Что нового, киска?

ГЛАВА 24

Дилайла лежала, положив голову на грудь Чарли. Она все еще испытывала невероятное блаженство от их близости, о каком читала только на страницах «Космополитен». Она провела рукой по его смуглой гладкой коже и томно вздохнула. Они это сделали. Они были близки. Трахались. Занимались любовью. Называйте как хотите, но это свершилось. Причем дважды. Они занимались сексом, и это было потрясающе. Даже когда Дилайла обнаружила, что колготки спущены на лодыжки, а она прыгает на Чарли, сжав его тело коленями.

Разгоряченные шампанским и сгоравшие от нетерпения, они в обнимку рухнули на кровать, и скованность Дилайлы исчезла так же быстро, как и ее сомнения. Чарли тоже не скромничал. Покрывая Дилайлу поцелуями, он быстро освободил ее от белья, снял с себя джинсы и футболку, обнажив тело, которое, как она раньше думала, можно увидеть только на упаковке мужских трусов «Келвин Кляйн«. Десять лет она смотрела только на тело Ленни – белокожее, волосатое и рыхлое, как старый диван, – и теперь онемела от восторга. Этим отчасти объяснялось то, что следующие полтора часа она только страстно бормотала и стонала.

Нельзя сказать, чтобы все прошло гладко. После двух неудачных попыток надеть презерватив (с Ленни они ими не пользовались, потому что Дилайла принимала таблетки) у Чарли прекратилась эрекция. Дилайла была готова на все, чтобы помочь Чарли, ее горячие губы оживили его плоть и тем самым она спасла положение и мужскую гордость Чарли.

Чарли лежал на спине с закрытыми глазами. Дилайла повернула голову и посмотрела на него. Господи, как он красив! Она теснее прижалась к нему, вдохнула его запах. Комната наконец-то перестала кружиться. За эти полтора часа Дилайла совсем протрезвела. Занятие любовью – лучшее средство от опьянения, более приятное, чем пара таблеток нурофена. Она улыбнулась, боясь поверить, что это не сон. Не может быть, чтобы она действительно лежала с Чарли Мендесом под безразмерным пуховым одеялом. Ей все еще казалось, что она сейчас проснется, а рядом лежит Ленни.

Но она и в самом деле здесь, в Лондоне, а рядом Чарли с его мускулистыми ногами, упругим животом и темно-каштановыми волосами, спадающими на лоб влажными от пота прядями. Его загорелая кожа блестела в свете ночника, как у жеребца после скачки. Дилайла прикоснулась к голубой жилке на шее Чарли, провела пальцем по запястью и ладони. Его пальцы сжались в кулак, нежно сомкнувшись вокруг ее пальцев.

– Привет, – сказал он, с трудом разлепляя отяжелевшие веки и глядя на Дилайлу.

– Привет, – улыбнулась она, чувствуя себя счастливой и одновременно встревоженной. Как ей вести себя дальше? Быть сдержанной и бесстрастной? Или не скрывать своих чувств? Она ведь не девка с улицы, легко прыгающая в постель к кому угодно. Дилайла решила схитрить и для начала задала вопрос: – Как ты себя чувствуешь?

Чарли нежно погладил ее по щеке и усмехнулся:

– Засыпаю. А ты?

– Я тоже, – соврала она, напряженно глядя в его светло-голубые глаза.

Чарли взглянул на нее, потом обхватил ее тело руками и ногами. Не размыкая рук, он перевалился на бок, целуя ее в шею. Дилайла закрыла глаза от удовольствия и чувствовала, как губы Чарли касаются ее уха, плеч, груди. Сон слетел с него без остатка. Удовлетворенно усмехнувшись, Дилайла под одеялом опустила руку вниз. Она не ошиблась, Чарли явно не собирался спать. – По-моему, я проснулся, – тяжело дыша, прошептал он ей в самое ухо, потом его губы спустились к ее груди и припали к правому соску.

– Я тоже, – выдохнула Дилайла. На этот раз она говорила вполне искренне.

Солнце пробилось сквозь белые муслиновые шторы и осветило комнату. Приоткрыв глаза, Дилайла осторожно огляделась. Белое. Все в этой спальне было белое: стены, шторы, одеяло и даже темные предметы мебели. Но не матово-белое, а цвета топленого молока – теплого и такого домашнего. Дилайле казалось, будто она лежит в большом ласковом коконе.

