Расколовшаяся Луна (ЛП)

Снова и снова Колин заставлял меня вдыхать, откидывал мою шею назад и вдувал поток прохладного воздуха в моё горло, в то время как я оставалась неподвижной.

Потом внезапно меня охватила слепая паника. Я кричала, пока не охрипла, попыталась разорвать свои путы, чтобы можно было выпрыгнуть из лодки, но Колин показывал так же мало милосердия, как и шторм.

Отвращение и паника прокрались ко мне в голову, потому что моё сердце не могло больше их принимать, и когда лодка промчалась мимо льдин канала, и Колин нёс меня по лестнице вверх, в квартиру моего брата, я сходила с ума от боли. Раскалённые копья, казалось, впиваются в мои виски, а каждый вдох, который я делала, усиливал резкую боль в области лба. Это были образы, эти ужасные образы - их надо оттуда извлечь ...

Когда Пауль открыл дверь, я освободилась, почти применив нечеловеческую силу, из рук Колина, заползла в коридор и начала, застонав, ударяться головой о стену.

- Я так и знал ..., - проник голос Пауля, как издалека, в мой разрушенный мир. - Она потеряла свой рассудок... Сегодня утром она разрушила стену в моей кухне, ни с того ни с сего, потом она сбежала на моей Porsche, она спит на одной из моих картин ...

- Твоя сестра не сумасшедшая, блин, - оборвал его Колин холодно. - Её разум яснее, чем ты можешь себе представить, и именно это и является проблемой. У тебя есть морфий? Снотворное? Ей нельзя видеть сны, не сейчас ...

Колин попытался оттащить меня от стены, но я, закричав, стала пинаться. Я не хотела, чтобы он касался меня, никто не должен касаться меня, никто. Но они были сильнее. Хотя я им и себе расцарапала лицо, кусала их руки и, не переставая, брыкалась, они отнесли меня в мою кровать и привязали к ней.

- Я не могу сделать ей укол, когда она так дрыгается, - выдохнул Пауль в отчаянии.

- Я не хочу никакого укола! - закричала я, но мой голос был теперь только слабым, беззвучным визгом.

- Я держу её. Поторопись! - С неумолимой силой Колин прижал мои руки и ноги к матрасу. Потом я почувствовала лёгкий почти щекочущий укол в вену, и уже пульсация в моих висках стала мягче.

- Позвольте мне умереть, пожалуйста, - упрашивала я, но Пауль засунул мне маленькую таблетку в рот и провёл мне, как больному животному, по горлу, чтобы я проглотила её.

- Теперь спи, Лесси, - услышала я, как прошептал Колин, прежде чем чернота накрыла меня. - Я тебе обещаю, что ты не будешь видеть сны.

Глава 18.

Эмоциональное расстройство

- Пусть он замолчит! Скажи ему, чтобы он замолчал! - Мне было совершенно всё равно, что Францёз видел меня в том виде, в котором я только что вылезла из постели - в мешковатой старой пижаме Пауля, неумытая и с растрёпанными волосами. Если бы он только наконец перестал разговаривать! Его голос угрожал разорвать мою голову. А она уже в течение нескольких дней сводила меня с ума. Боль въедалась в мой мозг. Всё, что я хотела, - это избавиться от нее. Ничего другого я больше не желала. Совсем ничего.

Моя голова стала моим злейшим врагом с Тришина. Тришин ... о Боже. Почему я всё ещё помнила это? Мне нельзя этого делать.

- Ах, Боже мой, опять она, - протянул Францёз, сморщив нос, а я прижала, застонав, ладони к вискам. - Ты не хочешь её ...? - Францёз сделал движение своими тощими плечами, которое явно означало «сдать». Сдать в больницу. Запереть.

Пауль раздражённо застонал:

- Эли, пожалуйста, вернись в постель. Нам нужно обсудить кое-что важное, а ты, собственно, должна отдыхать.

- Вы не можете сделать это где-нибудь в другом месте? - спросила я устало. Мой голос прозвучал таким разбитым, что я, услышав его, вздрогнула.

- Ты знаешь, что я не оставлю тебя одну. - Розини проковылял, склонив голову, ко мне и потёр голову о мою лодыжку.

- Сюда, Розини! Сюда, ну же, быстро, - приказал Францёз ему вернуться, как будто я могла заразить его собаку очень опасной заразой. Пауль, тяжело дыша, встал, в то время как Францёз тащил задыхающегося Розини за ошейник к себе, и вытолкнул меня из кухни. Я сопротивлялась, но была слишком изнурённой, чтобы оказать настоящее сопротивление.

