Дверь в никуда

И вот сейчас Боб вошел в палату, грузный, в своем дорогом пальто, держа в руке один из принадлежавших Стиву итальянских чемоданов.

Он остановился у кровати Стива, посмотрел на гору одеял, подложенных ему под ногу, на одежду, в которую облекли его компаньона, а потом на искусанные губы.

– Иисус, Стив? – наконец, сказал он, – неужели перспектива вместе повеселиться на Рождество хуже, чем пребывание на больничной койке?

Стив уронил голову на подушки и от души засмеялся. Но от сотрясения во всем теле вспыхнула боль, и его смех быстро угас. Боб взглянул на серое лицо друга.

– Плохо? – сочувственно спросил он. Стив, немного помедлив сказал:

– Нет, не очень.

Ему уже сказал заходивший проведать его хирург, что они наложили гипс на его сломанные кости. Скоро его бедро начнет срастаться, и он опять будет нормально двигаться.

– Мне сказали, что я примерно месяц не смогу ходить.

Боб поднял тяжелый чемодан и поставил его на кровать.

– М-м-м, как насчет того, чтобы распотрошить все это?

На этот раз Стив не рискнул засмеяться.

– Я же не просил приносить бездну вещей.

– Ну, ну, парень, ты ничего не понимаешь в этих делах.

Им обоим было неловко от того, что один неуклюже старался продемонстрировать свою заботливость и симпатию, а другой упорно пытался показать, что совсем в этом не нуждается.

Боб стал вынимать из чемодана вещи Стива Было забавно видеть, как он доставал оттуда купальный халат, пижаму, бритвенный прибор.

– Извини, что заставил беспокоиться, – улыбнулся Стив.

– Жаль, что мало захватил, – Боб стеснялся смотреть на него. – Ты знаешь, я не отыскал твою электробритву.

– Тоже мне «ближайший родственник!» – хмыкнул Стив. – Ты что, не знаешь, что я бреюсь лезвием?

– Ха! Кто бы мог подумать, что ты намыливаешь челюсть тем ободранным пучком кошачьей шерсти, что лежит у тебя в ванной! Ладно, не волнуйся. Уверен, что тут найдется какая-нибудь хорошенькая медсестра, которая тебя побреет.

Внезапно Стиву захотелось закрыть глаза. Он устал от попыток выглядеть тем и своим парнем, которого Боб хорошо знал. Его друг заметил это и поторопился развернуть последний сверток. Там оказались книги и бутылка «Джонни Уокер».

– А можно ли мне? – засомневался Стив.

Вместо ответа Боб вылил воду из стакана, стоявшего на столике у кровати, и плеснул на дно немного виски. Стив пригубил, и знакомый вкус приятно обжег язык и прояснил сознание.

– А-а, вот так куда лучше, спасибо, – искренне поблагодарил он.

Боб стоял у кровати, немного отклонившись назад, держа в руках пустой чемодан.

– Ты знаешь, – сказал он, – сюда не пустили никого, кроме меня, да и мне разрешили побыть только несколько минут. Но все передают тебе самый горячий привет, все-все!

Стив знал, что его компаньон имел в виду тех, с кем они работали – коллег, бизнесменов. Известно, как распространяются такого рода новости.

– Марианна тоже передавала тебе привет. Стив, старина, если мы что-нибудь можем сделать…

Марианна была женой Боба. Стив кивнул.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь?

– Ну, – пожалуй, позвони Кэсс или Викки Шоу. Номера в книжке на моем столе. Дженни знает где. Скажи им, что у меня все в порядке.

– Ладно, обязательно разыщу их. Слушай, может мы тебе подыщем отдельную палату? Что-нибудь с телевизором и телефоном?

Стив оглядел свою комнату с полузакрытыми шторами и ширмами. Он еще не разговаривал ни с одним из своих соседей по больничным, койкам, но все равно благоприятно чувствовать рядом их присутствие. И то, что в центре, на столе лежала эта груда цветов, почему-то стало особенно приятно и важно.

– Мне и тут отлично. Кстати, Боб, я вчера собирался встретиться с Аароном Джекобсом по поводу рекламы фруктового сока…

– Да, не думай ты об этом чертовом бизнесе, Стив! – перебил его Боб. – Не беспокойся ни о чем.

