Сборник " Песня, зовущая домой"

— Ему пришлось выбраться на крышу. Пожарные сняли их как раз перед тем, как крыша рухнула. Мы все это видели. Ох, моя милая, мне кажется, что я никогда этого не забуду. — Ее лицо побледнело.

— А меня кто вытащил? Тоже пожарные? — спросила я.

— Ну, ты ведь не забралась так далеко, — сказала мама. — Колин Камерон нашел тебя у самой двери. Видишь ли, тебе стало плохо от падения, а не от огня.

— Колин Камерон? Но его не могло быть… Мы же оставили его в Сикоуве…

— Да, но он приехал вслед за вами. Как это он сказал? — Мама выглядела усталой и расстроенной, да и немудрено. — О, милая, я не помню — что-то о том, что он хочет с тобой помириться. Во всяком случае, он приехал сразу после Адама, и когда ему сказали про тебя и Руфь, он, естественно…

—  Естественно? — выдохнула я, вдруг представив этот удушающий дым и вздымавшееся передо мной яркое оранжевое пламя. Ничего «естественного» не было в том, чтобы броситься в этот ад. Я вспомнила про свой тошнотворный страх и как безжалостно мне пришлось его подавить.

— Ну, ты знаешь, что я имею в виду, — стала оправдываться мама. — Она ведь его ребенок. Вот Адам — это настоящий герой. — Ее лицо сияло. — Все только о нем и говорят.

Оказалось, что Адам не уехал домой, а прогуливался по пустоши, когда заметил огонь.

Доктор сказал, что я должна пробыть в госпитале по крайней мере еще несколько дней, а со слов мамы я поняла, что к тому времени она, возможно, кончит работать в «Тор Роке». С пожаром его нынешний сезон закончился, и постояльцев попросили выехать по возможности скорее.

Позднее вечером я уговорила одну из молоденьких сестер отвести меня вниз, чтобы навестить Адама этажом ниже. Его палата была больше моей и казалась бесконечной, когда сестра толкала мое кресло по проходу. На дальнем конце кровать была закрыта белой занавесью, и здесь она наконец остановилась.

— Мистер Баллести! К вам посетитель. — Блестя глазами, она заглянула за занавеску.

— И давно пора! — с чувством откликнулся голос Адама. — Вы же говорили, милочка, что…

Сестра начальственным тоном прервала:

— Ну, мистер Баллести, если вы будете так волноваться, ей придется уйти.

—  Уйти? — Адам, казалось, задыхался. — Да если только вы ее отпустите, я не знаю… — Он вдруг замолк, когда сестра отдернула занавеску и я явилась ему во всем сиянии инвалидного кресла и госпитального халата. Кстати, халат оказался не шедшего мне рыжего оттенка. — Деб, — сказал он изменившимся голосом. — Деб!

— А кто же еще, как вы думали? — шутливо спросила я, и в то же мгновение меня осенило — Магда Камерон. Когда я снова взглянула на Адама, его бледность сменилась темным румянцем.

Я поступила так, как всегда поступала в таких случаях, — заговорила быстро и практически не слыша ни одного произносимого мной слова. Это Магда нужна была Адаму, а вовсе не я. Я ему никогда не была нужна. Он чувствовал себя слишком мне обязанным за мою глупую работу с коттеджем, чтобы об этом сказать, и, может быть, в каком-то смысле я ему нравилась, но это не была та нужда, которую мужчина испытывает в женщине. То, как он назвал меня — «уравновешенная девушка» и «лицо, к которому хочешь возвращаться домой», — само по себе было доказательством. Я умела готовить и шить, и наводить порядок, я могла учить, я была способна на многое, но я не была романтичной. Мне бы никогда не зажечь море — во всяком случае для такого, как Адам. Тем вечером два с половиной года назад он пытался уговорить себя, но понял, что это бесполезно. И тогда я тоже поняла это.

С другой стороны, Магда зажигала моря, почти не замечая этого.

— Извините за плохой прием, — извинялся Адам, — я принял вас за кое-кого, кто собирался вытащить меня отсюда.

У меня отвисла челюсть.

— А разве они вас отпустят?

— Они ничего не могу поделать, если я за себя поручусь. Им только и надо, что получить мою подпись.

— Почему вы не попросите перевести вас в отдельную палату?

— Вы шутите, — насмешливо сказал он. — Может, у них и появится свободная через неделю.

