И в сотый раз я поднимусь

Потом, все еще не раздеваясь, улеглись: ноги не держали. На раздевание времени не было, не могли же они оторваться друг от друга из-за каких-то пустяков.

Впервые в жизни Саша не стеснялась, не думала, как она выглядит со стороны, не боялась последствий.

Все было изумительно красиво: и мешающая одежда, которую удалось какими-то рывками частично содрать с себя, и случайные прикосновения к горячей коже, и его бережный вопрос: «Можно?», когда можно было все, и то, что потом – п о т о м! – все равно не хотели разомкнуть объятия, оторваться от губ, ловили теплое дыхание друг друга…

Они даже немножко поспали так, в гнезде из собственных шмоток.

Саша проснулась от его взгляда.

– Еще, – попросила она. – Еще, еще и еще…

…Их первая предбрачная ночь…

Они выползли из номера, когда и вправду ночь спустилась на город. Проголодались до обморока. Можно было заказать в комнату, но оба стремились к людям, осмотреться в окружающем мире после всего, что у них произошло. Они ужасно нравились себе. Казалось, что и все вокруг смотрят на них с восхищением.

Вдруг Саша вспомнила, что давно, уже дня два назад, хотела сказать Ленечке что-то очень важное о себе. Чтоб все между ними было совсем-совсем по-честному.

Еду им еще не принесли, она посолила ломоть теплого хлеба, жадно откусила и запила вином.

– Знаешь, я все хотела и забывала тебя предупредить, – решительно сказала она с набитым ртом. – Ну, чтоб по-честному. Я – баба никакая.

Она помнила упрек Антона перед разводом и решила поведать о себе всю неприглядную правду. Нельзя же начинать совместную жизнь со лжи.

Леня радостно засмеялся, как тогда, в аэропорту, когда она не желала открыть глаза.

– «Баба никакая» – это о чем? Коня, в смысле, на скаку не остановишь? Или снопы вязать не умеешь?

– Ты знаешь, о чем, о том самом, – настаивала Саша на горькой правде.

– Вообще-то я не бабу замуж беру, а тебя, Сашенька.

– Нет. Я не о том. Только ты послушай внимательно. Это важно. Это очень важно мужчинам всем. Я знаю. У меня есть подруга, ей муж говорит, что он с ней пятнадцать лет живет только потому, что она лучше любой профессионалки. Понимаешь?

– В смысле – проститутки? – уточнил Леня.

– Ну, наверное, да. А я хуже, – горестно призналась Саша.

– В смысле – проститутки? – улыбался Леня.

Саша не выдержала и засмеялась.

– Ну, понимаешь, я плохая любовница. Вот.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Леня.

– Мне муж сказал. Когда разводились.

– И как это я ничего не заметил! Провел вечер во лжи, – затосковал жених. – Как же мне дальше… с небабой?

– Не с небабой, а с бабой никакой! Все, я предупредила, дальше дело твое, разбирайся сам, – облегченно вздохнула Саша.

– Да вроде разобрался. Или нет? Пойдем – выйдем поговорим, а?

Ну, ничего у них не получалось серьезно!

Но было, было и серьезное.

Когда принялись говорить о судьбе. О том, почему так долго пришлось ждать и почему случайно встретились именно сейчас. Правда, могли бы совсем не встретиться. Но могли бы и раньше.

– Ведь могли бы, да? – упрекала судьбу Саша.

– Меня мысль о тебе все эти годы грела. Я, понимаешь, идиот. Писал тебе письма и ни разу о самом главном не написал. А знаешь почему? Маме дал слово не жениться, пока институт не закончу, – признался Леня. – И зачем ей это было надо? Какая разница, когда жениться, если своего человека встретил и знаешь это? Вот я у себя поступил в институт, проучился два года и решил в Москву перевестись. Думал, переведусь, заявлюсь к тебе и… Ну, как сейчас… Письма забросил писать – ерунда какая-то. Цель была: перевестись и жениться. Думал, ничего, родители поймут. Какие-то заморочки мешали, время шло, наконец перевелся, с потерей года, правда, но какая разница. И вот, помню, уже устроился, причем не в общаге, друг отца помог квартиру снять, и решил я пойти в гости. К тебе.

– Ты что? – изумилась Саша, боясь слушать дальше.

