WOAS. Этот безумный мир (СИ)

— Мне кажется, я ощущаю что-то… Какую-то особенную силу и… Любовь?.. — далеко-далеко от дождливого Форкса вампир по имени Никлаус Майклсон не менее осторожно, чем сам Эдвард Каллен, прикасался к животу женщины, которая в скором времени собиралась подарить ему дочь.

Ни один из них не подозревал, как похожи они в этот особенный момент, и ни один из них не знал, насколько тесно окажутся переплетены их жизни, так ни разу и не соприкоснувшись.

Но Ренесми и Хоуп — они знали.

Знали, потому что чувствовали друг друга еще тогда, когда руки их отцов нежно касались животов их матерей — они чувствовали тепло, любовь и друг друга.

*

Сначала это было просто невинной игрой, шалостью, которой Ренесми развлекала себя, оставаясь одна.

Ее разум воспроизводил самые любимые ее моменты в картинках и транслировал их всюду, куда придется — просто так, от скуки и из чистого любопытства.

На ее трансляции всегда отзывался отец, порой реагировал Джейкоб (как правило, он улавливал Несси тогда, когда находился в обличье волка), но был и еще кто-то.

Кто-то, кто наблюдал с осторожностью и со щекочущим интересом — когда наблюдатель пытался заглянуть дальше, то Несс и вправду становилось так щекотно, что даже хотелось чихнуть.

Прошло целых пять лет, прежде чем безмолвный некто наконец смог дотянуться до Несси в ответ и своим разумом тоже — и его трансляция была удивительной, немного пугающей и одновременно полной самого настоящего волшебства.

«Я давно тебя знаю, — рожденный в голове Несси образ воплощался в рыжеволосой девчушке, вокруг которой плавали по воздуху самые разные предметы, и девчушка улыбалась ей. — На самом деле, я знала тебя всегда. Просто я расту не так быстро, как ты, и поэтому тебе пришлось меня так долго ждать.»

«Ты скажешь мне свое имя? — ментально потянулась к ней в ответ Ренесми, закрыв глаза и отправив сквозь расстояния свой образ, — Меня зовут Ренесми, но лучше зови меня просто Несси. Так меня называют друзья.»

«Несси! — подхватила девчушка, широко улыбнувшись. — А меня зовут Хоуп, и мой папа — вампир, а я — самая настоящая ведьма!»

«Тебе нравятся волки, Хоуп?»

«Я их обожаю. По секрету — но мой папа не обычный вампир. Иногда, когда очень захочет, он может стать и волком тоже.»

Так они наконец научились разговаривать друг с другом, а не просто подсматривать и смутно ощущать, что они не одиноки.

*

«Кажется, Джейкоб хотел поцеловать меня вчера.»

«Фу, но тебе же всего семь!»

«Семнадцать, Хоуп. Я выгляжу гораздо старше, помнишь?»

«Вчера в торговом центре я слышала твои мысли. Ты заглядывалась на барби, Несс. Тебе семь. Джейкоб извращенец!»

«Эй, полегче! Я вообще-то люблю этого парня! И давай смотреть правде в глаза — все девочки засматриваются на барби, моя бабуля Рене может это подтвердить. Да и бабуля Эсми тоже, если на то пошло.»

«Убеждай, сколько влезет, бе-бе-бе! Твой волк пытался сунуть язык тебе в рот?»

«Фууу, Хоуп, прекрати! Он только хотел, я же сказала тебе!..»

Наверное, любые другие родители забеспокоились бы и отвели свое чадо к психологу, заметь они, что ребенок заливисто хохочет над собственными мыслями и время от времени бормочет что-то себе под нос, но Каллены и Майклсоны вовсе не были обыкновенными родителями.

Ренесми и Хоуп были столь же особенными, сколь и одинокими в своих не менее особенных семьях — и над Калленами, и над Майклсонами постоянно довлели какие-нибудь невзгоды, так что странности девочек оставались их небольшой тайной, помогающей обеим сохранить некую нормальность, как бы парадоксально это не звучало.

В моменты, когда одной из них бывало тоскливо, или страшно, или же когда хотелось поделиться с кем-то своей радостью или болью, они всегда были друг у друга, не зависимо от того, какие расстояния их разделяли, какие правила их семей стояли между ними и суждено ли им было хоть когда-нибудь увидеть друг друга по-настоящему.

