Колыбельная (ЛП)

      Конечно, он знает песню, сказал он, и затем промычал начальные аккорды. Они даже пару раз пели ее на свадьбах, рассказал он: некоторые невесты выбирали ее для танца с отцом. И это показалось мне так глупо, если учитывать слова. Я тебя подведу, говорится в ней, прямо в первом куплете, ясно как день. Какой отец говорит такие вещи? Но это, конечно, был вопрос, на который я давно перестала искать ответ. Он все еще бренчит по струнам, находя их в темноте.

       - Декстер.

       - Почему ты ее так ненавидишь?

       - Я не ненавижу ее. Я просто... Мне плохо от нее, вот и все.

      Но и это не правда. Иногда я ее ненавижу, за ложь, которая в ней. Словно мой отец был способен, несколькими словами, набросанными в Мотеле 6, оправдать тот факт, что он не удосужился узнать меня. Семь лет он провел с моей матерью, большая часть из них были хорошими, кроме последнего разрыва, из-за которого он уехал в Калифорнию, оставив ее беременной, хотя она узнала об этом позже. Через два года, после моего рождения, он умер от сердечного приступа, так и не вернувшись обратно через всю страну, чтобы увидеть меня. Это была жирная точка, эта песня, которая всему миру давала понять, что он меня только разочарует, и разве это не делало его таким благородным, на самом деле? Словно он отправил меня в нокдаун, и его слова живут вечно, в то время как я остаюсь безгласной, без контр аргументов,  и слов, чтобы высказаться.

      Декстер лениво бренчит на гитаре, не играя конкретную мелодию, просто полную кашу.

      Он говорит:

       - Забавно, что я слышал эту песню всю мою жизнь и не знал, что она для тебя.

       - Это просто песня, - отвечаю я, проводя пальцами по подоконнику, останавливая их на снежных шарах. - Я даже никогда не знала его.

       - Это плохо. Могу поспорить, он был крутым парнем.

       - Может быть, - говорю я. Это странно - говорить о моем отце вслух, чего я не делала с шестого класса, когда моя мать пришла к терапии, как некоторые люди приходят к Богу, и затащила нас туда для групповых, индивидуальных и творческих занятий, пока у нее не кончились деньги.

       - Прости, - нежно говорит он, и я расстраиваюсь от того, как серьезно и важно это звучит. Словно он, наконец, нашел карту и теперь находится в опасной близости, бродит кругами.

       - Ничего, - отвечаю я.

      Он секунду молчит, и я вспоминаю его лицо раньше этим вечером, пойманное без предупреждения заявлениями Дона, и волнение, которое я видела в нем. Это выбило меня из колеи, потому что я привыкла к Декстеру, который мне нравился, забавному парню с тонкой талией и пальцами на моей шее. За секунды я увидела его с другой стороны, и если сейчас здесь был бы свет, он увидел бы то же самое у меня. Поэтому я была благодарна, как и часто в моей жизни, темноте.

      Я перевернулась и уткнулась в подушку, прислушиваясь к своему дыханию. Я слышала, как он движется, гитара с тихим стуком опустилась на пол, а затем его руки обняли меня, обхватив мою спину, его лицо было на моем плече. Он был так близко ко мне в тот момент, слишком близко, но я никогда не отталкивала парней за это. Если я подпускала их ближе, принимала их, как я сделала сейчас, я была уверена в том, что когда они хорошо узнают меня, этого будет достаточно, чтобы отпугнуть их.

Глава 10

     - Боже мой, - говорит Лисса, останавливаясь перед огромным стендом с простынями: - Да кто знает разницу между пуховым одеялом и стеганым ватным одеялом?

      Мы в торговом доме Линенс, вооруженные золотой карточкой мамы Лиссы, списком вещей, которые университет советует взять новичкам, и письмом от будущей сожительницы Лиссы, Делии из Бока Рэтон, Флорида. Она уже вышла на связь, чтобы они с Лиссой могли скоординировать свое постельное белье по цвету, обсудить, кто привезет телек, микроволновку и украшения на стену, и чтобы просто «сделать первые шаги», чтобы к августу, когда начнутся занятия, они уже были «как сестры».

