Жара в Архангельске-2

— Ну, вот и всё, — вздохнула Олива, — Завтра ты уедешь, и всё пойдёт по-прежнему…

— Да с чего, мелкий, — отмахнулся Салтыков, — Всё же хорошо, мы весело провели время…

— Да, весело… Но мне от этого теперь ещё грустней…

Олива приподнялась на локте и долгим взглядом посмотрела Салтыкову в лицо. Он казался ей красивым как никогда — у него были довольно правильные черты, большие зелёные «блядские» глаза, чуть заметная лукавая улыбка… Олива нежно перебирала пальцами его светлые волосы.

— Солнышко моё, блондинчик… — умилённо шептала она.

Она целовала его в губы, склонившись над ним — он вяло отвечал на её поцелуи. Салтыкову хотелось спать. Олива, не отрываясь, смотрела ему в глаза — он не выдержал и отвёл взгляд в сторону.

— Мелкий, ты что трёшься об меня? Хочется? — спросил её Салтыков посреди ночи.

— Да… я хочу тебя…

— Бедненькая, все трусики мокренькие… Но нельзя, мелкий — у нас больше нет презервативов…

— Зачем презервативы? Какая глупость…

— Но как же, мелкий — а вдруг ты забеременеешь?

— А может быть, я хочу забеременеть…

— Нет, мелкий, нам пока рано заводить детей… Надо подождать…

Наутро Олива провожала Салтыкова на перроне. У поезда она не выдержала и кинулась ему на шею, чуть не плача, принялась целовать.

— Ну всё, всё, — Салтыков тихонько расцепил её руки, — Иди домой, мелкий. Не стой тут.

— Но ведь до отправления поезда ещё двадцать минут…

— Двадцать минут ничего не спасут. Всё, всё, мелкий. Иди.

Салтыков быстро поцеловал Оливу в губы и, перекинув дорожную сумку через плечо, вошёл в вагон. Олива круто повернулась и, украдкой вытирая слёзы, уныло побрела вдоль по перрону…

Нет, он явно охладел ко мне, думала Олива по дороге домой. Летом же совсем другой был, а тут как подменили. В глаза не смотрит. Ведёт себя как-то вяло и прохладно. Вот и теперь даже не попрощался толком.

Что же произошло? Ведь всё же было нормально?..

Странно всё это.

Ужасно странно.

Гл. 25. Полиэтилена

— Оооо, Ленка! О… о…

В квартире № 91 в панельном доме на Вологодской улице был беспорядок. В коридоре стояли какие-то старые коробки, велосипед, несколько пар обуви валялось кучей на полу. Дверь в комнату, откуда раздавались эти стоны, сдерживаемое учащённое дыхание и скрип старого продавленного дивана, была приоткрыта.

В комнате, где происходило чьё-то бурное совокупление, тоже был беспорядок. Одежда, очевидно снятая наспех, была кинута ворохом на стулья; на полу стояла тарелка с недоеденной пиццей. Простыня на диване, где трахались двое, сбилась на сторону, подушка упала на пол. Дешёвые обои на стене бежево тлели незатейливым рисунком в цветочек. Такие же дешёвые тюлевые занавески покрывали немытое с осени окно и чахлую герань на подоконнике.

— Ооооо! Оооо…

Парень, сидевший сверху на девушке, с наслаждением кончил. Когда утихли последние конвульсии страсти, он перекатился на спину, не спеша закурил.

— Ммммм, — девушка поцеловала-укусила его в шею, надавливая зубами сонную артерию, как вампир. Парень чуть поморщился и тут же, закрыв глаза, блаженно заулыбался.

— Ну задуши меня, задуши…

— Кххх! — девушка играючи сжала его шею рукой.

Парень докурил и снова принялся ласкать тело партнёрши. Обцеловав её грудь, спускаясь постепенно всё ниже и ниже, принялся делать ей куниллингус. Она, изогнувшись как змея и обхватив руками его крепкий торс, принялась страстно целовать его в губы, потом языком несколько раз провела от низа его живота и до груди.

— О, Ленка! Ты опять меня возбудила…

— Ну это ж я, — лукаво произнесла она, и оба, не прекращая целоваться, опять сплелись в интимной и грешной позе.

— Ленка, я тебя обожаю… Только ты смогла меня так завести…

— Мммм, во как! — она перекатилась на живот, блаженно вытягивая ноги.

Салтыков невольно залюбовался парой этих длинных стройных прекрасных ног — у Оливы, конечно же, таких ног и в помине не было. Не надо бы сейчас вспоминать об Оливе, подумал он, и вновь принялся целовать Ленку.