«Ты моя сестра, Несси, — ласково шептала в ее голове по вечерам Хоуп, засыпая. — Моя маленькая большая сестра.»

«Я тоже люблю тебя, Веснушка,» — улыбалась ей мысленно Несс, собираясь на свидание с Джейкобом. — Не подглядывай сегодня. Я потом сама тебе все расскажу.»

========== Клаус Майклсон/Елена Гилберт. TO/TVD. ==========

[Елена здесь не двойник, а скорее на месте Кэролайн, таймлайн — третий сезон, наверное]

Письмо, которое он написал ей, Елена прочла несколько раз.

Такие простые слова для такой непростой истории — не раз при прочтении ее губ попеременно касалась то горькая усмешка, то ностальгическая полуулыбка.

«Я не ожидал, что ты узнаешь меня и не собирался сближаться с тобой.

Но увидев тебя тогда на приеме у Локвудов, в самый первый раз встретившись с тобой взглядом, я понял — это неминуемо.

Мне нельзя было делать первый шаг, я должен был отвернуться и забыть о тебе. Должен был позволить тебе оставаться на своей стороне, и сам не пересекать той линии, за которой я уже не враг тебе.

Но тогда мне не стоило целовать тебя — ни в первый раз, ни уж тем более во второй.

Этот свет в тебе — он заставляет меня быть тем человеком, которым я всегда хотел быть и забыть то, кто я есть на самом деле.

Встретив тебя, узнав тебя, я наконец понял кое-что важное о себе. Я могу любить. И я люблю тебя, Елена.»

Полгода назад

— Будет грубо, если ты откажешь мне в танце.

Елена чувствовала себя неловко в этом пышном шикарном платье: слишком взрослой, слишком очаровательной она казалась, тогда как на деле у нее буквально поджилки тряслись, когда несколько минут назад Дэймон буквально втолкнул ее в парадную дверь поместья Локвудов и фактически приказал взять «удар на себя» — он называл это так.

Стефан, всегда такой чопорный и правильный, на этот раз тоже оказался не на ее стороне. Он был солидарен с Дэймоном и как эксперт по первородным гибридам авторитетно заявил, что Елена «идеальный вариант».

Она чувствовала себя идеальной жертвой, агнцем на заклание на алтаре у чудовища, образом которого ее успели запугать до потери пульса…

Впрочем, внешне он оказался так же привлекателен, как оказался и приятен слуху его бархатный голос.

Никлаус Майклсон вовсе не казался ей безжалостным убийцей, который явился терроризировать город и выкачивать кровь из ее лучшей подруги.

Но братья Сальваторе предостерегали, что Клаус многогранен и обаятелен…

— Ну, это же традиция, — непослушными губами отозвалась Елена. — Все танцуют на балах в честь Дня Основателей. Я для этого и пришла.

Когда его рука легла ей на талию — такая сильная, уверенная рука, — Елена ощутила себя невероятно хрупкой и действительно особенной.

То, как этот мужчина вел ее в танце, как он смотрел на нее — никогда прежде она не испытывала ничего подобного.

— Ты должна быть приманкой, ведь правда? — спросил он чуть позже, вкрадчивый и улыбающийся ей с неприкрытой симпатией.

Они гуляли в саду, и Елена понятия не имела, как так вышло — у нее голова кругом шла то ли от шампанского, то ли от близости Клауса.

— Вот только мне кажется, что я делаю что-то не так, — слабо улыбнулась она.

— Например, вот это?.. — склонившись над нею, первородный коснулся ее лица пальцами, приподняв его за подбородок, и мягко, но вместе с тем требовательно накрыл ее губы своими.

Да, это было неправильно.

Но это был лучший поцелуй в ее жизни.

Спустя несколько дней, наполненных мыслями о нем, Дэймон и Стефан отправили ее на очередную миссию в Мистик-Гриль, где она встретила Клауса в компании еще одного первородного. Младший брат, заноза в заднице, неуправляемый и слишком ершистый — о, она знала об этом кое-что, и в конце-концов они с Клаусом оказались в парке, обсуждая трудности общения с младшими братьями.

Он вознес ее на самый верх колеса обозрения, чтобы там, высоко, сказать ей, что думал о ней все это время, и она смущенно улыбнулась, и Клаус сказал, что это то, именно то, что ему в ней нравится — отсутствие жеманства и умение искренне смущаться.