Казалось, я все говорила невпопад, даже когда с жаром упомянула о нашем спасении.

— Черт побери, чем вы там занимались? Вы разве не знаете этих детишек? Вам надо было вцепиться в них мертвой хваткой.

Его слова оказались последней каплей, потому что именно это я повторяла сама себе с тех пор, как пришла в сознание.

— О дьявол, — без малейшего сочувствия пробормотал он. — Только не это, Бога ради!

В это мгновение занавеси раздвинулись, и вошла Магда Камерон.

— Хватит, Адам, — резко сказала она. — Может, вы и герой. Вам не обязательно быть еще и кровожадным.

— Вы опоздали, разрази вас гром, — дружелюбно обвинил ее Адам. — Подойдите сюда и избавьте меня от мучений.

— Не могу, — легко произнесла Магда, — я еще не говорила с доктором. — Она, почти как само собой разумеющееся, пересекла комнату и приложилась губами к его губам. У меня осталось впечатление, что это было проделано ради меня, было мягким намеком на что-то. Я поняла. Быстрый, совершенно без следа нежности поцелуй — я бы поцеловала его совсем не так.

— Вы не могли бы позвать сестру? — неловко спросила я ее. — Мне уже пора вернуться наверх.

Она сделала еще лучше и сама покатила меня к лифту.

— Деб, можно я вам что-то скажу? Свой своего всегда поймет. Так что вы остаетесь ни с чем. — Не обращая внимания на мою попытку возразить, она продолжала: — Адам не пытается втереть мне очки. Я его вижу насквозь. — Она помолчала и понизила голос. — Можете меня осуждать, но после десяти лет с Гордоном Адам воспринимается освежающе. — Мы подъехали к лифту. Она обошла кресло и встала передо мной. — Я старше вас, Деб, — мягко сказала Магда, дотронувшись до моего плеча. — И искушеннее. И я крепкий орешек. Гордон, — она издала сдавленный смешок, — был «офицер и джентльмен». Когда я его встретила, мне надо было бежать без оглядки. Он был Камерон с головы до пяток, донкихотство, простота, доброта, — но я не убежала. Я осталась и влюбилась в него — и потом десять лет ходила по натянутому канату. О, это того стоило. — Ее глаза смягчились. — Но в следующий раз я выберу ношу по себе. И еще, Деб, — неловко добавила она, — вы мне нравитесь. Не довольствуйтесь остатками. Вы слишком хороши для этого.

— Вам это не мешает, милочка? — спросила моя пожилая соседка, указывая на транзисторный приемник на своей кровати. — Это хорошая программа. Если повезет, можно услышать Колина Камерона.

Был вечер воскресенья, и передавали концерт по заявкам больниц.

— Он прелестно поет, — продолжала миссис Редмонд, — у меня от него мурашки бегут по спине. А у вас, милочка?

— Ну, не совсем, — неуверенно ответила я. Верно, что последние несколько дней от Колина, по крайней мере, от мыслей о нем по мне пробегали мурашки, но отнюдь не удовольствия.

Но моя соседка уже беседовала с обитательницей кровати на другой стороне палаты, и я с благодарностью оставила ее за этим занятием. Уже почти подошло время для посетителей, но мама не собиралась зайти. Завтра она с Роджером Россом должны были отвезти меня обратно в отель.

Адам уже выписался, но сообщила мне об этом одна из сестер.

— И если хотите знать, — изложила она свое мнение, — этой миссис Камерон нелегко придется. Он совсем не сахар.

Тут я поняла то, что должна была бы понять еще в пятницу. Это Магда хлопотала о том, чтобы Адама выписали. Скорее всего, она забрала его в «Тор Рок». Я знала, что Роджер и Дороти Росс не принимали постояльцев, но Адам был старым другом, а деньги Камеронов являлись, видимо, достаточно мощным фактором, чтобы продлить пребывание остальных на неделю-другую.

Во всяком случае, что касалось меня, то глава Колин-Адам была уже прочитана. Это стало ясно за последние несколько дней. Так мне и надо. С одним я пыталась вломиться в чуждый мне мир, другому непрошенно предлагала доморощенную любовь на замену страсти, от которой Адам бежал в глушь много лет назад. Больше такого не случится. Что я умела — так это обучать экономике домашнего хозяйства, и в дальнейшем собиралась этого придерживаться.