- Тогда дай мне, по крайней мере, таблетку, пожалуйста, только одну, - умоляла я его. - Одну против боли или одну, чтобы я могла заснуть. Иначе я этого не выдержу.

- Что теперь, Пауль? - залаял Францёз нам в след. Я вздрогнула, и мои колени подогнулись, но Пауль удержал меня. - Мы продолжим здесь или нет? Пауль, ты знаешь, люди ждут каталоги, нам нужно продолжить ...

- Разве ты не видишь, что моя сестра болеет? - ответил Пауль, кое-как сдерживаясь.

- Болеет, - фыркнул Францёз из кухни. - Болеет ...

Я попыталась ещё раз вырваться из рук Пауля, но его хватка была железной. Моя кожа горела под его пальцами, и во мне пробудилась чудовищная ярость. Он должен отпустить меня, немедленно.

- Сначала я позабочусь о своей сестре. Поезжай лучше домой. Я позвоню, когда ... когда мы сможем работать дальше. Хорошо? - Ругаясь и причитая, Францёз вместе с собакой промчался мимо нас и хлопнул за собой входной дверью.

- Эли, это не может так продолжаться, - посетовал Пауль, после того как отвёл меня назад в постель. - И таблетку я тебе не дам. Ты почти в течение двух недель каждый день, утром и вечером, получала по две штуки - а это для твоего веса вообще-то уже слишком много. Эли, это был морфий вначале, теперь это анальгин, и ты принимаешь к тому же сильное снотворное - это всё не предназначено для длительного применения, и ты это знаешь!

- Пожалуйста, Пауль, пожалуйста!

- Я себя спрашиваю, что это за парень, который доводит тебя до такого состояния, доставляет ко мне среди ночи, приказывает мне вколоть тебе морфий и больше не навещает тебя, - ругался Пауль гневно. - На самом деле, вы оба можете сразу ... - Он замолчал. - Это тип кажется мне жутким.

Как и я, подумала я. Потому что так и было. Пауль боялся того, во что я превратилась. И поэтому он должен выполнить моё желание.

- Одну единственную, Пауль. Ты ведь мой брат, пожалуйста ...

- Да, я твой брат, но не врач. Меня могут посадить за то, что я здесь делаю. Я хочу, чтобы ты пошла к профессионалу. Больше я не могу нести за это ответственность. Я позвоню моему домашнему врачу. - И Пауль достал свой мобильный из кармана штанов и начал искать номер телефона.

- Нет, Пауль, никакого врача. Я снова буду здоровой, если ты дашь мне ещё одну таблетку, только одну ... - Чтобы я не могла видеть сны и чтобы я забыла. Вы не позволили мне умереть, так что позвольте мне, по крайней мере, забыть.

Потому что как только действие таблеток ослабевало, мои виски снова начинали стучать, и каждый удар делал образы в моей голове яснее - панические, полные ужаса глаза, которые смотрят на меня, будто я могу помочь им; я видела бледные плитки на стенах, стерильный пол, все эти истощённые измученные тела, я могла чувствовать запах смерти и газа, слышала крики и мольбы, и жалобные стоны. Слишком громко и пронзительно. Я сжимала глаза и засовывала пальцы в уши, прижимала нос к моей подушке, но образы были слишком сильными, они преследовали меня. Только когда следующая таблетка начинала действовать, они постепенно уплывали, становились, в конце концов, расплывчатыми и терялись в глубоких серых, успокаивающе холодных клубах тумана, который замораживал всё, что могло подобраться ко мне слишком близко.

Я хотела и дальше продолжать тупо дремать, ничего не чувствовать и ни о чём не думать, всё расплывчато и мягко, так что даже тоска по Колину не могла выбраться наружу. Тоска по мужчине, которого я бы ненавидела, если бы была способна на такие сильные чувства. Но я этого не хотела. Поэтому мне нужны были таблетки. И хотя мой мозг казался нефункционирующей пустой массой, внезапно в моё сознание проникла ясная мысль: Песочный человек. Должен прийти Песочный человек.

- У меня есть врач, Пауль, позвони ему. Я была у него, когда сказала тебе, что иду мыть полы. Он практикует здесь, в Гамбурге, он специалист по сну, а у меня ведь эти ужасные кошмары и потом все эти вещи с Марами...