Выскользнув из постели, она накинула белый пушистый халат и, завернувшись в него, неслышно прошлась по комнате. В дальнем углу она увидела металлическую винтовую лестницу, которая вела вниз, в гостиную. Дилайла осторожно спустилась по ней и улыбнулась, вспомнив, как они с Чарли ночью с трудом взбирались наверх, хватаясь за перила и друг за друга.

В квартире Чарли царила идеальная чистота. Паркетный пол в кухне и гостиной натерт до зеркального блеска. Кругом новейшая бытовая техника, дорогущая мебель, а экран телевизора мог бы посоревноваться в размерах с экраном кинотеатра в Лидсе. Дилайла крутила головой, словно сова, озирающая свою территорию. Все было так, как она себе и представляла. Ни дурацких круглых ковриков, ни кухни из пластика, ни газового камина с пластмассовыми угольками, ни блестящих медных ручек. Не было и абажуров с кисточками и бордюров на обоях. Безупречная квартира, как на фотографиях в дорогом журнале по интерьеру. Эталон работы дизайнера. Квартира, о которой Дилайла и мечтать не могла.

Нажав кнопку на сверкающем металлическом электрочайнике, Дилайла принялась в поисках кофе исследовать недра стенных шкафов. Должна же здесь быть банка «Нескафе» или, на худой конец, «Золотой марки». Но ничего не было. Ни растворимого кофе, ни чая в пакетиках, ни сахара. Вообще ничего. На полках нашлись только белые тарелки и высокие стаканы. Не то что на кухне Вивьен, битком набитой пакетиками мюсли без глютена, фруктовым чаем и хрустящими хлебцами.

Дилайла присела, засунув голову в холодильник, когда почувствовала руку Чарли на своем плече.

– Помочь тебе подняться?

Дилайла вскочила, ударившись головой о морозилку.

– Я… э-э… хотела взять немного молока… – Чайник закипел и выключился. – И кофе, если у тебя есть.

Чарли, на котором были только джинсы, задумчиво потер подбородок и зевнул:

– Извини, дорогая. У меня ничего нет. Женщина, которая у меня убирает, иногда что-нибудь покупает, но меня так долго не было дома, что она и не стала ничего оставлять. – Он прижал Дилайлу к себе. – А теперь мне нужна только ты. – Чарли страстно поцеловал ее.

Дилайла попыталась высвободиться – ей не хотелось, чтобы Чарли видел ее такой. С утра она всегда выглядела не лучшим образом. Ночью она еще могла сойти за юную Брижит Бардо: круглое личико, широко раскрытые глазки, пухлые губки. Теперь же она была похожа на Брижит Бардо образца девяностых. После сна, занятий любовью и возни в постели помада размазалась вокруг рта, карандаш для век образовал темные круги под глазами, лицо съехало, волосы висят, как пакля.

– Мне нужно привести себя в порядок, – пролепетала она.

– Не нужно. Ты очень красивая.

Дилайла уже не помнила, когда ее в последний раз называли красивой, если не считать водителей грузовиков, которым она подавала в «Эскарго». Она смутилась, хотя ночью, занимаясь акробатикой в постели, не чувствовала ни тени стеснения. Дилайла поспешила перевести разговор на другую тему:

– У тебя очень мило.

– Спасибо. Я переехал сюда всего несколько недель назад, – ответил Чарли с усмешкой. – Так ты одобряешь мой выбор?

– Да, вполне. Я бы и сама не отказалась жить в такой квартире… – сказала она и запнулась на полуслове. Не хватало только, чтобы Чарли подумал, будто она напрашивается в сожительницы.

– А что мешает исполнению твоего желания?

– Ты это серьезно?

– Почему бы тебе не пожить здесь? Ты же говорила, что поселилась у подруги только на время. А эта квартира великовата для одного.

– Но… мы же почти не знаем друг друга…

– Я бы так не сказал… – Он запустил руку под халат Дилайлы, прижал ее к себе и начал целовать.

– Но… – Дилайла попыталась сопротивляться, но быстро сдалась. Сопротивляться натиску Чарли – то же самое, что бороться с искушением съесть плитку «Фрут энд нат». Совершенно невозможно.

Он нехотя отпустил ее и спросил:

– Ну, так как?

Дилайла потеряла дар речи. Сказать, что она была огорошена предложением Чарли, – значит не сказать ничего. Она была ошеломлена. Сражена наповал.