Все-таки он отличный парень! Они проработали вместе много лет, провели немало рекламных компаний, побывали на сотнях презентаций, но эта мысль никогда раньше не приходила Стиву в голову. И сейчас он как будто впервые видел этого немного суетливого от смущения человека, который уже собирался уходить и все не уходил, пытался сказать что-нибудь приятное или сделать что-то полезное.

– Есть одна вещь, о которой я бы хотел тебя попросить, – внезапно произнес Стив. Боб тут же с готовностью наклонился к нему, довольный тем, что может быть еще чем-нибудь полезен.

– Со мной была одна женщина, ее зовут Энни, там, под обломками, мы оказались вместе и все время лежали, едва касаясь друг друга. Без нее это было бы… ужасно.

– Да, в новостях что-то было об этом, но не очень много.

– Она где-то здесь. Ее привезли сюда передо мной. Я спрашивал о ней, но мне ничего определенного не сказали. Не мог бы ты узнать, как она сейчас? Только всю правду.

– О'кей, я все сделаю.

Боб исполнит свое обещание, Стив был в этом уверен. Теперь оставалось только ждать его возвращения с известиями об Энни. Они простились, и Стив вновь остался наедине со своими мыслями.

Энни была совсем плоха.

После срочной операции у нее началась пневмония. Докторам пришлось вынуть дыхательный шланг у нее изо рта и ввести его ей прямо в горло. Аппарат искусственного дыхания ровно задышал вместо нее. Ее почки почти совершенно отказали, но искусственная почка все так же очищала кровь. Прошел еще один день. Энни лежала, ничего не чувствуя, не осознавая ничего из того, что происходило вокруг. К концу дня, словно подтверждая, что в ее теле уже не осталось сил для борьбы за жизнь, у Энни началось обильное кровотечение. Кровь текла из послеоперационных швов, из порезов, из ссадин. На ее коже кровоточили те места, куда были вставлены катетеры и шланги от всех этих аппаратов.

Мартин сидел рядом с женой и смотрел на ее лицо. Он не мог даже взять Энни за руку – малейшее прикосновение вызывало у нее появление огромных фиолетовых синяков под кожей. Лицо теперь превратилось в один сплошной кровоподтек, как будто ее избивали несколько часов подряд. Он просто сидел рядом и ждал в полном отчаянии. Заведующий отделением сказал ему, что кровь его жены потеряла способность свертываться и поэтому раны не затягиваются. Из всей этой батареи шлангов и пластиковых пакетов ей вводили все вещества, которые перестала вырабатывать ее собственная кровь. И Мартин в течение долгих часов смотрел на большие емкости, медленно изливавшие свое содержимое в израненное тело. Даже волосы Энни, казалось, потеряли естественный цвет, разметавшись серыми прядями по ровной поверхности больничной подушки. Обесцветились губы, и багрово-синие пятна, словно огромные монеты, спрятали глаза.

Стив тоже ждал. Боб, пообещавший навести справки, познакомился с врачом, лечившим Энни, и тот сам спустился поговорить со Стивом.

– Как она? – спросил Стив.

Хирург внимательно посмотрел на него, как бы оценивая, насколько можно посвящать его в обстоятельства болезни Энни.

– Я держал ее за руку в течение шести часов, – настаивал Стив. – Я имею право знать, что с ней.

– У нее пневмония и острая почечная недостаточность. Кроме того, у больной множественная закупорка сосудов, а ко всему этому еще обычные послеоперационные осложнения и разные более мелкие ранения.

– Она будет жить? – Стив внимательно всматривался в лицо хирурга, но не заметил, чтобы тот пытался что-то скрыть от него. Секунду помедлив, врач ответил:

– Я думаю, что ее шансы – пятьдесят на пятьдесят. Следующие два-три дня покажут.

– Спасибо, – Стив откинулся на подушки.

Прошло два дня.

Третий день был кануном Рождества. Все обитатели госпиталя вели себя с напускной, неестественной веселостью. Сиделка приколола блестящее колечко мишуры на свою форменную шапочку, бумажные ленты серпантина протянулись через всю комнату. Стив со своей кровати видел нарядную рождественскую елку, установленную в большой светлой комнате, разделявшей их палату и женскую, находившуюся напротив.