— О чём задумался? — Ленка игриво взъерошила ему волосы.

— Ни о чём, — ответил Салтыков, — С тобой, Ленка, я расслабляюсь так, что обо всём забываю.

— Мммм, лестно… — Ленка впилась ему в шею страстным поцелуем взасос.

— Ленка, опять?..

— Даааа… — жарко прошептала она, — Иди ко мне…

На этот раз Салтыков кончил не сразу. За несколько часов у неё дома Ленка отвампирила его всего.

— Это был настоящий фейерверк! — блаженно произнёс Салтыков, когда они, наконец, вылезли из постели и оделись, — Ты, Ленка, настоящая горячая северная девушка. Где там москвичкам…

— А ты спал с москвичками? — спросила Лена.

— Да, спал с одной…

— И как?

— Да никак, — сказал Салтыков, — Она ничего не может в постели. Ноль, одним словом. Не хочу говорить об этом…

И он, задумчиво качая её на своей ноге, начал вполголоса напевать:

— Поли-Эти-Ленааа… Поли-Эти-Ленааа…

Такой у Лены Фокиной был ник на форуме.

— А это не та москвичка, на которой ты, говорят, жениться собрался?

— Глупость какая! — фыркнул Салтыков, — Да я скорей на тебе женюсь, чем на ней…

Салтыков не считал себя идейным подлецом. Да, он понимал, что поступает нечестно по отношению не только к Оливе, но и к Ленке, но он оправдывал себя тем, что он парень, а так как парню для хорошего самочувствия просто необходим регулярный и качественный секс, то он не видел ничего плохого в том, что спит с Ленкой, несмотря на то, что клялся Оливе не изменять ей. В конце концов, думал он, Олива уже и так получила больше того, что заслуживает — а достойной отдачи он не получил от неё. Да, может, она и не виновата в том, что до двадцати одного года оставалась девственницей, и поэтому так напряжена и неопытна в постели, но он-то тоже не монах Сильвестр, ему нужен полноценный секс, а не то, что у него было с Оливой. К тому же, после ноябрьской поездки в Москву, Салтыков как-то разочаровался в Оливе: если летом он потерял голову от новизны, а её первоначальная холодность и лёгкая стервозность по отношению к нему возбуждали Салтыкова настолько, что он не соображал что делал и говорил, то теперь он посмотрел на неё трезвым взглядом и увидел, что она никакая не стерва, а обыкновенная, раскисшая от чрезмерной любви баба, к тому же ещё и некрасивая. Он вспомнил, как они сидели в кафе, и какой контраст являла собой сидевшая рядом с Оливой Аня. Салтыков смотрел на двух подруг, сидящих напротив него, и тогда он впервые отметил, что Олива по сравнению с красивой и статной большеглазой Аней — обыкновенная серенькая чмошка. «Да, как жена она была бы идеальна, — подумал тогда Салтыков, — Она бы сочла за счастье выйти за меня замуж, обстирывала бы меня, обглаживала, готовила бы мне еду, и даже, наверное, закрывала бы глаза на мои измены — ведь она некрасива и отлично знает это. Но жениться на ней сейчас — это значит добровольно надеть на себя ярмо. В конце концов, я молод, я ещё не нагулялся. Вокруг такие красивые девушки… — Салтыков скользнул взглядом по двум длинноногим блондинкам за соседним столиком и разочарованно остановил свой взгляд на маленькой и неказистой Оливе, — А она… Ну что она? Мелкий. Просто мелкий. Да, я обещал на ней жениться, и я женюсь, но не сейчас, а когда-нибудь… потом…»

«Когда потом? — спрашивал он сам себя, идя от Лены Фокиной к Негодяеву, — Когда потом? Если даже Ленка знает о помолвке, если даже Макс Капалин, Флудман, Гладиатор то и дело спрашивают меня, когда на свадьбе будем гулять… А мне, можно сказать, самому подложили кота в мешке. Хорош бы я был, если б переспал с ней только после свадьбы! Да, я прекрасно понимаю, почему тот Вовка бросил её тогда… Я в конце концов тоже мужик, и мне тоже хочется трахаться. Она мне этого дать не может, следовательно, и я не обязан жениться на ней…»

— Слушай, ты разберись уже со своими бабами! — проворчал Дима Негодяев, открыв дверь, — А то я уже устал тебя прикрывать. Вчера Олива весь вечер доставала меня в аське, спрашивала, куда ты пропал и почему не звонишь ей…