Если ты останешься (ЛП)

Доктор кивает.

— Существует еще один способ, если вы открыты для него.

Не уверен, что хочу знать, но я жду продолжения.

— Вы когда-нибудь были под гипнозом? — спрашивает доктор, и я начинаю ржать.

— Черт, нет. Нет, я не был загипнотизирован. Какую еще шарлатанскую практику вы используете?

Я начинаю вставать, но доктор поднимает руку.

— Подождите, Пакс. Гипнотерапия является очень действенным и полезным инструментом, имеющимся у нас. Это не шарлатанство. Это просто основные методы релаксации, которые позволяют пациенту интенсивно сосредоточиться на чем-то, блокируя все остальное. Большинство психиатров и в самом деле используют его. К тому же, это моя специализация. Если вы действительно хотите знать, о чем ваши сны, то это лучший способ. Это снимет барьеры, которые ваш разум вводит в действие и позволит вам увидеть то, что вы пытаетесь скрыть от самого себя.

Ебать.

Он ведь специально так сказал, правда? Потому что он, должно быть, понимает, что я до смерти хочу узнать, что пытается скрыть мой разум.

Я возвращаюсь на свое место.

— Как много времени это займет? — спрашиваю я неуверенно.

— Это не отнимает много времени, — успокаивает он меня. — И я думаю, что это поможет вам.

Он смотрит на меня, ожидая. Наконец, я вздыхаю.

— Хорошо, — бормочу я. — Я сделаю это. Но вам лучше не заставлять меня лаять как собака или что-то еще. Я не хочу делать это сегодня, но я сделаю это в ближайшее время.

Доктор Тайлер улыбается.

— Так происходит только в кино, — говорит он мне. — И мы можем сделать это в любое время, когда вы захотите. Я планирую в следующий раз, если вы не решите иначе.

Он строчит еще немного в своем блокноте.

— Назначить вам еще «Ксанакс»? — спрашивает он, глядя на меня.

Я качаю головой.

— Нет. Я же сказал, что это было не нужно.

— Молодец, — оценивает меня доктор. — У вас сильный характер. Это обнадеживает. Кажется, вы действительно хотите изменить что-то вокруг себя к лучшему.

Я киваю и впервые за сегодня чувствую себя хорошо из-за того, что сделал.

Доктор прав. Я действительно изменил положение вещей вокруг себя к лучшему.

Может быть, я поворачиваюсь не в ту сторону, но, по крайней мере, я поворачиваюсь.

***

Мила

Забавно, как дни сливаются друг с другом, когда ты не обращаешь внимания.

Прошла неделя с тех пор, как умерла Джилл. Неделя с тех пор, как опасения и сомнения закрались в меня. Неделя с тех пор, как Пакс не дал мне ни единого повода, чтобы сомневаться в нем. Он был совершенным. Удивительно и невероятно прекрасным. На самом деле, таким прекрасным, что я все жду, когда он выложит все карты на стол. Но до сих пор, этого не произошло.

Я тащусь по подъездной дорожке своих родителей, или, наверное, я должна сказать, по подъездной дорожке Мэдисон, так как теперь она живет здесь. Но, честно говоря, этот дом всегда будет домом родителей. Думаю, что Мэдисон чувствует то же самое, и я бы не стала винить ее, если бы она захотела продать его в какой-то момент и купить себе новый дом.

Я дергаю ключи из замка зажигания и проделываю свой путь по ледяному тротуару к двери. Мэдди открывает дверь, прежде чем я успеваю постучать.

— Я рада, что ты здесь, — говорит она мне, даже не поздоровавшись. — Попробуй это.

Она толкает горячую кружку в мои руки, и я нюхаю ее, заходя в дом, сбив снег с сапог о дверной порог.

— Горячий шоколад?

Она кивает.

— Лучший горячий шоколад, который ты когда-либо пробовала, — говорит она уверенно. — Жирный итальянский горячий шоколад. Я пробую его для ресторана. Он такой густой, что в нем будет стоять ложка.

Потягивая эту гущу, я чувствую, как сливочный шоколад скользит вниз по моему горлу словно пудинг.

— Святая корова, это вкусно, — говорю я ей. — У тебя есть победитель.

Она пытается отобрать кружку, но я дергаю ее обратно.