      И хотя Лисса не рассматривала обучение в колледже в мрачных тонах - после Адама, это письмо - написанное на розовой бумаге серебряными чернилами и от которого во все стороны посыпались блестки, стоило его вынуть из конверта - ее отношение явно изменилось.

       - Пуховое одеяло, - говорю я, останавливаясь, чтобы осмотреть стопку толстых фиолетовых полотенец: - Обычно покрывает стеганное. А стеганное одеяло - это просто одеяло.

      Она смотрит на меня, вздыхает и откидывает волосы с лица. Последнее время она постоянно выглядит больной, побежденной, словно в восемнадцать лет жизнь уже потеряла любую надежду на улучшение.

       - Предполагается, что у меня будет стеганое одеяло фиолетово-розового оттенка, - говорит она, читая письмо Делии. - И подходящие к нему простыни. И рябь для кровати, что бы это ни значило, черт возьми.

       - Это вокруг основания кровати, - объясняю я. - Чтобы прикрыть ножки и продлить цвет прямо до пола.

      Она смотрит на меня с поднятыми бровями.

       - Продлить цвет? - спрашивает она.

       - Моя мать купила новый спальный набор несколько лет назад, - говорю я, забирая список из ее рук: - Я прошла полный курс обучения по дорогостоящим простыням из египетского хлопка.

      Лисса останавливает тележку напротив стенда с пластиковыми корзинами, берет одну цвета лайма с голубой отделкой.

       - Я должна ее купить, - говорит она, поворачивая ее в руках, - Просто потому, что это совсем не подходит в ее идеальную схему. По правде, я должна привезти вещи с ужасными цветовыми сочетаниями, чтобы выразить полный протест ее предположению, что я просто смирюсь со всем, что она скажет.

      Я оглянулась вокруг: ужасные цветовые сочетания вполне реальны для Линенс, где есть не только лаймовые корзины, но еще и держатели салфеток с леопардовой расцветкой, обрамленные картинки котят, играющих со щенками, и коврики для ванны в виде ноги.

       - Лисса, - мягко говорю я: - Может нам не стоит делать это сегодня.

       - Мы должны, - ворчит она, хватая стопку простыней - неправильного размера, да еще и ярко-красных - с ближайшей полки и засовывая их в тележку. - Я увижу Далию на ориентировании на следующей неделе, и я уверена, что ей захочется все модернизировать.

      Я беру ярко-красные простыни и кладу их обратно на полку, пока она изучает держатели для зубных щеток, совсем без энтузиазма.

       - Лисса, ты действительно хочешь начать жизнь в колледже таким образом? С таким дерьмовым отношением?

      Она закатывает глаза.

       - О, да, тебе легко говорить. Мисс Еду-Через-Всю-Страну-Свободно-И-Без-Проблем. Ты будешь в солнечной Калифорнии, кататься на серфе и есть суши, пока я буду торчать здесь на том же месте, где я всегда и была, и наблюдать, как Адам встречается со всеми новенькими в классе.

       - Виндсерфинг и суши? - говорю я. - Одновременно?

       - Ты знаешь, что я имела в виду! - отрезает она, и женщина, сравнивающая цены на мочалки, кидает на нас взгляд.

      Лисса понижает голос и добавляет:

       - Возможно, я вообще больше не пойду в школу. Может, я  изменюсь, вступлю в Корпус Мира и уеду в Африку, обреюсь наголо и буду рыть общественные туалеты.

       - Обреешься наголо? - говорю я, потому что, на самом деле, это самая смехотворная часть. - Ты? Ты хоть раз задумывалась о том, какие уродливые бритые головы у большинства людей? У них всевозможные бугорки, Лисса. И ты не узнаешь об этом до тех пор, пока не станет слишком поздно, и ты уже будешь лысой.

       - Ты даже не слушаешь меня! - отвечает она. - Все всегда было легко для тебя, Реми. Такая великолепная, и уверенная, и умная. Ни один парень не бросил тебя и не оставил твое сердце разбитым.

       - Это не правда, - я повышаю голос. - И ты это знаешь.

      Она делает паузу, когда до нее доходит. Ладно, может быть я известна ведущей в отношениях, но этому есть причина. Она не знает, что случилось той ночью у Альберта, на расстоянии крика от окна ее собственной спальни. Но с тех пор я растоптала свою добрую часть. Даже Джонатан уловил мою невосприимчивость.