– Пошел, – подтвердил любимый. – Боялся, но шел. По адресу. Подъезд долго искал. Я к первому подошел, а у тебя седьмой. И вот издалека вижу: открывается дверь, выкатывается коляска. Я сразу обратил внимание: двойная коляска, у кого-то близнецы. А следом выходишь ты. Та же самая, как я тебя помнил. Только лицо строгое. Издалека мне показалось, что строгое лицо у тебя стало. Потом появился твой герой-любовник.

– Муж, – уточнила Саша.

– Он самый. Ты к коляске наклонилась, что-то там поправила, выпрямилась, рукой ему помахала и домой пошла. И я ушел. Посмотрел на твоего мужа, позавидовал. На мать тогда обида была невыносимая. Думал, вот, она меня счастья лишила своими требованиями, что не женюсь и все такое. В общем, я ей в отместку очень скоро женился. А получилось – себе в отместку. Прямо на первой встречной. Ну, почти. Она у нас какую-то дребедень вела, историю партии, что ли. На десять лет старше. И я пришел на семинар, жутко злой был. Она меня вызывает, я говорю, мол, не готов. Другой вопрос – не готов. И она подначила: «А вы вообще-то хоть на что-то способны? К чему-то готовы?» А я ей: «Жениться готов на вас, хоть сейчас». Она говорит: «Ловлю на слове». И, представь, пошел с ней и расписался. Из принципа. В общем, удружил всем. И себе, и матери.

– Ты быстрый. Прям как я, – вздохнула Саша. – А потом? Так и стали жить?

– Стали жить-поживать и добра наживать. Нажили сына. Оседлала она меня вполне прочно. Придраться было не к чему, все идет как по маслу: сын, работа, жилье. Но я время от времени ездил к твоему дому. И ни разу тебя больше не встретил.

– Мы в Чехословакии жили. Пять лет.

– В какой-то момент я как проснулся. Думаю: неужели это так и будет дальше в моей жизни? До самого конца?

– А сын?

– Сын – да. Сын – держал. Но эти мысли сына не касались. Только меня. Потом перемены начались. Отец у меня академик был, микробиолог. Пригласили его в Штаты, лабораторию предоставили, всей семье, включая меня с женой и сыном, дали вид на жительство. Я не хотел ехать. Но, казалось, надо сына спасать, тут как конец света был. Развестись, а потом ехать – надо было. Но она бы сына не отдала. А парня было жалко. Короче, поехали вместе. Тут архитектурный закончил. Устроились в Бостоне, поехал в Лондон, в академию известную. Отучился. Свою фирму в Штатах открыл. Строил дома знаменитым и очень богатым. Построил своим дом. И все – больше, чувствую – не могу. Она ничего не хочет, работу не ищет, не историю же КПСС преподавать. Скандалить начала от безделья. В общем, я подал на развод. Предложил отдать дом, обеспечение сыну, естественно, ей какие-то деньги. А в ней проснулся инстинкт строителя коммунизма: мое – мое, и твое – мое. Затеяла процесс. И пошло-поехало. Оказывается, она больная чуть ли не смертельно. Кроме того, я ее, оказалось, практически насильно увез с милой родины. И еще: у нее упущенные возможности! Она в университете преподавала, а тут не может! Карьеру ей сломал. Потребовала фирму на нее переписать со всей клиентурой и, помимо дома и выплат на сына, единовременную компенсацию… Короче, я отдал все, что у меня было. И мы расстались друзьями. По крайней мере, сына могу видеть беспрепятственно. И даже прописан в Москве в ее квартире. Не думал, что нужна мне эта прописка, забыл про нее. А паспорт вот для чего пригодился: для штампа, чтоб на тебе жениться!.. После развода улетел в Европу, открыл бюро, строю дома, когда заказы есть. Построю, получу гонорар, живу до следующего заказа. Копить не люблю, толку никакого.

– Что же потом… Ты так и остался один? – Этот вопрос Сашу, конечно, интересовал больше всего.

– Один в большом городе… – усмехнулся Леня. – Были всякие. И никого. Вот как-то так.

– А Москва? Ты часто в Москве бываешь?

– Последние годы строю дома по большей части нашим. Или тут, или им же, но в разных частях света. Сейчас вот прилетел заказ получить, обговорить пожелания. И вдобавок тебя нашел. Верней, все остальное теперь – вдобавок к тебе.

– Тогда хорошо. Только знаешь… ты из ее квартиры все же выпишись, пожалуйста. А то я, кажется, жутко ревнивая.