вышел из кухни, Тамара положила голову на стол и беззвучно заплакала. Только что она чуть не потеряла своего мальчика, своего красавчика, своего золотого! А все из-за этой паскудной цыганки. Надо с ней кончать! И чем быстрее, тем лучше. Тамара быстро собрала две сумки. В одну положила пирожки. А в другую — самые цыганистые вещи из всех, что у нее были.

А через полчаса в милицейское управление вошла симпатичная, но очень уж накрашенная цыганка. Обратилась к дежурной:

— Здравствуй, красавица, не откажи, родная, прими посылочку для Рубины Задорожной.

— Ваши документы?

— Ай, какие документы у бедной цыганки?

— Без документов не положено.

Тамара немного растерялась. Весь план, на который она с таким трудом решилась, летел в тартарары!

— Ай, такая красивая, и такая сердитая. Не откажи, чего тебе стоит?

— Сколько тебе раз говорить: не положено!

Тамара молча положила на стол сверток, а сверху — купюру. Не мелкую.

— Не положено.

Как же эти мелкие тираны точно чувствуют, сколько клиент готов выложить за услугу!

Тамара положила на сверток еще одну купюру.

Надзирательница забрала сверток и деньги. Теперь, стало быть, уже положено!

Тамара развернулась и вышла.

Получилось! Получилось!!!

Тут же, в ближайшем закоулке, Тамара переоделась. Вытерла крикливый макияж, изменивший ее почти до неузнаваемости. И поехала к Игорю.

А он был весь в работе и встретил как-то не очень радостно:

— Ты чего так раскраснелась?

— Хорошо поработала! Гостинчик носила нашей узнице.

— Какой такой гостинчик?

— Вкусный такой, аппетитный… а начинка белая такая, из твоей баночки.

Игорь струхнул, подскочил к двери, проверил, закрыта ли?

— Неужели ты ее отравила?

— МЫ отравили, — уточнила Тамара.

— Не-е-ет, ты меня в это дело не ввязывай. Я тут при чем?

— При том! Как сказал бы юрист. В частности, Леонид Вячеславович Форс, Ты — сообщник.

— Какой сообщник?

— Исполнительный. Кто мне крысиного яда принес, забыл?

На душе у Игоря стало тоскливо…

Погарцевав во дворе, Миро попросил открыть ворота — и ускакал сначала на улицу, а потом в чисто поле. Ну, теперь его можно долго ждать. А у Бейбута столько дел в таборе. И где, кстати, Земфира, Люцита? Вот женщины, ни на секунду нельзя оставить — разбежались, как тараканы. Ну, и бог с ними. Не маленькие дочка с мамой. Захотят, сами найдутся. И до табора доедут. Хотя нет, вот Земфира обнаружилась. Но тут же хитрец Баро упросил ее остаться чаю попить. А Бейбуту некогда — забрал таборное золото, отвергнутое Зарецким (ему это — капля в море), и домой.

Как в детство вернулись. Баро сидел с Земфирой наедине. И не знал, что ей сказать. За золото, за попытку помочь уже благодарил. Достоинства Миро, а заодно и Торнадо, уже воспели. Кофе уже попили…

И вдруг Баро увидел золотую цепочку на груди Земфиры. Он ей когда-то давно подарил.

— Ай-яй-яй, Земфира, не положила в общую корзину цепочку. Видать, пожалела? — спросил Зарецкий с шутливой строгостью.

— Для взятки, для чиновника она не много стоит. А для меня — дороже любых денег.

— После того, как у нас с тобой не сложилось, я бы не удивился, даже если бы ты ее выбросила.

— Это ты мне подарил, Баро. Как я могу ее выбросить! Наоборот, я храню ее как зеницу ока. Никогда не снимаю, — Земфира тронула цепочку рукой и тут же инстинктивно прижала ее к сердцу.

Баро заметил это и сказал:

— Не называй меня Баро. Называй меня — Рамир…

До этого такие слова он говорил только Раде.

— Ты не обидчивая, Земфира. Это хорошо.

— Нельзя быть обидчивой, когда одна дочку растишь.

— При чем тут это? Я тоже один дочку ращу.

— Ты мужчина, Баро. Сильный, богатый, все тебя уважают. Ты свою долю с моей не равняй.

— Что, трудно приходится?

— По-всякому…

— А все же?

— Мы кочевые цыгане, артисты. На что жаловаться? Сегодня есть гадание, завтра — нету. Сегодня есть представление, завтра — нету. Сегодня мы здесь, завтра уехали.

— Понятно: сегодня есть деньги, завтра нет. Сегодня есть, где голову приклонить, завтра нет.

— Этого я не говорила.

— Не обидчивая, но гордая… Я подумаю, как тебе помочь, Земфира.

— Я не прошу помощи. Вот ты посмотрел на меня, выслушал — и у меня на сердце посветлело. Мне больше ничего и не надо… Рамир.

То, что Максим был после купания в плавках, смутило Кармелиту. Хотя, казалось бы, чего смущаться. Лето. Жарко. Парень решил искупаться…

Но внутренне она-то понимала, что все не так. Их встречи с Максимом становились все более теплыми, задушевными, не для посторонних глаз… А уж если бы их сейчас увидел кто-то из табора!

— Привет!

— Привет.

— Купаешься?

— Купаюсь.

«Хороший разговор, — подумала Кармелита. — Толковый. Стоило ради этого сбегать ото всех». И тут же перешла на более строгий тон:

— А ты принес, что ты мне обещал?

Максим подошел к одежде, сложенной у берега, на песке, достал из кармана сложенную бумагу.

— Вот. Держи. Это заявление Носкова на твою бабушку.

— И что? — спросила девушка, широко раскрыв глаза.

— Все! Она свободна.

— Как свободна?

— Заявление на руках. Все. Они не имеют права ее больше задерживать.

— Макс, спасибо тебе огромное. Я так рада… я…

— Да ладно, обращайтесь, если что, — шутливо загундосил Максим, а дальше уже нормальным голосом предложил: — А пошли… искупаемся!

— Не хочу я. У меня и времени нет.

— Пойдем, пойдем, — Максим нежно взял ее за руку и потянул в сторону воды. — Пошли. Серьезно тебе говорю, вода отличная.

Кармелита сбросила обувь. И, немного приподняв юбку, зашла в воду.

Люцита, наблюдавшая за всем этим издалека, чуть не задохнулась от возмущения. Ай да Кармелита, ай да недотрога. Пока жених коня объезжает, она тут тоже времени зря не теряет…

— Может, все-таки искупаемся? — продолжил пляжную атаку Максим.