— Никогда в жизни.

Она закатывает глаза.

— Прекрасно. Теперь о том, что ты хотела поискать сегодня? Я забыла.

Я снимаю пальто.

— Я просто хотела просмотреть сувенирный ящик мамы. Я чувствую себя немного сентиментальной и скучаю по ним. Так что подумала, хорошо бы посмотреть на ее безделушки.

Мэдисон смотрит на меня сочувственно.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Я была такой же на прошлой неделе. Я так сильно скучаю по ним…

Ее глаза становятся влажными, и она уходит в сторону кухни. Мэдисон не так много плачет. Она машет рукой.

— Ты знаешь, где их найти. Я буду на кухне.

Она оставляет меня одну, и я иду по коридору в спальню наших родителей. Мэдди не смогла заставить себя очистить эту спальню и спать в ней. Она оставила свою старую комнату, сохраняя мамину и папину точно такой же, какой она была.

Войдя, я замечаю, что тут так тихо, что это место кажется мне почти священным. Закрыв глаза, я пытаюсь сделать вид, что чувствую запах духов моей мамы, витающий здесь. Но, конечно, я не могу его чувствовать. Они умерли несколько лет назад. Ее запах давно выветрился.

Но не воспоминания о ней.

Я выдвигаю верхний ящик ее комода и, вытаскивая, отношу на кровать. Сидя на цветном покрывале, я вспоминаю, как много дней после школы проводила здесь с ней, сидя на кровати, когда она готовилась для работы в «Холме». Она сидела за своим туалетным столиком и завивала волосы, брызгалась духами и разговаривала со мной о моем дне.

Боже, я скучаю по ней.

В первую очередь я внимательно исследую фотографии в ее ящике. Они находятся в простых файлах, соединенных вместе старыми резинками. Черно-белые — из ее юности, а выцветшие — из моей. Здесь моя любимая фотография. На ней папа и я, оба поднимаем огромную рыбу, пойманную в озере Мичиган в один из прекрасных летних дней. Мне было восемь лет, и у меня на губах усы от шоколада, а он одет в свою нелепую шляпу для рыбалки.

Я улыбаюсь, вспоминая.

Это был действительно хороший день. Мама и Мэдди сидели на пляже, потому что брезговали рыбой и приманкой. Папа хлопал меня по плечу, и мы ловили рыбу в течение нескольких часов. Я чувствовала себя так хорошо, потому что у меня был сильный желудок, и я могла быть его спутником.

Я положила фото обратно в кучу и заменила изношенную резинку.

Я провела пальцем через старые любовные письма моего отца маме, и даже старые письма от моей бабушки. Моя мать держала все, и была очень сентиментальной. Сейчас я так благодарна ей за это.

Переместив вещи в ящик, я слышу катящийся звук. Я прощупываю дно и в углу нахожу кольцо. Это широкая полоска, сделанная из розового золота, и с внутренней стороны надпись: «Любовь никогда не слабеет». Мою грудь затягивает. Я помню это кольцо. Это было настоящее обручальное кольцо мамы. Она вынуждена была прекратить носить его после того, как появилась Мэдди, потому что оно стало слишком мало. А потом папа подарил ей фантастический бриллиант, и она начала носить его вместо этого.

Но теперь, держа это простое кольцо в своей руке, я чувствую какую-то радость. Любовь никогда не слабеет. Какая сильная фраза. Просто удерживать холодный металл в своей руке, заставляет меня чувствовать себя хорошо, как-то связываться с моими родителями. Я надеваю его на безымянный палец правой руки. Оно идеально подходит.

Я задвигаю ящик обратно в шкаф и нахожу Мэдди на кухне.

— Ты не возражаешь, если я оставлю это себе? — спрашиваю я ее, протягивая руку. — Это настоящее обручальное кольцо мамы.

Мэдди качает головой.

— Конечно, нет. Ты дала мне ее бриллиант. Это справедливо. — Теперь она улыбается мне своей лучшей большой сестринской улыбкой, и я не могу не обнять ее.

— Я люблю тебя, ты знаешь, — говорю я ей, когда мы опускаемся в ее кухонные стулья, облокотившись локтями об стол. — Мама и папа очень бы гордились тобой.

Она снова мне улыбается и потягивает свой шоколад.